Шизофрения

     Ты очень часто приходишь ко мне, когда небеса покрываются битым стеклом  и на них ложится небольшой слой темной астральной пыли. Когда ночь уже лежит у меня на коленях, каждой клеткой врастая в моё тело, я слышу, как ты срываешь замки и небрежно роняешь их на пол. У тебя никогда не было привычки опаздывать, пускай ты и не носишь часов. Я очень долго не мог пояснить самому себе, к какой материальной или психологической среде ты относишься. Мне очень долго приходилось вырисовывать твою телесную модель глазами, выводя на тебе каждую клетку вымышленной плоти. 
   Испробовав множество попыток от тебя избавиться, как от злокачественной раковой опухоли, я понял, что не способен уже этого сделать и не стал прибегать к более  традиционным методам лечения от таких как ты и тебе подобных. Моё пребывание в этом мире достаточно тяжело объяснить, так как я не раз задумывался о вечности и сложности всех этих небесных концепций и научных учений, этой чертовой Вселенной, но еще тяжелее для меня было объяснить твоё существование «тебя во мне». Наше знакомство врятли можно назвать случайным, так как оно более походило на признание в любви двух сумасшедших, которые просто живут в соседних параллельных мирах, оттачивая, таким образом, искусство познавать глубины сознания и материального мира живых существ. Я смог полюбить тебя.
    Как неустойчивая фантастическая голограмма, созданная по расчетам Диппеля, и наделенная соками бессмертия, ты приходишь в мою спальню, едва касаясь холодного пола босыми ногами. Моё тело, согретое тонкой простыней и промежутками времени комнатной температуры, пробуждается от твоих поцелуев, что невпопад. Линия позвоночника стала прямой натоптанной тропой твоего повседневного ночного визита. Я делаю глубокий вдох и чувствую твою руку у себя на затылке. Что-то невероятно-холодное коснулось моей груди, неужели ты замерзла и пытаешься отогреться теплом моего искусственного двигателя? Уже прижимаешься вплотную, и я ощущаю, как электрические импульсы твоей психо-природы внедряются в кору моего головного мозга. Ты целуешь меня еще жарче и спускаешься вниз, по краям моих расшатанных мостов.
    Твой голос, что ни есть самое сладостное звуковое единство, что живет в моей голове. Я оплетен, захвачен, ранен всеми оружиями, которые ты придумала и нарисовала на моей простыне. Игривый шепот, расплескавшийся теплыми волнами, смывает с меня последние доли сомнений того, что ты сейчас со мной рядом. Ты улыбаешься. Я слышу.
    Мы часто с тобой говорим о многих важных проблемах и вещах. Особенно сильно мне нравится твоя теория, касающаяся человеческого непостоянства. Иногда у нас возникают небольшие разногласия, вследствие  чего я нахожу себя ранним утром на полу, разобранным на отдельные фрагменты без связующих начал себя самого и соответствующего фона. У меня нет твоего номера телефона. И кто знает, смог ли бы  я вообще туда дозвониться. Ты всегда приходишь без приглашений. Ты права, они тебе ни к чему.
   Случайные радиоволны, на которых ты от меня отчаливаешь в самую глубь былых воспоминаний, кружат тебя в невесомости туманов и многоэтажных событий, на останках которых я мог бы с тобой разжигать костры.  Я звал тебя, а ты не называла своего имени.
То формалиновое безмолвие, в которое ты каждый раз погружала наши ночные встречи, со временем превратились в отдельный живой организм, питающийся исключительно приступами моей агрессии и наших с тобой нечастых ссор. Я снова пытался от тебя избавиться, положить в стакан и заварить в крутом кипятке, я изрисовывал полы акварельной краской, надеясь заточить тебя в цветном безумии разноцветных полос. Но беспрерывные поцелуи твои, чередующиеся с холодными и горячими мотивами, то и дело меняли амплитуду моей восприимчивости к реальному миру. Перешивая моё тело по нескольку раз за ночь, ты забывала в нём свои намерения и инструменты, так и не давая сойтись краям воспаленной раны.
   Я мог не отпускать тебя  миллионы световых лет, ощущая, как ты ерзаешь по кровати, в поисках иных рычагов моего израненного механизма. Но я полюбил тебя. И я не расскажу о тебе никому.