Голос, которому есть, что сказать

    Моё знакомство с Эстер Яковлевной Гессен произошло благодаря журналисту Леониду Виноградову (журналы «Нескучный сад», «Православие и мир», другие московские издания), лауреату престижного международного конкурса  "Надежда для Восточной Европы"  (первое место, Штутгарт, Германия). Впрочем, в то время, 29 лет назад, он ещё не был никаким журналистом, а был молодым матросом срочной службы Краснознаменной Каспийской флотилии. Кстати, хорошо помню, как Лёня  , будучи у нас в гостях, когда его отпускали со службы в плавмастерской,  великолепно декламировал стихи поэтов серебряного века. А Эстер Яковлевна – его мама, просто радовалась тому, что с сыном Лёней всё хорошо, и ему есть к кому прийти в далеком южном городе Баку.

 Она приезжала повидаться с сыном, и так случилось, что я и мои родители познакомились тогда с ней, за что я несказанно благодарен тому самому случаю до сей поры. Ибо помимо прекрасного общения с этой абсолютно неординарной личностью вскоре именно Эстер Яковлевна впервые обратила внимание уже тогда хорошо известного столичного литературного критика Инны Ростовцевой и популярного поэта Александра Иванова на мои юношеские вирши, во многом ещё, как я понимаю сейчас, весьма сырые, далекие от совершенства, наивные, но всё-таки искренние. Видимо, что-то в них было…

            А Леонид, кстати, тогда же, впервые познакомил меня с творчеством  Зульфикарова, что, к Лёниному удивлению,  оказалось в дальнейшем отправной точкой нашей многолетней дружбы с  Тимуром Касымовичем.

            В 1986 году я видел Эстер Яковлевну, как с сожалением полагал долгое время, в последний раз. А номер  Лёниного телефона по своей поэтической безалаберности потерял в 1995 году. Увы. Но, слава Богу, что теперь существует интернет! И Лёня меня таки нашёл не так давно! И мало того, к моему беспредельному восторгу, оказалось, что  несмотря на миновавшие 27 лет, удивительная, потрясающая девяностолетняя Эстер Яковлевна жива! В этой связи, забегая вперёд, нельзя не сказать хотя бы несколько слов благодарности за внимание к родной бабушке и финансирование её лечения и проживания её внуку Алёше, которого я помню маленьким мальчиком, сыном Елены. Мальчик вырос, стал бизнесменом и регулярно помогает бабушке. "Ты помнишь, Алёша, дороги  Смоленщины?.." 

Мы с Леонидом договорились о встрече и, сопровождаемые  группой талантливых людей – поэтов Саши Карпенко, Натальи Богатовой, Ольги Гулинкиной, художницы Елены Краснощёковой ( Сашина жена), самого Лёни и его супруги Наташи, отправились на аудиенцию к Лёниной маме, предварительно заглянув на Патриаршие пруды с целью приобретения соответствующего моменту самого лучшего в Москве букета роз.

О том, как именно происходила сия блистательная, радостная встреча, пусть расскажут фотографии,  я лишь повторю ту информацию об этой необыкновенной женщине, которая известна из различных публикаций в СМИ.

Эстер Яковлевна Гольдберг (в замужестве Гессен;  родилась 05.01.1923) — переводчица и мемуаристка, переводила с польского языка, в том числе произведения З.Косидовского и И.Неверли, окончила Московский институт  истории, философии и литературы имени Н. Г. Чернышевского, работала в журнале «Советская литература на иностранных языках», вдова Бориса Арнольдовича Гессена (1919—1980), сына пушкиниста Арно;льда Ильи;ча Ге;ссена (4 (16) апреля 1878 – 12 марта 1976), известного российского журналиста и литератора. Его перу принадлежат книги: «Набережная Мойки, 12. Последняя квартира А. С. Пушкина»,  «Во глубине сибирских руд… Декабристы на каторге и в ссылке», «Все волновало нежный ум… Пушкин среди книг и друзей»,«…Москва, я думал о тебе! Пушкин в Москве»,  «Жизнь поэта», «Рифма, звучная подруга… Этюды о Пушкине», Книги неоднократно переиздавались и были необыкновенно популярны в 60-70-е годы двадцатого века.

 Арнольд Ильич учился в Санкт-Петербургском университете на физико-математическом факультете, затем в 1912 году окончил там же юридический факультет. Занимался журналистикой, в частности был корреспондентом газеты “Русское слово”, в Государственной Думе всех созывов с 1906 по 1917 годы.  В послереволюционное время работал в различных издательствах. В 1927 году. пытался выпустить двухтомное собрание сочинений Анны Ахматовой, однако этот проект завершился неудачей. Уже в конце жизни Арнольд Ильич начал активно выступать с публикациями на пушкинскую тему. Дочь Эстер Яковлевны, Лена Гессен - переводчица, редактор, профессор русского языка, а внучкой является известная российская и американская журналистка и писательница Маша Гессен…

Через год после занятия в 1939 году польского Белостока Красной Армией отец отправил Эстер учиться в Москву. Она сама рассказывает об этом в своей увлекательнейшей книге мемуаров "Дороги, которые мы не выбираем"  (кстати, записи речей Эстер Яковлевны, которые приведены ниже, опубликованы ранее Машей Гессен): “В Московском университете я училась на филологии, тогда ещё не было гуманитарных факультетов при университете, а был такой институт ИФЛИ. А когда началась война, ИФЛИ влили в университет. Так что начинал я в ИФЛИ, а кончила в университете”.

В пятидесятые годы, когда умер Сталин, Эстер Яковлевна работала в польском издании журнала «Советская литература на иностранных языках», и проработала там сорок два года.

О немцах в 1939 году: “Немцы в 1939 году были у нас недолго, не больше месяца. В этот месяц все евреи позакрывали свои лавки. Мои родители не разрешили мне выходить из дома – и не только мне, вообще всех детей держали взаперти, потому что немцы устраивали такие штуки: был полицейский час до восьми, а потом стреляли без предупреждения. А потом вдруг в один прекрасный день время изменили: не с восьми, а с семи. А повесили объявление в шесть. А телефонов ещё почти ни у кого не было. Перестреляли в тот день десятки людей, которые вышли на улицу, считая, что могут ещё час куда-то идти. Но вот однажды я не выдержала – ну знаете, в шестнадцать лет сидеть как в тюрьме дома взаперти очень тяжело. И я умолила родителей, чтобы они меня выпустили к подруге, которая жила через улицу, то есть буквально десять шагов от нас. Я им поклялась, что я больше никуда не пойду, вышла, и не успела выйти из ворот, как около меня остановилась машина, и меня втянули туда. Я уже решила, что меня везут убивать. Оказалось – ничего подобного, оказалось, что немцы узнали во мне еврейку, а зная, что идиш похож на немецкий, возили меня с собой в пять или шесть магазинов – еврейские-то лавки были закрыты, так что возили в польские, а поляки по-немецки ни полслова – чтобы я им переводила, что им там надо было покупать, то есть просто как переводчицу взяли. А потом оставили меня на улице и уехали. Я с той поры носа из дома не высовывала”.

            О поездках на фронт в 1941 году под Москвой (Эстер Яковлевна прошла шоферские курсы): “ У нас было две основные ездки — в место под смешным названием Главресторантрест, и на окопы. Сначала мы ездили по разным точкам, на птицекомбинат, еще куда-то за продуктами, потом привозили в этот самый ресторантрест. Оттуда ехали на окопы по Волоколамскому шоссе. И это была самая нервная ездка. Потому что в кузове у меня теперь были продукты и два грузчика. А полуторка эта на малых оборотах всегда глохла. Заводить ее надо было такой ручкой спереди. И вот только эти грузчики мои запустят лапу в винегрет — как я им стучу, чтобы они вышли и заводили машину. И они, конечно, кроют меня трехэтажным матом. А вот по дороге обратно мы часто задерживались, потому что обстрелы были. Нам совершенно не хотелось умирать, и мы выбегали, бросали машины, прятались в кювет, а когда заканчивалась стрельба, мы опять заводили их и ехали. Кроме того, нельзя было фары зажигать. Мы далеко не всегда успевали засветло вернуться. Нас предупреждали - «старайтесь» - и мы старались. Но вот едешь, улицы не освещены, окна все занавешены, темно, как в могиле”.

О родителях перед войной 1941 года: “У советской власти была такая система: главу семейства сажали, а остальных ссылали. Когда за ним пришли и сказали, что его в тюрьму, а маму в Сибирь, мама села и сказала, что никуда не поедет. Они там пошептались и сказали: «Ну ладно, ваш муж поедет с вами в ссылку». Тогда мама собрала и свои и его вещи, их посадили в машину, и на этой машине подъехали к тюрьме. У тюрьмы его высадили, а маму оставили. Посадили её в какой-то поезд, на котором ссыльных посылали в Сибирь, а папу оставили там в тюрьме. Уже потом его оттуда выпустили немцы и тут же загнали в гетто, и тут же всё гетто уничтожили”.

Действительно, немцы довольно часто привлекали евреев в тех местах в качестве переводчиков. Пока к 1942 году не уничтожили всех. Уже после написания  этого материала и его опубликования откликнулась родная старшая сестра Леонида Елена… Вношу уточнение о судьбе Якова Гольдберга: он погиб в крематории  лагеря Майданек в 1943 году...

Мы сидим в гостях у замечательной женщины, Эстер Яковлевны Гессен, пьём чай, угощаемся блинами с мёдом и молдавским вином, которое пробует и она сама, и разговариваем, разговариваем, разговариваем обо всём на свете и слушаем, слушаем, слушаем её необыкновенный молодой голос. Голос человека, которому интересен каждый новый день, которому так любопытно, так страстно хочется знать: а что будет потом, что никакое время над ним не властно…  И шумел, шумел, шумел солнечный майский дождь за раскрытым окном, и гремела гроза над самым центром Москвы,  радостно приветствуя голос, которому есть, что сказать…

А фотографии здесь: