Robert Service. За бруствером

РОБЕРТ СЕРВИС
(1874 – 1958)

Из сборника «Rhymes of a Red-Cross Man» (1916)

OVER THE PARAPET
ЗА БРУСТВЕРОМ

Весь день, когда рвутся на поле снаряды,
Стою я в окопе в дыму и в огне,
Но ночью я дерзкий пират из засады,
За бруствером светит Романтика мне.
Как же мечтал я о ней за постылой,
Тупой писаниной бухгалтерских книг,
В то время как образ, навеянный битвой
И кровию викингов в сердце проник.

Но лишь я подумал, как время, сняв маски,
Настало моё — я попал на войну.
И вот под свистящими пулями в каске
Я ползаю здесь, проклиная луну.
Ползу в одиночку, ища приключенье,
Среди мертвецов на нейтральной земле,
Где звёзды-ракеты в подлунном свеченье
На каждом шагу полыхают во мгле.

Есть звёзды-рубины — они так игривы,
И травы в кровавый окрасятся цвет.
И есть изумрудные звёзды — их гривы
На лицах солдат оставляют свой след.
Но хуже всего — это белые звёзды,
Чей пламень жемчужный как будто капель, —
Когда в серебре драгоценные грозди
Людей гравируют, попав прямо в цель.

И всё ж, это здорово быть слишком рядом
С опасностью тем, кем быть ночью хочу
На дьявольском пастбище — дерзким пиратом,
Когда нет луны, незаметным... Но, чу!
Что это было? — Похоже на трепет
От липкой руки, или ветер вдали?
Иль шелест травы, или призрачный лепет
Ночных привидений нейтральной земли?

Ведь лишь по ночам бродят призраки оны,
Бормочут и шепчут о жутких вещах.
На каждом пригорке рискованной зоны
И Богом забытой земле липнет страх.
Но что это? Тьфу! На желе так похоже
В прогорклой канаве… Вдруг из-под груди
Рванули три крысы огромные... Боже!
Пошли прочь с дороги и дайте пройти!

Но если есть ужас, то есть восхищенье.
Есть свет от траншей и сигнальных ракет.
Вон там он оранжевый, прям загляденье —
То бьёт батарея из мрака в ответ.
Со свистом снаряд мне пропел в три октавы,
Винтовки скандалят промежду собой,
И вот я, присев, на росистые травы,
Смотрю и любуюсь всей этой красой.

Бог! Что за жизнь! Но я мешкать не должен,
Пока ночь темна и себя не открыл,
Ведь долг на меня мой армейский возложен,
И, значит, не зря я сюда послан был.
Гранаты при мне, но на сердце тревожно,
И я пробираюсь неслышно в кустах...
Как вдруг слышу шорох в траве... Осторожно!
Неужто с врагом я столкнулся впотьмах?

И я в темноте его слышу дыханье.
Шаг в сторону... тише... как сердце стучит...
По запаху чувствую «гунн»... В ожиданье
Мозги закипают... Здоров гад на вид.
«Сдавайся!» — шепчу, видя в нём уже трупа,
А может быть смерть ожидает меня...
«Английская швайн!» — отвечает он грубо.
«Тогда будем драться с тобой!» — молвил я.

И вот мы, вцепившись в друг дружку, катались
В канаве сырой на нейтральной земле.
Мы дрались, валялись и просто кусались...
Я чувствовал: силы его на нуле.
Я сжал ему горло: он был близок к смерти.
«Тебя задушу я, немецкая швайн!
А ну, говори, у тебя есть ли дети
Иначе убью?!» — немец вымолвил: «Nein!»

Девять! О нет не смогу я такого
Папашу убить... Я его лишь связал...
Готов я прикончить был немца любого...
Потом сожалел, что слабинку я дал...
А днём для меня — это просто работа,
Одна та же песня в дыму и в огне;
Но ночью — есть жизнь, красота и свобода.
За бруствером светит Романтика мне!
--

Over The Parapet

All day long when the shells sail over
I stand at the sandbags and take my chance;
But at night, at night I'm a reckless rover,
And over the parapet gleams Romance.
Romance! Romance! How I've dreamed it, writing
Dreary old records of money and mart,
Me with my head chuckful of fighting
And the blood of vikings to thrill my heart.

But little I thought that my time was coming,
Sudden and splendid, supreme and soon;
And here I am with the bullets humming
As I crawl and I curse the light of the moon.
Out alone, for adventure thirsting,
Out in mysterious No Man's Land;
Prone with the dead when a star-shell, bursting,
Flares on the horrors on every hand.

There are ruby stars and they drip and wiggle;
And the grasses gleam in a light blood-red;
There are emerald stars, and their tails they wriggle,
And ghastly they glare on the face of the dead.
But the worst of all are the stars of whiteness,
That spill in a pool of pearly flame,
Pretty as gems in their silver brightness,
And etching a man for a bullet's aim.

Yet oh, it's great to be here with danger,
Here in the weird, death-pregnant dark,
In the devil's pasture a stealthy ranger,
When the moon is decently hiding. Hark!
What was that? Was it just the shiver
Of an eerie wind or a clammy hand?
The rustle of grass, or the passing quiver
Of one of the ghosts of No Man's Land?

It's only at night when the ghosts awaken,
And gibber and whisper horrible things;
For to every foot of this God-forsaken
Zone of jeopard some horror clings.
Ugh! What was that? It felt like a jelly,
That flattish mound in the noisome grass;
You three big rats running free of its belly,
Out of my way and let me pass!

But if there's horror, there's beauty, wonder;
The trench lights gleam and the rockets play.
That flood of magnificent orange yonder
Is a battery blazing miles away.
With a rush and a singing a great shell passes;
The rifles resentfully bicker and brawl,
And here I crouch in the dew-drenched grasses,
And look and listen and love it all.

God! What a life! But I must make haste now,
Before the shadow of night be spent.
It's little the time there is to waste now,
If I'd do the job for which I was sent.
My bombs are right and my clippers ready,
And I wriggle out to the chosen place,
When I hear a rustle . . . Steady! . . . Steady!
Who am I staring slap in the face?

There in the dark I can hear him breathing,
A foot away, and as still as death;
And my heart beats hard, and my brain is seething,
And I know he's a Hun by the smell of his breath.
Then: "Will you surrender?" I whisper hoarsely,
For it's death, swift death to utter a cry.
"English schwein-hund!" he murmurs coarsely.
"Then we'll fight it out in the dark," say I.

So we grip and we slip and we trip and wrestle
There in the gutter of No Man's Land;
And I feel my nails in his wind-pipe nestle,
And he tries to gouge, but I bite his hand.
And he tries to squeal, but I squeeze him tighter:
"Now," I say, "I can kill you fine;
But tell me first, you Teutonic blighter!
Have you any children?" He answers: "Nein."

Nine! Well, I cannot kill such a father,
So I tie his hands and I leave him there.
Do I finish my little job? Well, rather;
And I get home safe with some light to spare.
Heigh-ho! by day it's just prosy duty,
Doing the same old song and dance;
But oh! with the night -- joy, glory, beauty:
Over the parapet -- Life, Romance!