За миг до бездны

Моей королевы холодные руки,
Пытаются в недрах сыскать моих слабость.
И мертвою хваткой, скорее от скуки –
Грехами держать моей похоти сладость.
Сама приняла ее в пылких объятиях,
Лелея ее в наркотическом бреде.
Мне поздно уж было искать покаяния –
Я сердце свое отдала королеве.
Моя королева – дитя, Афродита.
Безумно красива, как дочь Люцифера,
чьей нежностью кроется острая бритва,
Порочность и злоба - ее атмосфера.
В том томном уюте из похоти, грязи,
Моя королева затеяла вечер,
Где сердце мое подавали на праздник,
Как главное блюдо. В сиянии свечек
Накрыт длинный стол. Королева на троне.
Все, как она любит – безупречность и шик.
Лишь странность одна – зеркала ее гости.
Чьих должность одна – ее облик хранить.
Сидят зеркала, отражая друг друга,
Храня королеве жестокую верность –
Любовнице, маме, хозяйке, подруге.
Умножая в сто крат ее гордую вечность.
Ее яростный взор, отраженный стократно,
Впивался мне в сердце, покрыв его коркой.
Не сможет оно возвернуться обратно,
Пока его держат кровавой веревкой.
Был лишь один гость среди сотен зеркал –
Случайно заблудший, продрогший флейтист.
Он музыку в плотные косы вплетал,
Что были призывом для тысячи крыс.
И я повелась на немое звучание,
Слепое творение, глухую мольбу.
Без сердца, с наручниками на запястьях –
Шепнула в ответ ему тихо: «Люблю».
Мой мальчик-флейтист, крысолов в зазеркалье,
Обнял мои плечи, роняя игру.
Поздно!... Обрушилось мертвым молчание,
Лишь гул доносился в смердливом углу.
Все дрогнули стены, посыпались камни –
Зеркала задрожали в паническом страхе.
Седою волной смертоносной вбежали –
ТЕ Крысы, схватив мое сердце на плахе.
И мощной волной мы летим кувыркаясь.
Все в кучу – и флейта, и крысы и пир.
Веревка, что сердце держала – порвалась,
Меня возвращая в потерянный мир.
Лишь мрачных зеркал треск полнил пространство –
Их стоны и крик отражались от стен.
Я цеплялась за крыс, чуть теряя сознание,
Попав, обезумев,  в безмолвия плен.
Волна разливалась кровавым цунами.
Все в кучу – осколки и крысы и смех,
Моей королевы стальными руками,
Вцепившейся в волчий на паперти мех.
Вдруг ожил тот волк, громко лязгнув зубами,
Глотая цунами из крови и крыс.
И сердце мое, что покрыто рубцами,
За сердцем последовал мальчик-флейтист.
Все стихло. А волк, облизнув свои зубы,
Со сталью во взгляде и храбростью в сердце
Носом холодным обжог мои губы,
И морду склонил пред своей королевой.