Лукиан

ЭПИГРАММЫ

Перевод Н. П. Баранова

1
 
Все это я, Лукиан, написал, зная глупости древних.
 
Глупостью людям порой кажется мудрость сама.
 
Нет у людей ни одной безупречно законченной мысли;
 
Чту восхищает тебя, то — пустяки для других.
 
2
 
Будучи юным еще, Ферон, сын Мениппа, постыдно
 
Деньги отца промотал, в тратах не зная границ.
 
Это узнал Евктемон, старинный приятель Мениппа,
 
Юношу он пожалел в бедности горькой его
 
И, прослезившись, сказал: " свой дом я тебя принимаю;
 
Зятем ты станешь моим, я и приданое дам".
 
Но не успело к Ферону богатство вернуться нежданно,
 
Как обратился опять к тратам привычным Ферон.
Так он приданое все расшвырял до последней монеты,
 
Ставши рабом живота, сделавшись блуда рабом.
 
Снова беднягу Ферона несчастий волна захлестнула,
 
Гибельной бедности вал, снова нахлынув, увлек,
 
Плачет опять Евктемон, но он не Ферона жалеет.
 
Горе! Приданого нет, дочери горестен брак.
 
Опыт его научил. И узнал Евктемон, что не станет
 
Деньги чужие беречь, кто и своих не сберег.
3
 
Смерть ожидает тебя — так истрать, не жалея, богатства;
 
Но не окончена жизнь: побереги-ка добро.
 
Мудр только тот человек, кто, постигнув и то и другое,
 
меру добро бережет, в меру и тратит его.
(нищему можешь отдать и обол,
но не последний- на любовь и за стол...)
 
4
 
Смертны владения смертных, и все они быстро уходят.
 
А не уходят — так мы сами уходим от них.
(Богами даже кто любим- на встречу с ними- не спешим...)
5
 
Целая жизнь для счастливых — такое короткое время,
 
А для несчастных людей ночь бесконечна одна.
 (умную мысль философ сказал-
подумал Эйнштейн- и доказал!)
6
 
Нет, не любовь обижает наш род, но беспутные люди
 
Все безрассудства свои рады свалить на любовь.
(как мир ушедший- любовь стара- кому-то жизнь,
кому- игра...)
7
 
Быстрая радость приятна. Но если замедлит с приходом,
 
Станет ненужной, и вот — больше не радость она.
(во- время радость дарите- счастье иначе проспите...)
8
 
Всякий худой человек продырявленной бочке подобен:
 
Сколько в нее ни вливай — бочка все так же пуста.
( человек подобен бочке- столь же полон или пуст...)

9
 
Можешь поступок постыдный укрыть от людей; от богов же
 
Даже и в мыслях своих скрыться тебе не дано.
(и от бога мысль утаив- от себя её не скроешь...)
10
 
Самое тяжкое зло, что приходится вынести, — это
 
Друг вероломный, когда дружбы союз предает.
 
Мы в нем не видим врага, а, напротив, по-дружески любим,
 
И оттого пострадать больше приходится нам.
 (вдвойне страшней предавший друг-
когда всем веры нет вокруг...)
11
 
Если ты тайну узнал, запечатай молчанием губы.
 
Ибо сокровищ важней речи иные беречь.
 (а чтоб не раскаяться до скончания дней-
язык прикуси- это будет верней...)
12
 
Только в богатстве души настоящее наше богатство;
 
Все остальное таит больше печалей в себе.
 
Только того справедливо назвать подобает богатым,
 
Кто достоянье свое с пользой сумел применить.
 
Если ж за счётами он изнывает и вечно стремится
 
Нагромоздить на добро новые горы добра, -
 
Я уподоблю такого пчеле, наполняющей соты:
 
Ей лишь работа, а мед весь достается другим.
 (пчелою будь- другим услада, но жизнь отдай,
коль надо- с ядом!)
13
 
Ахеменида землей я была, но землею Мениппа
 
Стала теперь; и к другим после еще перейду.
 
Первый считал, будто мною владел он, второй — что владеет,
 
Но у меня лишь один вечный владелец — Судьба.
 
14
 
Коль улыбается счастье, тебе улыбаются люди;
 
Станешь молиться богам — боги услышат тебя.
 
Если ж несчастье случилось, то все от тебя отвернутся.
 
Стоит нагрянуть беде — станет враждебен любой.
(да, неизменно всё от вЕка- неблагодарность человека...)
15 НА СУДЬБУ
 
Многое может свершить негаданно воля богини.
 
Гордых смиряет она, помощь смиренным дает.
 
Пусть золотые текут по полям твоим реки, однако
 
Должен ты будешь пред ней гордой склониться главой.
 
Ибо не мальву ломает Борей, не болотные травы -
 
Валит он наземь и дуб, и горделивый платан.
 (уж так устроена судьба- за изобилие- борьба...
и на земь ДУбы и Платаны, когда сражаются Титаны...)
16
 
Лучше гораздо решенье, созревшее медленно. Если ж
 
Было поспешным оно — скоро раскаешься в нем.
 (но бесполезно то решение- когда упущено мгновение...)
17
 
Шесть часов для труда предназначены; те, что за ними,
 
Самым значением букв смертному молвят: "Живи".
 
18
 
Если ты скор на еду, но вял и медлителен в беге, -
 
Ешь ты ногами тогда, рот же для бега оставь.
 
19
 
Моешь индуса зачем? Воздержись от работы напрасной:
 
Сумрак ночной озарить ты ведь не можешь лучом.
 (по счастью луч доступен нам-
ползучей зеленью ислам...)
20
 
Апис, кулачный боец, никого и не ранил. За это
 
Был от соперников он статуей этой почтен.
 
21
 
Всюду, где были в Элладе кулачных бойцов состязанья,
 
Я, Андролей, приходил биться на каждом из них.
 
Писе я стал одноухим, без глаза остался в Платеях,
 
Полуживого меня в Дельфах едва унесли.
Начал отец мой просить и сограждане, чтобы с арены
 
Или калекой меня, или хоть мертвым забрать.
 
22
 
Животворящая, будь благосклонной, Грамматика! Голод
 
Лечит лекарство твое: "Гнев, богиня, воспой…"
 
Надо прекраснейший храм за такую воздвигнуть заслугу,
 
Жертвенник в нем водрузить, жертвами полный всегда.
 
Ведь, всеобъемлющей, все преисполнено в мире тобою:
 
Полнится море тобой, гавани все и пути.
 
23
 
Демона много болтавший, зловонный изгнал заклинатель:
 
Но не заклятьями, нет — только зловоньем своим.
 
24
 
Даже Химера, свидетель Гомер, так ужасно не пахнет,
 
Также и стадо быков, дышащих страшным огнем,
 
Лемнос, исполненный скверны, и гнусные Гарпий объедки,
 
У Филоктета нога гнойная так не смердит…
 
Все полагают, что ты превзошла, Телесилла, зловоньем
 
Лемнос, гниения смрад, Гарпий, Химеру, быков.
 
25
 
На состязанья в Немею явился поэт, но увидев
 
Лучших поэтов, сказал: "Горло болит, онемел!"
 
Если ж на играх Пифийских он встретится с ними и скажет,
 
Что опифел он, никто верить не станет ему.
 
26
 
Все собираюсь спросить, расскажи мне, Гермес, как спускался
 
мрачное царство теней этот болтун Лоллиан?
 
Если молчал он, дивлюсь: и тебя поучал он, пожалуй.
 
Встретить такого, увы, даже и мертвым — беда.

Материал из Википедии — свободной энциклопедии
 
Вымышленный портрет Лукиана, XVII век

Лукиан из Самосаты (греч. ;;;;;;;;; ; ;;;;;;;;;;, лат. Lucianus Samosatensis; около 120—180 гг. н. э.) — древнегреческий писатель. Сын бедного ремесленника-сирийца из города Самосаты (Сирия). Родным языком Лукиана считается арамейский. Лукиан получил общее и риторическое греческое образование, имел адвокатскую практику в Антиохии, много путешествовал (посетил Грецию, Италию, Галлию), изучал право в Афинах; под конец жизни получил почётную должность прокуратора в Египте.


 
Жизнь и творчество
Творчество Лукиана обширно: оно включает философские диалоги, сатиры, биографии и романы приключений и путешествий (часто откровенно пародийные), имеющие отношение к предыстории научной фантастики. В первых своих сочинениях Лукиан отдаёт дань риторике («Тираноубийца», «Похвала мухе», «Сон» и другие). Но скоро он разочаровывается в риторике и грамматике и заостряет против них свою сатиру («Лексифан», «Лжец», «Учитель риторики» и другие). Впоследствии он обращается к изучению философии, но сначала не становится сторонником какой-либо философской школы и одинаково высмеивает в своих произведениях философов различных направлений. Одно время он увлекался кинической философией, позднее отдает предпочтение философии Эпикура. Лукиан осмеивает в своей острой сатире как отживающее язычество, так и устанавливающееся христианство. Наиболее яркими произведениями Лукиана, в которых он смеется над богами Олимпа, являются его «Разговоры богов», «Морские разговоры» и «Разговоры в царстве мертвых». Везде Лукиан смеется над мифологическими образами.

По свидетельству словаря Суда, Лукиан умер, растерзанный собаками, «за то, что лаял против истины» (то есть христианства). Повод к легенде, видимо, дал сам Лукиан, пошутив однажды, что киники едва не растерзали его, как собаки Актеона («О смерти Перегрина»).

Лукиана часто называют «первым писателем-фантастом» в истории, имея в виду его «фантастические» романы — «Икароменипп» (лат. Icaromenippus) (ок. 161; рус. 1935 — «Икароменипп, или Заоблачный полет»), давший название литературоведческому термину «мениппеи», и «Правдивая история» (лат. Vera Historia) (ок. 170; рус. 1935). В первой книге герой совершает космический полет на Луну с помощью крыльев (и с единственной целью — взглянуть на земные дела «с высоты»), после чего посещает Олимп; во второй, претендующей на титул «первого научно-фантастического романа в истории», — путешественники-мореплаватели также унесены на Луну (штормовым вихрем), встречают там множество экзотических форм внеземной жизни, активно вторгаются в местную «политику» и даже участвуют в «звездных войнах» за планету Венера.

Сатирические произведения Лукиана с их резкими нападками на религиозную ортодоксию и власть оказали большое влияние на поздних авторов, среди которых выделяются Ульрих фон Гуттен, Томас Мор (переводчик многих сочинений Лукиана на английский язык), Эразм Роттердамский, Франсуа Рабле, Джонатан Свифт. В сатирических диалогах Ульриха фон Гуттена, особенно в диалоге «Вадиск, или Римская троица», несомненно чувствуется отзвук сатирических диалогов Лукиана, также и в сатире Эразма Роттердамского «Похвала глупости». В фантастике романов Рабле можно даже найти прямые параллели к «Правдивым историям» Лукиана. «Правдивые истории» Лукиана стали прообразом «Путешествия Гулливера» Свифта.