80-летие Гения

Константин Кедров
Андрей Вознесенский -Поэтарх Московский и все Я

Начну с эпизода почти мистического. Тогда в середине 90-х мобильников почти не у кого еще не было. Вдруг раздается звонок и голос Андрея в трубке:»Я звоню тебе из Индии из под Дерева Будды по мобильнику. Записывай-я тоже получил просветление:
«Настанет Лада Сredova-
Constanta Cedrova»
С точностью до написания русских и латинских букв я напечатал это в нашем совместном издании «Газето ПОэзия», как велел Андрей. Кстати писать «ПО» большими буквами-это тоже придумал он. С 1995й и до последнего месяца его жизни мы печатались в этом издании по настоянию Андрея вместе и на одну тему в каждом номере.  Хорошо, что сохранилась эта Поэтическая перекличка и уже никогда не исчезнет.Наша дружба Вспыхнула и засияла сразу ещё в середине 80-х. Но тогда мы виделись довольно редко . Встречались либо в Переделкино, либо в ЦДЛ и понимали друг друга с полуслова и с полувздоха. Вернее и понимать было нечего -мыслили наперегонки, опережая друг-друга в понимании того, что хотели сказать. Это было похоже на телепатию. А может  это и была телепатия. И вот в 1989-ом я попросл Андрея написать предисловие к Парижскому сборнику «Транстарасконщина». Тут то Андрей и написал фразу, которая до сих пор у многих вызывает падучую:  « Константина Кедрова можно назвать Иоанном Крестителем новой волны метаметафорической поэзии». Потом он повторил этот текст в предисловии к моему первому после тридцати лет вынужденного молчания «Компьютер любви» в 1990г. «Пусть они задохнутся от злобы!» Они и впрямь задохнулись. Годы были, прямо скажем голодноватые, а в ЦДЛ дорогущая пафосная кормешка. Подходит официант и Андрей ему гордо: «Нам два салата из крабов». Официант косо ухмыляется: « Это 50 долларов», мол не по Сеньке шапка. Андрей озорно так глянул на меня и на офицанта: «Потянем»!  А кругом какие то чучела, морды кабаньи по стенам клыками ощерелись. Подходит директор ЦДЛ: «Мы хотели бы Ваш автограф на стене» и фламастер протягивает. Андрей подмигнул мне и написал:
»Среди быков и прочих аллигаторов
Приятно встретить литераторов»
Эта надпись и сейчас там красуется.
 Еще больше наша дружба окрепла в начале 90-х. Андрей попросил меня принять участие в телевизионном мосте в ночной трехчасовой передаче на Нью-Йорк, Израиль, Грузию и Украину. По замыслу режиссера Андрей должен был сесть рядом с Виктюком, но прозвучала неожиданная фраза: «Можно я с Костей-мы единое целое». В результате прямо в прямом эфире были написаны эти стихи:
Эфирные стансы
Посвящается Константину Кедрову:


Мы сидим в прямом эфире
Мы для вас как на корриде
Мы сейчас в любой квартире
Говорите, говорите…
Костя, не противься бреду
их беде пособолезнуй
в наших критиках (по Фрейду!)
их история болезни
Вязнем, уши растопыря
в фосфорическом свету
точно бабочки в эфире
Или в баночке в спирту
Вся Россия в эйфории
митингуют поварихи
говорящие вороны
гуси с шеей Нефертити
нас за всех приговорили
отвечать здесь –
говорите!
Не в американских Фивах
философствуя извне
мы сидим в прямом эфире
мы сидим в прямом дерьме
Я, наверно, первый в мире
из поэтов разных шкал
кто стихи в прямом эфире
На подначку написал
Иль под взглядами Эсфири
раньше всех наших начал
так Христос в прямом эфире
фарисеям отвечал
Костя, Костя, как помирим
эту истину и ту?
Станем мыслящим эфиром
пролетая темноту
1993
Эта телезапись сохранилась и можно ее видеть и слышать. Вскоре на Страстном 8 открылся Чеховский литературный салон «Классики 21-го века». Снималась передача о моей поэзии «Другой голос» ТВ Лад 1994. Участвовали Сапгир и Холин. Андрей появился неожиданно впервые в том самом знаменитом белом костюме, который вскоре превратился в его парадный мудир генералиссимуса поэзии: «Никто не знает, что такое поэзия, но среди многих определений есть и такое-поэзия это энергия. И то, что вы видите рядом со мной под именем Константин Кедров есть не что иное, как сгусток поэтической энергии новой России» Эта телепередача тоже сохранилась и ее тоже можно увидеть и услышать.
  А вскоре в ЦДЛ состоялась презентация моего второго сборника. Он тоже называется «Компьютер любви» и состоит только из этой главной поэмы. Вел вечер Евгений Стеблов, участвовали Сапгир, Глезер и , конечно Андрей Вознесенский:  « Я думаю. Что вот это сочетание «компьютер любви» это не просто. Это вещь дивная. Я думаю, что если бы ее не было у нас все бы пошло наперекосяк. Ибо что сейчас важнее всего для России. Любовь  во первых и во вторых всеобщая компьютеризация». Зал зашелся хохотом и весь вечер шел на веселом подьеме.
 Вот так бурно протекало начало 90-х, да и вторая половина была насыщена совместными поэтическими акциями. Отстояли музей Пастернака, открыли его мемориальную доску. Вообще, как-то получилось, что связующим нас  звеном стал Дом музей Бориса Леонидовича. 10-го февраля и 30-го мая мы уже были не вдвоем, а втроем с нами незримо был Он.
Меня привез к Пастернаку в Переделкино Андрей Вознесенский в 1996-ом. За столом на веранде стали вспоминать, у кого кто был учителем. У Пастернака Рильке и все-таки Маяковский. У Андрея Пастернак. «А у Кости только Бог и море учеников», сказал Вознесенский.
Это был вечер Великого Посвящения. Я просто физически ощущал присутствие Бориса Леонидовича, хотя при жизни его не разу не видел. Фотокопия в человеческий рост о чем-то говорила но не в ней было дело. «Его лицо светилось и мерцало как в старых кинолентах. Фотография этого не передает», – сказал Андрей. Но после его слов фотография тоже передавала. Борис Леонидович совершил нечто немыслимое. То, что не удалось даже Фаусту. «Привлечь к себе любовь пространства...» Он ушел а пространство осталось. Более того, оно заселено и заполнено живым присутствием равного ему по силе поэта, Переделкино есть и останется лишь в той мере, в какой есть и будут Вознесенский и Пастернак.
Дело тут, конечно, не в ученичестве. В поэзии не бывает ни учеников, ни учителей. Просто есть особые стадии посвящения где учеником может быть учитель, а учителем ученик. При жизни все мы ученики. «В мире есть только три вещи: Бог, Поэзия и ты», – сказал  недавно Андрей. Я считаю, что это стихотворение. И оно должно быть сохранено. На самом деле есть только Бог и Поэзия, а между ними любой счастливчик в миг вдохновения. Андрей произнес эту фразу во время своей болдинской весны 1997 года, когда ему удалось впервые в русской поэзии превратить поэтическую строку из отрезка в бесконечную ленту Мебиуса. Он шел к этому давно через кругометы галактик. Наконец-то русский стих вырвался из прямолинейного мира Евклида в мир изогнутых полусфер Лобачевского.
НА деревьях висит ТАЙ...
БОже отпусти на НЕ
Время перестало тупо, как бык в упряжке, двигаться от начала к концу строки, ударяясь о рифму лбом. Начало и конец строки – будущее и прошлое сливаются в ТАЙНУ и НЕБО.
В мае на 49ю годовщину ухода Пастернака в 2009-ом  Андрей Вознесенский полушепотом, через усилитель произнес речь о Пастернаке. Перескажу так, как запомнилось: «Пастернак уходил при трагических обстоятельствах. Его заставили отказаться от Нобелевской премии. Роман «Доктор Живаго» я слушал в его исполнении во время тайных читок и до сих пор многие главы помню почти наизусть. Это роман о гибели русской интеллигенции и самого Пастернака, но он остался жить в своем романе. У него было такое необыкновенное лицо. Оно все светилось, менялось, как пламя свечи. Свеча Пастернака».
Стараниями Натальи Пастернак, как всегда, ожил рояль Нейгауза. Пришли музыканты и композиторы из Московской консерватории. Звучали арии из оперы «Доктор Живаго», а мы с Андреем перелистывали новый выпуск «Журнала ПОэтов», посвященный палиндрому. Я показал Вознесенскому свой палиндром «Ешь циник Ницше» и палиндром Сергея Капицы «А Клава давалка». Вознесенский улыбнулся и стал искать свой текст, надиктованный мне шепотом по телефону «Тинейджер трахнул телку через пейджер». Забавно, что пейджеры уже отошли. Современные тексты быстро устаревают. Но читаем же мы Пушкина про всяких там задумчивых дриад. Хотя я уверен, что многие читатели не знают, кто такие дриады, и путают их с триадами.
Потом Андрей шепнул мне: «Останешься на чай?» Традиционное чаепитие на веранде.
А Виктор Ахломов тем временем озарял нас вспышками своего фотоаппарата, и лицо Пастернака на фото действительно походило на язычок пламени. «Свеча горела…» И вспоминаю я тот знаменитый вечер «Минута немолчания, или Крик по ненапечатанным стихам», что провели мы с Вознесенским в 1988 году во Дворце молодежи. Впервые после почти пожизненного молчания вышли на большую сцену Сапгир, Айги, Холин, Парщиков, Кутик, Кацюба – всех не упомню. Выключили свет и Вознесенский зажег громадную свечу Пастернака.
– А теперь, – сказал Андрей, – давайте встанем и издадим вопль по всем ненапечатанным стихам советской эпохи.
Полутысячный зал встал, сверкая очками и лысинами, и издал протяжный и мучительный крик.
Боюсь, что сегодня, когда все напечатано и есть интернет, этот вопль уже никто не услышит, а если и услышит, то не поймет. Сегодня все напечатано – ничто не прочитано.

Сегодня время тишины, а не вопля. Тишины по непрочитанным текстам. Тихо на даче Пастернака. Голос Вознесенского даже через все усилители звучит как шепот. «Должен, хоть кто-то/ В самой орущей в мире стане/ Быть безголосым».
Именно это стихотворение Андрей читал проподающим голосом 21-го марта 2000-го года на Первом всемирном дне поэзии ЮНЕСКО. Замечу, что праздник впервые прошел имнно в России на большой сцене Таганки с Вознесенским и Юрием Любимовым и лишь два часа спустя начался в Париже в Штаб-квартире ЮНЕСКО. На этом вечере, где тоже присутствовало пол тысячи зрителей Андрей полушепотом привел в бешенство корреспондента Литературной газеты, когда сказал залу:  «У каждого времени есть свой орган поэзии. Когда то это был Есенин. Сегодня орган поэзии Константин Кедров». Уходя за кулисы Андрей шепнул мне на ухо: «Пусть знают». Этот вечер полностью отснят программой Культура и его тоже можно сегодня смотреть и видеть.

Еще в 1998-ом Андрей Вознесенский написал пророческую поэму. В ней описан ураган пронесшийся над Москвой. Такой же ураган пронесся над столицей во время его отпевания в МГУ на Б. Никитской в Храме Св.Татьяны. Но в 1998-ом мы еще не знали о таком завершении. Я с увлечением и радостью написал эссе «Белый Урагангел Андрей Вознесенский»      Новая поэма Вознесенского называется «Гуру урагана». Русская поэзия ищет новые пути в XXI век, в III тысячелетие. Некоторые ушли так далеко, что читатель их давно уже не видит, не слышит. Андрей Вознесенский всегда на виду, потому что ушел дальше всех. В этом парадоксе судьба поэзии. Поэт уходит дальше, чтобы быть ближе. «Инаугурация измученных костей» дома Романовых прошла под прелюдию Урагана. «Где ж ты, белоснежный гуру благодати? Черный Урагангел, не возвратись!»
Новая поэма вобрала всю энергию черного урагана, чтобы вернуться к читателю «белым Урагангелом».
Это продолжение ураганной поэмы Блока, где из вихря пурги появляется белоснежный Христос.
«Новорусскодевичье» кладбище отдало своих мертвецов: Дуб Емельян Тимофеевич, Плющ Александр Сергеевич, Тополь Виктор Платонович, Ель Елена Владленовна. А дальше целая вакханалия восставших из земли имен:
 Берестов Валентин Археологович, Щепкина-Купер Вера Инберовна, Симонов Монастырь Рубенович.

 И крестик горизонтально,
 как ключик, в небе торчит.
 Печаль его золотая
 поломана. Вход закрыт.

 Для будущих поколений Вознесенский останется такой же загадкой, как и для современников. Понятная поэзия — это все-таки не совсем поэзия. Хоть похожа на поэзию, только все же не поэзия. Золотой ключик горизонтального крестика, вставленный в небеса, может, и повернется, но не каждому откроется небесная дверь. Чудо Вознесенского в том, что каждый его образ можно увидеть. Он поэт говорящего зрения. После него все поломанные кресты в куполах становятся ключами к небу, и ничем другим быть не могут.
Он самый поэтический поэт самого непоэтического времени. Никогда еще поэзия в России не была в таком пренебрежении, как сегодня. От поэзии отвернулись все, даже сами поэты. «Проза в стихах» стала самым популярным жанром. Литературные премии получают сатирики-рифмоплеты, декларирующие ненависть ко всему поэтическому. Вознесенский если не один, то почти что один, посреди улюлюкающей новорусской толпы, наконец-то освободившейся от тяжкой повинности любить поэзию. Поэта можно увидеть во всех программах ТВ. Его спрашивают о чем угодно, только не о стихах. В часовом разговоре разрешат процитировать одно четверостишие, и то в виде великой милости. Ураган, разворотивший могилы, сломавший кресты и «выбивший зубы» кремлевской стене, — это лишь зримое воплощение того, что мы делаем ежедневно и ежечасно. Почти сто лет ворошим царские кости и потрошим мощи, превращаем храмы в бассейны, а бассейны — в храмы, сеем смерть от Москвы до самых до окраин и обрати?. Все, что обрушилось на Россию сегодня, всего лишь бумеранг того, что исходило от нас в течение века. Блоковский расстрелянный красноармейцами белоснежный Христос вернулся с черным Урагангелом Вознесенского. Из России вынули душу, и она улетела.

Загробная жизнь под угрозой.
Воя, как «Цеппелин»,
взбесившиеся березы
летели без сердцевин.

»Не то что мы все без сердца, мы — люди без сердцевины», — восклицает поэт. Я не знаю никого, кто переживал бы за Россию, как Вознесенский. Пожалуй, только в прозе Набокова, в каждой вывернутой, надломленной, вздыбившейся строке слышна такая же боль. Воскликнуть «Господь, помилуй Газпром» может только Вознесенский. Его самоирония настолько беспредельна, что перерастает в давно забытую всеми христианскую всемирную агапию— всеохватывающую любовь. Такой неистовой влюбленности в жизнь, где даже Газпрому отведена молитва, русская поэзия еще не знала. Это вызывает ненависть и нарекания критиков, которые согласны любить Россию и жизнь, но «без». Без проституток, без бомжей, без «новых русских», без Вознесенского, без поэзии. Молитва Вознесенского, а русская поэзия всегда молитвенна, похожа на стихи великого московского юродивого, чьим именем наречен самый красивый храм на Красной площади:

 Овца, клонируй меня.
Герострат, кремируй меня.
Госналог, премируй меня.
Тишина, помилуй меня.

Он юродствует во славу поэзии и России. Если говорить откровенно, то на житейском уровне у Вознесенского нет даже отдаленной надежды на возрождение культуры в умах и сердцах его современников.
 Однако других современников нет. И он любит нас такими, какие мы есть. Полюби нас черненькими, беленькими всякий полюбит. И все-таки каким-то чудесным образом Россия Вознесенского едина. Все переплетено.

Волосяницей душа запутана.
Монаху снится Маша Распутина.

 Вознесенский не похож ни на кого. Энергетика его стиха сопоставима лишь с Маяковским, да и то в конце века она намного мощней. Ирония — куда там Пригову с Рубинштейном. Метафора — такой еще не было. Он неповторим — как собор Василия Блаженного, воспетый в ранней поэме «Мастера». Уровень критики сегодня настолько низок и настолько далек от поэзии, что она просто заткнулась, и слава богу. В конце концов, поэт такого масштаба имеет право сказать: «Я, ты, Господь — это амур труа». Остальные не суйтесь. На самом деле «ты» — это все. И в этом отличие поэзии Вознесенского от остальных. Он лирик всея Руси.
 На исходе века так получилось, что самая поэтическая страна в мире отказалась от своего главного духовного богатства — поэзии. Такой муки не знали поэты предшествующих эпох. Были гонения со стороны властей, цензурные рогатки, запреты, непонимание. Сегодня русская поэзия переживает пытку равнодушием. Это хуже, чем все, что перечислено выше. Россия отделилась от своей поэзии, как Украина от России.
Вознесенский — единственный поэт, который кричит и бьется в поисках своего читателя. Он окликает его на все лады и регистры и твердо верит, что связь еще не потеряна.

Изъятая сердцевина слов образует пустоту в том месте, где когда-то была душа. Из России вынули душу — ее поэзию.
 Ураган, разворотивший Ваганьковское и Новодевичье, для Вознесенского — восстание мертвых. Они вихрем вырвались из гробов и могил, протестуя ураганом против всеобщего духовного опошления.

Что обелиски? Летим как искры
по небу с Божьего помела.
 Господь, помилуй потерять близких.
Помилуй их потерять меня»

Потеряли.......

 В 2002-ом году на мое 60-летие Андрей пришел в ПЕН-клуб с новым стихотворением:

ДЕМОНСТРАЦИЯ ЯЗЫКА
Константирует Кедров
поэтический код декретов.
Константирует Кедров
недра пройденных километров.
Так, беся современников,
как кулич на лопате,
константировал Мельников
особняк на Арбате.
Для кого он горбатил,
сумасшедший арбайтер?
Бог поэту сказал: "Мужик,
покажите язык!"
Покажите язык свой, нежить!
Но не бомбу, не штык -
в волдырях, обожженный, нежный -
покажите язык!
Ржет похабнейшая эпоха.
У нее медицинский бзик.
Ей с наивностью скомороха
покажите язык.
Монстры ходят на демонстрации.
Демонстрирует ****ь шелка.
А поэт - это только страстная
демонстрация языка.
Алой маковкой небесовской
из глубин живота двоякого
оперируемый МаЯКОВский
демонстрирует ЯКОВА...

Мыши хвостатое Сredo
оживает в компьютерной мыши.
Мысль - это константа Кедрова.
Кедров - это константа мысли.
2002
Этот стих стал предисловием к моей книге поэзии«ИЛИ» М.Мысль 2002
А в 2006-ом я тоже собирался написать о новой поэме Андрея «Возвратитесь в цветы».
Он привез мне ее в Большой Гнездниковский и при мне написал: «Это моя Нобелевская» У надписи есть своя предистория. Сегодня это уже не секрет, поскольку и сам Андрей написал и в стихах и в прозе, что в свое время Государственная премия СССР косвенно повлияла на Нобелевский комитет, который воздержался от присуждения заслуженной премии Вознесенскому. Политику на пушечный выстрел нельзя подпускать к поэзии! А поэзию к политике! Это я твердо знаю. Так или иначе, но, когда в СМИ просочились кой какие сведения о моем присутствии в Нобелевском списке (Это было в 2003-ем и в 2005-ом) Андрей явно переживал. И мы даже намного реже стали общатся. Так что надпись на новой книге и его приезд ко мне поставили точку в этом сюжете. Я  же так воспламенился от поэмы Андрея, чтог вместо  эссе написал поэму.


 Фиалкиада

Андрею Вознесенскому, поэту и другу Посвящается с его согласия и по его просьбе в ответ на его гениальную поэму "Возвратитесь в цветы"


 Цветы растут друг из друга
 И мы с тобой друг для друга
В солнце макая маки
 пишут Ван Гога маки
пишут Моне кувшинки
пишет тебя сирень
Все мы друг друга пишем
 гроздьями каждый день
 
Сколько кистей в палитре
столько в лугах цветов
 Сколько цветов в палитре
столько цветов

 «Возвратитесь в цветы»* –
говорит Вознесенский
возвратимся Андрюша и я и ты
 а когда возвратимся
то вновь возродимся
 и конечно же в нас возвратятся цветы
ты конечно же ирис
это каждому ясно
 и рисуют тебя
     все живые цветы
     и рисуют нас звезды
     небесные астры
     и рисует нас сад
     из цветной наготы
     звездный сад состоит не из звезд
     а из света
     свет из звёзд –
     аромат из цветов
     Это лето поэтов
     из звёздного цвета
     ароматного цвета цветов
    
     Кто-то дарит цветы
     Кто-то делает деньги
     Словом каждый при деле
     «какникрути»
     Ну а вечное дело
     цветов и поэтов
     отцветать и цвести
     Отцветать и цвести
    
     Нам нельзя возвращаться в тюльпаны и в маки
     Горл бутоны готовы
     И еще неизвестные монстры Ламарка
     вырастая из горл
     возвращаются в слово
     Сад словесный ночной гиацинтовый росный
     Соловьи айлавьют свои гнезда из горл
     Как разряд освежающий нежный и грозный
     сад словесный рыдающий как Кьеркегор
    
     Мы не можем ждать милости от сирени
     Мы не можем ждать милости даже от роз
     потому что все Сирины осиротели
     без сирени отрубленных Врубелем слез
     Под душистою веткой сиренью расстрелян
     князь великий К.Р.
     По призыву поэта
     Растрелли расстрелян
     Все расстреляны
     кто не отрёкся
     от звёзд
     от цветов
     и от вер
     Отверзаются дверцы
     хрустального цвета
     в алтаре где Флоренский служил литургию
     где Флоренции мраморная невеста
     прикрывает от копоти плечи нагие
     Прорастает в руинах трилистник Баженова
     Прорастает Растрелли ростками в раструбе аркад
     Всё расстреляно
     даже трилистник расстрелян
     Всё расстреляно
     даже цветов аромат
    
     От Растрелли до расстрела
     в гулком сумраке ночей
     раздаётся хрип команды
     о-гол-телых стукачей
    
    
     Облачаются розы в ризы
     опадающих лепестков
     Облачаются ризы в розы
     розы ризы
     цветы цветов
     Гроздья гроз извергают розы
     и рыдают слезами звёзд
     гиацинтов слёзная россыпь
     всё оплачет звёздами слёз
    
     Мани-мани Мане
     Маки-маки Моне
    
     Отцвели уж давно
     хризантемы в саду
     хризантемы в аду
     хризантемы в раю
     Умирай ум и рай
     Ум и рай умирай
     Я в саду
     как в аду
     и в аду
     как в саду
    
     Из заоблачных мордочек Анатем
     вырастают головы хризантем
    
     Отцвели уж давно тамплиеры в кострах
     а зола ещё жжёт
     ещё жжётся зола
     Тамплиеры в кострах
     Хризантемы в садах
    
     Все созвездия стары
     в астрологии астры
     Из расстреллиевых растров
     выдвигается раструб
     В наведённом на резкость
     глазном окоёме
     выступают нарезки
     окуляров из сердца
    
     Так из лилии вышел Христос
     и по водам
     шел в одежде из лилий
     общаясь с народом
     Эта лилия словно
     небесное лоно
     породила весь мир
     и царя Соломона
     «Даже царь Соломон
     так не выглядел прежде
     как небесная лилия
     в белой одежде»
     Так и вы облачитесь
     в одежды из света
     Бог воздаст вам за это
     воздаст вам за это
    
     Мы прошли по земле
     как Христос по воде
     оставляя лилий следы
     Мы прошли по земле
и остались в земле
как в земле остаются сады
Семена наших душ
 прорастут как цветы
 и цветами осыплется сад
 А над нами на небе другие сады
 звёзды гроздьями света висят

 

«Пью горечь тубероз»
 пью горечь речи
горечь пью
из нежной горечи
2006

 По сути дела последнее десятилетие жизни Вознесенского было непрерывным чудом. Разрушалось тело, а дух только разгорался все ярче и ярче. Андрей и раньше был бесконечно добр и внимателен. Не пропускал ни одного моего дня рождения, чтобы ни позвонить и ни поздравить. Я не слышал от него не о ком каких то отрицательных слов, если это не отьявленный прохвост и злодей. О своих и моих критиках он говорил: «У них мозги 1953-го года». Взять хотя бы такой эпизод в 2005-м году в Париже, где я с Еленой Кацюбой был участником Русского Книжного салона, но не с русской, а с французской стороны. Нас пригласило Министерство иностранных дел Франции. Так что Андрей был от нас отдельно, а мы жили в отеле Сорбонна в Латинском квартале и выступали в Сорбонне. Но тут неожиданно меня зовут к телефону и сообщают, что Никита Струве очень просит прибыть на вечер вознесенского в Книжной лавке «Это просьба самого Вознесенского». Разумеется мы пришли, хотя знали, что Андрею плохо. Он упал на приеме у президента Франции и в кровь разбил голову. Долго ждали придет-не придет и очень волновались. Андрей пришел. Я бросился к нему, увидев в дверях ведомого плд руки с шапочкой , прикрывающей рану. Голоса почти не было слышно и Андрей шепотом попросил «небо»! Я понял -речь идет о «Компьютере любви». Стал читать:
«Небо это высота взгляда
Взгляд это глубина неба..»
Читал чуть ди не со слезами, так жалко было Андрея. Даже в таком тяжелом состоянии он думал о своем друге. Хотел что б я выступил вместе с ним. И таких эпизодов множество. Вот приезжаю к нему в Переделкино в октябре 2009-го и он превозмогая явную боль спускается по довольно крутой лестницы, чтобы встретить меня именно на крыльце. Прямо скажу, кроме гениальности в последние годы была в нем еще и святость!


-- Андрею Вознесенскому – ДООСу и стрекозавру ---



Ах, Андрюша,
Андрюша, ах –
В землю брошен небесный прах.
Ураганом себя отпел
И, отпетый, ввысь улетел.

Ты отпетый, и я отпетый
Все поэты всегда отпеты,
В коммунизме, в социализме
Мы отпеты еще при жизни.

Ах, Андрей Вознесенский, ах,
Утопающий в лепестках.

Миллион, миллион голых роз
Видишь ты  с такой высоты,
Где и смерть уже не всерьез,
Потому что она – не ты.

Ха, Андрюша,
Андрюша, ха –
Усмехается из стиха.

Был лиричнейшим хулиганом
Стал лирическим ураганом

Громыхнул,
как Пушкин наганом…
Ураган унес ураганом

4 июня 2010 г.




Агн-уст Девий

Попытка Реквиема А.Вознесенскому
Дух-
Овной жаж дою томим
В пустыне мрач-
Ной я влачился
И шест и крыл
И сера фим
На перепутье мне
Я вился
Я вас любил любовь
еще быть может
Или не может все равно не быть
Но пусть она вас больше
не треножит
Я не хочу я не
Хочу не быть
Я воскресил бы тебя Андрюша
Если бы ты приказал
-Воскресе-
Но ты унесся
На Новодевичье с ураганом
Был хулиганом
Стал хулиганом
Все опрокинул
Перевернул
Но не вернулся
И не вернул
Анд-рей
Анд-реич рей
Над нами снами с нами
Поэтарх московский и всея Руси
Иже еси на небе Си-
Ние васильки Шагала
И треугольные Грушеньки
«писающие по биссектрисике»
Би-секс-три-Си
Си Си Си Сиси
Глазухо– Глас-ухо
вопиющего в пустыне
Неги-Негев
Что теперь мне твое
бессмертие
Оно без тебя убого
Не могу любить тебя после
смерти
Буду любить живого

Шепчущего в трубку:
«Я хочу, чтобы ты…»
Голос твой
Воскресающий
Из немоты

Иду к тебе Андрей
По краешку земли
Иду с тобой Андрей
По лезвию судьбы
Тебя придумал Кант
Ты вещь всегда в себе
Иду к тебе всегда
Всегда иду к тебе
Я думаю Андрей
Что ты немного бог
Ты очень много смог
И многое не смог
Когда запели:
«Со святыми
Упокой...»
Вдруг грянул гром
И храм объял покой
Что тебе жизнь Загробная
Гробная И надгробная
Громная И надгромная
Здесь твоя жизнь О-громная.
2010
2

Вознесенский

Где ты Андрей?
Почему я не слышу
Голос похожий на все
что люблю

Может я как-то
не так говорю
и вспоминаю
А надо иначе

Где ты?
Ты видишь, я даже
не плачу
Просто с тобой
о тебе говорю

Кто убедит меня,
что тебя нет
Проще поверить,
что все мы
уснули
И про тебя видим
страшные сны
Кладбище похороны
все было
Но это все мимо нас
пронесли

Только с тобой
я могу быть собой
Только тебе доверяю до смерти
и после смерти
тебе доверяю
Только с тобой
о тебе говорю

Если исчез ты совсем
то и Бог
только иллюзия
а не реальность
Наша религия
внематерьяльность
Наша религия
Это Итог

Что же имеем мы в этом Итоге
Слово наш Бог
Да и Слово о Боге
2012
3
Снова Андрей

Ну что Андрей Вознесенский
Отныне и навсегда
Ты стал Поэтарх вселенский
И это любви беда

А я то люблю другого
И это пока я жив
Единственного — живого
Не мертвого средь живых

Пусть эти простые рифмы
Напомнят конторе Млечной
Мы вместе под этим грифом —
«МЫ ВМЕСТЕ — ХРАНИТЬСЯ ВЕЧНО»
2012

И завершая мистический эпизод с Древом Будды и звонком Андрея из под него сообщаяю. Вчера я стал лауреатом Международной литературной премии мира Южной Кореи имени буддийского монаха, поэта и борца за свободу Манхэ. Не сомневаюсь -это Андрей там мне ее выбил.