Друг мой Колька
Я пришел в 51-ю школу, в восьмой класс. Как это обычно бывает, в первые учебные дни между «старожилами» идет бурный обмен летними впечатлениями. Новички пока держатся в сторонке и порознь. Со временем ажиотаж утихает, «хозяева», наконец, обращают внимание на «пришлых».
И вновь оживает интерес, прямо, как на вокзале: кто, откуда и когда приехал и т.п. Помню, первое, что бросилось в глаза – почти, все девчонки были со мною одного роста или чуть выше меня. А из ребят большим ростом и очень взрослым видом выделялся симпатичный блондинистый парень. Это был Володя Коринец. Я даже подумал, что он, наверное, из десятого класса к нам зашел зачем-то, да так и остался - понравилось ему в этом восьмом классе. А, что? Со мной такое было в первом классе, только немного наоборот.
…Я с помощью моей незабвенной бабушки Наташи пришел в первый класс уже, можно сказать, «переподготовленным» - «всё умел и всё знал». Сейчас бы сказали: пора убивать. А тогда меня по предложению учительницы через неделю после знакомства с первым классом попробовали перевести во второй. Я как глянул на старенькую, в очках и очень строгую на вид тамошнюю учительницу, сразу запросился обратно. Меня пытались уговаривать, дело дошло до слёз! Вернувшись после трёхдневного отсутствия в свой «родной» первый класс, я как маму обнимал нашу первую учительницу - молоденькую, красивую, едва мне ещё знакомую. И шумно целовался с одноклассниками и… одноклассницами...
Кстати, об одноклассницах-восьмиклассницах. Мне показалось, что их заметно больше, чем ребят. Почему? На самом деле нас было поровну. Но они были ростом выше половины ребят. И я очутился, как раз, в этой, «нижней» половине. Кто ещё в ней? Сейчас вспоминаю: Лешка Кочетов, Толик Пекшев, Витя Мельников…
Наиболее колоритным среди малорослых был крепыш Колька Варченко. Он сразу обращал на себя внимание. И своим плотно сбитым корпусом – как будто, уже на флоте побывал… подводном, конечно. И косой соломенной чёлкой. Чем он привлёк меня, так это открытым, почти наивным взглядом серо-голубых глаз. Красивый был паренёк. Только что, ростом маловат. Но я не помню, чтобы он когда-нибудь в дни нашего общения «комплексовал» по такому мелкому поводу. У него были два неоспоримых преимущества перед многими ровесниками. Во-первых, Колька был – умен, чёртушка. Учился очень легко. Я, например, тоже в учебники заглядывал, практически, только перед самым уроком. Но у Кольки, почти, по-взрослому было развито чувство ответственности и исполнительности.
В первые месяцы учебного года я методом проб и ошибок искал себе друга. Делал это неосознанно. Подружишь с кем-то некоторое время, получишь какой-нибудь сюрприз - например, педсовет по вопросу об исключении из школы. А, что? Легко. Тогда это было в моде. Или: друг тебе всё об одном толкует, а ты ему - о другом. Так тоже, долго не подружишь.
Дружили чаще «по дороге в школу и обратно», или « кто с кем рядом живёт». С этим у меня было не очень: то я на своем хуторе пропадаю, то по разным квартирам в посёлке… Но уже начинали складываться отношения по интересам. У меня и с этим не сразу всё получилось. Группы то распадались, то «собирались»… Кого спорт объединял, кого искусство. Была очень популярна так называемая тогда художественная самодеятельность. Всматриваешься сегодня в пожелтевшие фотографии: какие бравые хлопцы гопака отплясывали! Вовка Маркин, Юрка. А девчонки! И Маша, и Таня, и… да, многие. Но у меня, как я ни старался, артистические таланты так и не проявились. Преподаватель пения, симпатичный, кудрявый баянист, ставил хор на сцене. Никого не прогонял. Он поступал мудро. Пройдет по ряду, когда ты во всё горло стараешься доказать свою добросовестность, прислушается. И деликатно так, передвинет тебя, самого горластого: сначала на краешек, потом, и, вовсе, в задний ряд. Короче, энергия творчества, энергия любознательности настойчиво искала выход.
Оставались некоторые, кому не нашлось места ни в спортивной команде, ни в творческой… В их числе и я был, и Лешка Кочетов, и Колька… ребята, пришедшие из «витимской» (ныне пос. Октябрьский) семилетки…
Постепенно на основе приязненных отношений складывались «компании»… Мы сблизились с Лешкой, с Танюшкой… так или иначе, наше трио колыхалось, дополняясь то одним, то двумя мальчишками… Что у них было в голове? Лет через пятьдесят выяснилось, что центром тяготения для многих была Татьяна. И с Колькой, встретившись через полвека, в считанных наших беседах в первую очередь нашлось место, как раз, воспоминаниям о ней. Да, случаются и запоздалые открытия. Ушел от нас Николай не вовремя, если, вообще, такое возможно – покинуть мир вовремя. Мы планировали с ним ещё о многом поговорить, пробовали дать оценку собственным жизням. Между прочим, обсудили и вопрос об актуальности данного сборника…
Не могу с чистой совестью утверждать, что непосредственно в годы учёбы мы были с Колей дружны персонально. Так - в коллективе, в составе группы. Иногда ситуация сводила нас ближе, когда больше ничто нас не занимало, или, вдруг, временно возникали общие цели. Колька особой навязчивостью не отличался. Он был самодостаточен. Ближе, чем с кем бы то ни было, Колька сошелся с Володей Коринцом. После восьмого класса ушел в вечернюю школу Володя Маркин. Так что, с этого времени можно уже говорить об одном Володе в нашей компании. Компания – громко сказано. Володя уже в то время был слишком серьёзным человеком, чтобы слоняться с нами по улицам или на ходу списывать у девчонок домашние задания. Это было выше его принципов – чёткого распорядка дня и ясных жизненных целей. С Колей их объединяли, думаю, не строгие принципы – Колька, просто из самолюбия, не допускал плохих оценок, без всяких определённых целей, как мне казалось. Они с Володькой, уважали друг друга за силушку, хорошие результаты в учёбе и… житейскую рассудительность. Я так думаю.
Нас же с Колей сблизила уже послешкольная жизнь. Вы не поверите, три недели совместных целей склеивают людей, а восемнадцатилетних пацанов - так очень даже крепко. Я имею в виду один общий факт нашей с ним биографии. Здесь надо будет напомнить о том, что Колька - шутки шутками - а, стал-таки, единственным среди нас медалистом в том памятном 1960-м году. Медаль была серебряная, и мне запомнилось, что Колька не задыхался от гордости, а снисходительно, по-мужицки так отмахивался от восторженных поздравлений. Ещё и ворчал – не золотая же. Но могу сказать, все искренно радовались этой медали – ведь, она была одна на весь класс и на всю школу.
Так, о чём я? Летом, после получения аттестата все наши как-то рассеялись. Бродишь по жаре – пустой городок, ни одного «завалящего» дружка. Где все? А все – готовятся, кто к вступительным, а кто и… к переэкзаменовке… Да, прискорбное событие из нашего прошлого. По-моему, это были Юра и Эдик. Может, ещё кто – не запомнил. Для нас это было неожиданностью. Ребята были не какие-нибудь прогульщики или тупые. Скорее наоборот – толковые, каждый по-своему, конечно. Но, подолгу нас такие размышления не занимали. Особенности возраста?.. Или некоторая инфантильность была присуща всему поколению? Как бы там ни было, двойки – двоечникам, а кесарю…
В один из жарких июньских дней встретились мы с Колькой посреди посёлка и озадачились: куда бы пойти? Лешка, с которым мы обязательно сообразили бы, чем заняться, уже был на пути к своей армейской судьбе. Эдик работал где-то на Хабле и готовился к переэкзаменовке. Не до гулянок ему. Володька, наверное, тоже дома сидел в Афипской, к армии готовился. Или в институт? Сегодня об этом его самого спросить можно – слава Богу, он тоже с нами, в этом «сборнике». Как бы там ни было, именно мы встретились с Колькой в тот изнурительно жаркий июньский день. И, то ли перегревшись, то ли ещё почему, мы приняли неожиданное решение. Решили испытать судьбу – попробовать поступить в Грозненский нефтяной институт, а заодно посмотреть город Грозный. И, вообще, – развеяться.
Нам сразу же стало весело, мы ощутили себя не просто одноклассниками, но и единомышленниками. Как бы это отметить? Пойдём к Петру - он сейчас один, семья в отъезде - навестим брата. Пошли к Петру. Петро, старший брат Николая. Серьёзный и симпатичный мужчина. От него веяло чем-то былинным и… колосистым. Вообще-то, у них семья многодетная, но я из братьев Варченко знал ещё только Петра и младшенького – Жорика. Когда я пишу эти строки, испытываю чувство неловкости: ни с Колькой, когда тот зазывал меня во время одного из своих последних визитов, ни после, когда уже Коли не стало, так и не зашел я к Петру в гости... Так и опоздал… Вечно с нами такое происходит.
…Приходим к Петру. Он очень гостеприимным мне тогда показался. С ходу выкладывает на стол всё, что есть в доме из съедобного. Не помню, холодильники тогда у всех были? А самое главное – бутыль. Вы бы посмотрели на эту бутыль! Литров на пять, не меньше. Правда, не полная. «Ну, говорит, мужики!..» Мы со страхом переглядываемся с Колькой. Короче, поздравил он нас с окончанием, с медалью и со всем, что только мог припомнить, и мы эту пузатую бутыль ещё раз «переполовинили» В памяти – только эта бутыль. Остальное уже ни я, ни Колька толком и припомнить не могли, как ни старались, даже спустя полвека. Я запомнил, но смутно, что мы сидели в сквере перед клубом и очень громко разглагольствовали. Даже забирались с ногами на лавочку и пытались обращаться к редким в такую жаркую пору прохожим. К чему мы призывали, не помню. Слава Богу, всё для нас обошлось без тяжёлых последствий. Петро потом удивлялся: «Та, шо вы там выпили?». Колька, в течение последующих, почти, двух лет нашего совместного пребывания в городке, при одном воспоминании о нашем первом алкогольном опыте, густо краснел. Была у него такая особенность – краснеть от стыда или неловкости. По крайней мере, в те юные годы.
О том, как развивалась и чем закончилась наша грозненская авантюра, я расскажу где-нибудь в отдельном очерке. Будет ещё случай. Но, Колька, «друг мой Колька» – так я к нему иногда обращался, с пафосом, намекающим на наши непростые приключения, что в нашем родном городке, что в гостеприимном городе Грозном – останется в моей памяти простоватым на вид, но по-крестьянски очень сметливым парнем и проверенным в деле товарищем. Потом, в дни последних наших встреч, сидя на террасе моего сегодняшнего «черноморского» домика, мы посмеивались и над нашим пафосом, и над нашими мечтами о нефтяных просторах Сибири и вздыхали – каждый о своем.
Григорий Пономарчук
пос. Черноморский, декабрь 3012
Свидетельство о публикации №113052105737