Булыжник в золотой оправе

Довелось как-то раз, я слыхал, одному ювелиру
порезвиться в фонтане капризной изменчивой Славы:
он представил на суд повидавшего многое мира
неказистый булыжник в тисках благородной оправы.

То ли муза его упилась до беспамятства хмелем,
то ль сказался на ясности помыслов возраст преклонный -
только заперся он у себя в мастерской на неделю,
создавая химеру в разрез красоты эталону.

Отсекал, шлифовал, натирал полировочной пастой,
в перерывах старинную трубку раскуривал нервно.
И скажу, забегая вперёд, что пытался напрасно
доказать, что он - супер, он-мастер, он-лучший, он-первый!

Для булыжника-честь. Как бездомному титул монарший.
Из под ног, из грязи да в такие небесные выси!
Средь умытых брильянтов, колец он воистину - старший,
в ярком блеске софитов и глаз, фотовспышек и лысин.

И толпился бомонд, разогретый своим любопытством:
дифирамбы слагали во славу, визитки совали.
Отходили с улыбкой, шептались: "И, всё таки, свинство...
Моветон, господа: благородный металл оскандален!"

Но молва разнеслась, пропиарила камень, как надо:
откровенную блажь старика пронесли, словно знамя.
Но... к чему это я? А достаточно беглого взгляда
провести параллель между камнем в оправе и нами.

На виду, на слуху, языке - остальное не важно!
Пусть слегка кривобоко, развязно, нелепо и дико...
Будь назойливо - ласков, приветливо - щедр, эпатажен...
Расчищай себе путь на вершину локтями и криком...

Распахнёшь для слепящего солнца скрипучие ставни...
Телевизор... газета... в глазах зарябило от славы...
Век упадочен, друг... Там и тут однотипные камни -
огрубевшие души в тисках благородной оправы.