Лакримоза

Скрип пера и молва до утра затихает, сама же бросаясь в огонь.
Только как ни крути, а за белым диезом, всегда будет черный бемоль.
Шелест робкой секунды стремительно мчится в уверенный, гласный аккорд.
Так простите ж мне слабость мою, о мой Лорд! Но ведь музыка вечна. Plus fort de la mort!

Звон хрустальных бокалов у грани flebile, пусть вина утопает в вине!
И в багряном закате лик Фобоса, жаждой осевший на дне,
Заставляет дрожать. Но сознанье светло, а шаги не допустят промАх.
Моя поступь тверда, мои мысли чисты, хмелем вытеснен страх.

Он в безумии сладком ломает о пальцы преграды ночной тишины.
Эти губы сухие слепы, но послушны в отзывчивой лжи.
Пусть небрежные точки сливаются в ряд под нажимом чернил.
Он предчувствует смерть и в аккордах лишается сил.

Замирая, он шепчет, он стонет, он пишет, он воет под шелест пера.
Как свеча угасает ,стекая и плавясь - сгорает до тла.
Безупречные станы сплетаясь в узлы, забывают о счете реприз.
Рассекающим скерцо анданте. стремительно падает вниз
трепещущей трелью.
Чтоб нитью из звуков связать развороты листов.
Как поэзию знаков, не букв, но нот, интонаций , тонов.

Торопитесь, Маэстро! Не нужно, не плачьте! Творите, пока не зарделась заря!
Когда я на коленях замру, у Всевышнего милость моля.
Он навечно застынет в холодных тисках декабря.
Мой ангел.
Мой грех.
Мой палач.

Вольфганг.

Погибель моя..