Пустынкины сны

 
              Пустынкины сны

Апогея Пустынкина сладко спала. Ей снился зубр. Он был совсем не страшный. Спутанной гривой и выпученными глазами зверь напоминал ее пропавшего в тайге мужа Левушку. Соскучившись по супругу, Апогея попробовала во сне погладить зубра, но он свирепо затрубил и боднул Пустынкину. Она в ужасе закричала и проснулась.
Из горницы эхом откликнулся неопохмеленный свекор. Огорчительный на слова, он сипло рявкнул: «Цыц, вумен!» и снова брякнулся в чашку с солеными огурцами. Через минуту хату сотряс храп пополам с бульканьем.
Апогея тихонько встала, отодвинула чашку, взяла подушку и бережно подсунула ее под голову свекра: «Вот ведь добрый человек, но много читает... Как прилепит к кому позорное словечко типа «вумен», так хоть паспорт меняй — вся деревня забывает твое настоящее имя!»
Муж ее тоже был хорошим человеком. Три раза в год уходил на охоту, по возвращении был вежлив и молчалив. Свекор заявлял, что от него пахло недочеловеком, и не общался с сыном, пока Апогеюшка не возвращала мужа к людской наружности. Она топила баню, стригла своего Левушку, и три дня он не вставал с постели, будучи любовно настроен и пьян.
Лев был максимален во всем: если охотился, то по четыре месяца, если в чувственном плане, то дарил жене ежегодно медвежью шубу!
Когда год назад Лев не вернулся с охоты, свекор объяснил, что сын его стал «энимелзом», Апогею объявил временной вдовой, а сам переехал жить в летнюю кухоньку — хороший человек! Не погнал несчастную обратно к родителям, а оставил владеть хатой и подсобным хозяйством.
Апогеюшка умильно сложила на огромной груди белые ручки: «Ах, свёкер! Сейчас вот выспится на столе, в горнице, выпьет рассолу литр и снова уйдет на неделю в кухоньку — родня!»

Апогея подошла к окну, пытаясь рассмотреть заметенный снегом двор: «Надо попросить завтра свекера расчистить снеговые проходы к воротам, курятнику и прочим местам необходимого пользования. Н-да... Встать что ль на лыжи с утра, махнуть десятку километров до опушки и посмотреть, не идет ли из тайги Левушка? Это ведь ненормально, что к недоказанной вдове во сне зубры стали приходить»! Апогея смахнула с ресниц слезы. А если что — можно свергнуться в урочище бабы Каси. Она, Кассиопея, все сны объясняет как по-писанному. Бабаня любит за самовар¬чиком рассказать историю их села с вариациями. Например, на крещенские Кася поведала Апогее, что основателем их деревеньки был ее прапрапрадед — астроном и геолог. Первопроходец был настолько хорош, что от него забеременели все девки бывшей старообрядческой общины. Детям он дал красивые имена: Аэлита, Пифагора, Джордано, Апогея, Кассиопея и сочинил фамилии: Стрельцов, Светилов, Млечный, Антрацитко, Рудины, а от них уж пошли Затменевы, Шахтушкины, Буриловы.
По другим версиям, Кассиопея и сама была ученая, а предок пришел по велению Петра Первого искать корабельный лес и золотоносные реки.
С бабой Касей не соскучишься... Она в девяносто лет рубила кубометрами дрова и шибче детей слетала с горы на санках.
Свекор тяжело вздохнул... Апогея встрепенулась: «Рассолу, быстро рассолу, а то в тристесс-тоску впадет, горюет по сыну».
Свекор, булькая, опустошил банку едкого рассола. Глаза его прояснились. Он поблагодарил сноху, босиком пересек двор и скрылся в кухоньке.
Апогея ахнула — забыла сказать, чтоб двор почистил: «Дура ты, Пустынкина, дура!» — ругнула она себя и пошла искать в сенях лопату.
В девичестве Млечная, характеру она была кроткого, а в работе нахраписта и шустра.
Скоро двор обесснежился до черной, уснувшей на зиму земли.
После борьбы с сугробами и вкусного обеда Апогея прилегла на краешек кровати помечтать...
За окном как-то странно потемнело, в печи ревматиком заныл ветер, а дверь вдруг распахнулась, и на пороге пред изумленной Апогеей предстал тот же пучеглазый зубр. Апо¬гея ничуть не испугалась. Тонким бабьим чутьем она доперла до мысли, что этот «энимелз» и впрямь ее муж. Тихонько, чтоб не спугнуть зубра Левушку, она приблизилась к нему и, вытеснив грудью из хаты, пошла впереди, заманивая зверя в курятник: «Тут тебе, Левушка, будет тепло и вольготно, — шептала она, — скоро курям бошки посрубаем, съедим. Петуха свекру на кухню сбагрю. Вот и будешь ты спокойно почивать, а я, глядишь, коечку в углу поставлю...»
Зубр был, видимо, не против. Он разогнал недобитых пеструшек, тяжело вздохнул и стоя заснул, как, очевидно, и положено всем зубрам. Апогея так же тихонько выбралась из курятника, закрыла дверь на засов и счастливая направилась к дому.
На пороге, в тулупе до пят, сидела Кассиопея.
Апогея всплеснула руками:
—  Да как же ты, бабушка, в таку гору взвинтилась?
—  Дура ты, Апогея, какая ж я бабушка в девяносто-то лет?! Зови в хату!
Апогея веничком смела снег с ее тулупа, с валенок и, тараторя, повела подругу в горницу.
—  Кассиопея, тут шо творится, сроду не поверишь!
—  Что, муж вернулся?
—  Да, но в образе зубера.
—  Это что! Мой во время войны на побывку Змей-Горынычем три раза прилетал.
—  Правда? — обрадовалась Апогея.
—  Было дело! Самогон рассолом разбавляла, чтоб не спалился заживо.
—  Но ночью-то как?
—  Давно было, не помню. Что твой-то говорит?
—  Мычит и бодается.
—  Нормально! А тюри дала?
—  А что ж, зубер будет тюрю с самогоном?
—  Ты мужиков не знаешь, они в любом образе литрами алкоголь лакают.
—  Пойду намесю.
—  Подождет. Давай сначала сами выпьем.
Женщины приняли по стаканчику, и бабка вдруг пустилась в пляс. Кася обскакала вприсядку всю хату, трижды пробежала по потолку, грохнулась у печки на «шпагат», ди¬ко захохотала и вылетела в трубу.
Апогея от страха пробудилась. В окно смотрели: счастливые Левушка и свекор. Вскрикнув, она кинулась к двери. Супруг нежно укутал ее в беличью шубу:
—  Задержался вот. Белок ить только в глаз бьют. Задер¬жался, угодить хотел...
Свекор выразился:
—  Крейзе он и в тайге крейзе. Баню топи.
—  Счас, я только зубера выпущу из курятника. Свекор оглушительно икнул.
—  Сынок, ты больше на столько не пропадай, а то она рассудком двинется. Зубра пошла среди курей искать!..
Апогея все же открыла дверь сарая — внутри была только домашняя птица.
Свекор обидно хохотал и кричал из дому: «Мамонта нам на закуску неси, мамонта!»
Апогея радостно рассмеялась, побежала к баньке, твердо решив навестить через недельку Кассиопею: «Жива ль бабка? А то ведь вон как в трубу-то вылетела... Кстати, скоро святки — гадания! Може, чё нового в супружеской жизни выяснится...»