Конец?

Та ночь, потерянная в беге ран
По закоулкам истых Вавилонов;
Ребенок оступился, он оступился сам,
Не слушая твоих седых советов.

Тот Цезарь, крикнув в рожу другу,
Прикрыл свою кровавой тогой:
Но кровь всегда идет по кругу,
От величайших к подлецам.
Ты друг мне, рос, и рос под светом,
На змие тьма прошла насквозь,
Как кстати верится в приметы
Некстати руки ваши врозь.
Не вновь.
Нас мертвецы пугают песней:
Потерянные в беге змей,
Давай покинем город вместе,
Осмелься, прокатись на ней,
Над дном в огне, над трупом стали,
Кишкой урбанизаций...срам!
Убей все то, что некогда забрали,
И будешь сам, всегда лишь сам.
Король — и тот, всегда убивец,
«Так будь же нашим королем», —
Вопили под пятой худые,
А толстяки почти вошли в проем...
О! ужас на комичных лицах,
Достал видеокамеру и сник;
На пленке монохромной почти чисто,
Но виден искаженный болью лик,
И лопающиеся от натуги,
И пьяные детишки, мертвый сад,
Где мертвые цветы обняли тушу,
И делают с ней грязь, и... что за смрад?
Возьми узды уробороса,
Ведь нет конца, ты — есмь конец,
Но и начало, все, что гениально — просто:
Порви рукав, схватись руками нервно за резец.
Я друг себе, что рос без света,
Другой под светом, только что?
Некстати верится в приметы,
Рука твоя неблизко все равно,
И в уши дышит мне неровно
Шаманский дух плебея и шута,
Он нам как брат, хоть и не кровный,
Зовет сквозь Двери с хитрой рожею плута
Туда.