продолжение Часть I. Испытание любви нанотехнологи

         продолжение.  Часть первая. Испытание любви нанотехнологией. (повесть "Непрощенный")   
(http://www.stihi.ru/2013/05/13/7158)

        Он просмотрел все репортажи, все аналитические программы по поводу острова мертвых, по поводу заказчиков и исполнителей – но так и не увидел главного: нигде не всплыли закадровые голоса, никак не дал о себе знать тот, маячивший стеллой бело-серый балахон со скрывавшим лицо капюшоном; остался только маньяк-одиночка, к удивлению не сменивший приветствие «рот фронта» на «зик хайль», но при этом позиционирующий себя не как интер-бригады, а как фашистский последователь европейского расового порядка. Псих что-то лепетал о возмездии за Югославию, о каком-то очищении континента от крови мусульман, о своей исключительной роли в истории, при этом осутствовал краеугольный камень – не было тех, кто прогонял в подсознании четким полу-металлическим голосом что-то очень напоминающее инструкции по этому обкуренному идейной пропагандой наемнику. Ему нужна была не разгадка синих крестов за сутки до трагедии, ему хотелось определиться – кто его истинный хозяин, и за что его могут пришить как ягнёнка в каком-нибудь  очередном их мюзик-холле.

         Показанный в одной из программ, растиражировавших  неожиданно всеми тв- каналами еврозоны  подробности произошедшего в норвегии,  пожилой мужчина с  проплешью на макушке, дававший интервью спиной к зрителям, словно, боясь быть узнанным,   утверждал, что он отец  того самого скандинавского охотника за скальпами мусульман, уверял,  что его сын после случившегося должен был покончить с собой - стало интересно, какое дело пожилому джентльмену до 77 трупов записанных за его сыном норвежской правоохранительной системой? Неужели он не понимает, что сын всего навсего зомбированная пешка, которой жертвуют в начале партии  опытные гроссмейстеры, чтобы вовлечь противников в азарт игры?  Собственно, этот отец ему не понравился. Мать же, как и всякая мать, как его собственная, оказалась на высоте. Но это делало женщину заложницей мурзона, разыгрывавшегося на глазах ошельмованной общественности. Ощущалось, исходя из личного опыта – той осталось недолго. Он вспомнил, что его собственную мать добили очень быстро – матери таких сыновей обычно обречены, система съедает их на редкость безжалостно, хотя к кому она хоть когда испытывает жалость.

         Так и не поняв главного: своей  роли в этой бессмысленной истории, он получил новое задание и временно выпал из реальности происходящего. Его снова командировали на юг. Объектом была средних лет гречанка. Добыть требовалось установленную по месту аппаратуру: троянский  конь. Чья была техника не уточнялось, и он опасался, что за дамой могут вести наблюдение настоящие хозяева, что всегда чревато лишними затратами денег и энергии. Однако, дельце оказалось пустяковым, по всей вероятности  объект был в режиме автономии или ожидания, и если самому не оставить отпечатков пальцев, то ищи его неизвестно где. Аппаратура оказалась закамуфлирована под  систему: кибер-китти  с довольно приличным внутренним наполнением. Мадам была вполне ухожена и  досмотрена со стороны поставщиков информации, чувствовалось, что о ней заботились. До определенного часа: Z.

           Он, разумеется, наступил. За изрезанное лицо проститутки из «Непрощенного» его вряд ли кто спросит. Извлеченные материалы  поступили на базу, а раскромсанная шрамом Z греческая красотка осталась деградировать физически и психологически в небольшом  городке у подножья Олимпа. Тоже мне праматери цивилизации: полностью выеденные изнутри настоящей цивилизацией богов. «Мне очень жаль», - закрыл когда-то тему по его Зое заместитель главного врача, которого ему все ж таки удалось достать. Ему жаль. Интересно, которою из них. Ту что лежала под их электронными скальпелями, или тех, которые были принесены в жертву, чтобы отнять у эскулапов его  девушку?

          После операции  уже не хотелось возвращаться во Францию. Париж отчего-то напоминал только о Зое, только о добиваемой в его предместьях неудачнице француженке, которая умудрилась повстречать на своём пути парня, оказавшегося в один прекрасный день финансовым банкротом. Однако, как преступника, говорят тянет на место преступления, так  и его тянуло в места, которые всё равно напоминали о Зое. Или может он был излишне чувствителен к символам, порождающим воспоминания  о собственной никчемности. Вероятно, можно было избавиться от этого груза простейшим перекодированием ситуации, но он ещё помнил чисто физическую боль ото всех эти вмешательств, когда самое большое, что ты можешь – это выть в  одиночестве или стучаться головой о стенки.  Посему, как садомазохист, как монах,  сам себе наложивший епитимью, он неуклонно возвращался к той легкомысленной и  слегка капризной Зое, которая любила вышедшие из моды театры, с глупейшими постановками, типа «Проданной невесты» Сметаны,  долговязых девиц Лидо, морские гребешки в дорогих ресторанах и загорать на катамаране подальше от берега абсолютным  нагишом.

           Он специально выбрал тот городок в Болгарии, где они никогда не бывали вместе. Однако голос прошлого не менее чем через пару дней дал знать о мрачном настоящем Зое, проходящей, как принято писать, восстановительный курс за зарешеченными окнами бывшей обители какой-то французской знати, ярко-жизнерадостной афишей: «Сметана. Оперетта. Проданная невеста».  Главную женскую партию и партию Эсмеральды исполняла одна и та же актриса, правда согласно фамилии всё же не француженка, а гречанка. Нет – его не потянуло на представление. Ему представилось, как и на этой эллинке кто-то поставит в свое время знак: зеро. Ставки уходят в пользу казино.

           Может вместо нудной Европы смотаться на сафари? Кровожадные аллигаторы и вооруженные аборигены – могли оторвать от гнетущего психику скудоумия заполнивших Болгарию туристов, по большей части – русских, те словно вырвались из-под одной контролирующей их системы в другую, которая незаметно для последних подгоняла незадачливых освобожденных пожирателей телесных удовольствий под более  хитроумный, но технически менее заметный  режим  прессинга. Толстозадых идиотов незаметно для них самих скармливали истосковавшимся по легкой добыче акулам технократичного, давно знающего цену человеческой жизни и морали Западу. Хотелось ухмыльнуться: зеро, господа – малые народы. И где дают такие знания? Добывают собственным горбом, в котором складируются чужие тебе сновидения и видения. Как те синие кресты в Париже, недавно сменившиеся на оранжевые. Чем одни лучше других, чем парижская Эсмеральда лучше чешской? И чем его Зое была хуже всех этих загорелых охотниц за чужими карманами на Солнечном берегу? Только тем, что встретила его, а он не пожалел на их совместное будущее денег? Собственно и заработанных на этих ничего не подозревающих откормленных курортных курочках?

            Раздражение между заданиями, которые давали возможность не думать о чем-то сугубо личном, становилось всё более сильным и наступало все более быстро. Вероятно он становился трудоголиком, когда работа нужна была не для того, чтобы заработать на жизнь, а для того, чтобы вообще не думать о жизни.

           Однажды он работал в паре с русским. Тот в таких случаях повторял: чем больше узнаю ГАИ, тем больше нравится таможня. Что такое ГАИ уточнить не пришлось. Но сегодня он думал примерно так же: чем больше времени  на передышку, тем сильнее хочется уйти в работу.

(продолжение следует)