Ещё одна история любви

Перед дверью участкового врача-терапевта городской поликлиники собралась большая очередь. Понедельник – день тяжёлый. После выходных, как всегда,  наплыв пациентов. Да и весна, межсезонье – время обострений хронических болезней.
Одни держат номерки и талоны, другие – больничные листы, свитки кардиограмм, у третьих в руках – тетради для получения льготных лекарств.
Ожидающие своей очереди люди беспокойно смотрят на расписание приёма врача. Замыкающие опасаются, что не попадут на приём.
- Можем не успеть! Больных сегодня много, - сокрушается немолодая женщина с температурой. Она сидит на стуле и постоянно кутается в пуховую шаль. Её знобит.
- Вообще, я имею право пройти без очереди, у меня температура, - говорит она, обращаясь к очереди.  Среди людей начинается лёгкая перебранка по вопросу, кто зайдёт в кабинет следующим.
Сначала пойдут те, у кого есть номерки, - распоряжается полная дама с номерком в руках. Она демонстративно показывает всем присутствующим маленькую картонку, на которой синей пастой жирно выведено №2.
-Нет!- решительно возражает гнусавым простуженным голосом парень, с больничным листом в руках.
- Пойдём через одного. Один - с больничным листом, другой – с номерком.
- А что делать мне? - возмущается молодая симпатичная женщина.- Мне нужно только выписать льготный рецепт на инсулин. Я могу и в кабинет не входить, а отдать тетрадь медсестре. Можно, я сейчас зайду… и сразу выйду, только положу тетрадь на стол? Мне к десяти часам на работу, и  я не хочу опаздывать.
- Дак мне тоже только подписать, - говорит старик, тихо стоявший у стены.
- А ты куда спешишь, дед? – раздражённо спрашивает парень с больничным листом.
- На работу спешить не надо. Какая разница, где сидеть? Дома или здесь? Сядь на стул и жди спокойно своей очереди, не дёргайся, - отчитывает старика гнусавый парень.
- Дак я бы подождал, но не могу…
Все недоброжелательно смотрят на старика. Он невысокого роста, сухощавый. На нём  надета смешная вязаная, с высокими бортами кепка, серый видавший виды костюм, старая зелёная куртка и коричневые, стоптанные ботинки.
Вид  у него домашний, ухоженный, во всём его облике есть что-то трогательно–печальное и бесконечно доверительное. Старик держится прямо и стойко, терпеливо отражая все нападки людей. Меня удивило его лицо. На нём лежит печать смирения и бесконечного терпения. И, кажется, уже ничто не сможет вывести его из этого привычного состояния. Не часто можно встретить человека с таким выражениям лица. Нет, он не производит  впечатления несчастного потерянного человека.  В глазах  видна стойкая душевность, сознание собственной значимости и ответственности.
- Так что, дед, соблюдай очередь и не рыпайся, не позволим,- гнусавым голосом дисциплинирует старика парень.
- Где ты так простудился, сынок?- спрашивает старик у парня.
- Дальнобойщиком я работаю. Гнал машину без лобового стекла, в аварию попал. Продуло меня. Бронхит, гайморит – всё как надо. Ещё и ячмени на глазах замучили.
- Дак я научу тебя, как ячмени лечить, самое лучшее средство,- обнадёживающе говорит старик.
- Как тебя звать, парень?
- Виктор - отвечает дальнобойщик.
- Свари яйцо, заверни в полотенце, приложи к глазу и долго - долго грей. Всё пройдёт. Обязательно поможет, Витя - доверительно добавляет старик.
-Да…Меня уже две недели лечат. И греют, и колют, и капают, таблетки пью. Не легче, - жалуется дальнобойщик.
- Ты, Витя, обязательно сделай, как я сказал. Будет легче. Это природное тепло, живое. Я и Галю так лечу.
- Дед, а почему ты держишь чужую карточку?- не без ехидства задаёт вопрос дама со вторым номерком.
- Ещё и без очереди рвёшься, - добавляет  молодая с тетрадью для рецептов.- Я вижу, у вас лист-направление на МСЭ. Его долго заполнять. Я знаю… на целый час писанины, не меньше.
- Терапевт только подпишет. И всё. Это направление для получения инвалидной коляски. И карточка моей жены.
- А сама она прийти не может, потому что парализована уже 18 лет. Галя сейчас одна. Её нельзя оставлять надолго. Она беспомощна. Ждёт меня, волнуется. Прогулочная коляска старая, совсем развалилась. Вот я и оформляю документы на новую. Весна, скоро потеплеет, на улицу надо Гале, на воздух.
- Я вчера у хирурга подписал, сейчас терапевт подпишет, а потом ещё невропатолог останется. Сегодня надеюсь успеть.
- Невропатолог - сама на больничном листе, - констатирует мужчина, следивший за рассказом старика.
- А когда выйдет?- быстро переспрашивает старик, на лице которого отразилось беспокойство.
- Не знаю, - тихо отвечает мужчина.
- Какая досада, - сокрушается старик.- Надолго оставляю Галю, она не может быть одна, так не любит…Старик искренне волновался.- Я покурить выхожу на крыльцо и если задерживаюсь, она сердится, нервничает. Нельзя, а то давление поднимется. Недавно дочка из Украины приезжала в гости, говорит:
- Отец, давай я тебе куплю путёвку в санаторий, а за матерью присмотрю сама. А ты отдохни!
- А я ей говорю: «Что ты! Разве мне можно уезжать, да ещё и так надолго. Отойти нельзя, не то, что уехать».
- Я восемнадцать лет никуда не ездил и не поеду. Нельзя мне. Галя не выдержит.
- И сейчас вот думаю, как она там одна?
Люди с сочувствием слушают старика и их глаза становятся добрее. Все проникаются к нему уважением.
- Как Вас звать? - спрашиваю я.
- Пётр Иванович. Савченко Петр Иванович, а жену – Галина Афанасьевна. Я на шахте работал, в проходке, горнорабочим, а Галя – машинистом подъёма. Она красавица была. Глаз не оторвёшь. Я с парнями дрался за неё. А когда женился, мне весь посёлок завидовал. Пела хорошо, все песни знала. Она и сейчас поёт, только вы не поймёте, о чём – это я один могу разобрать. Плохо она говорит, речь у неё неразборчивая. Я один понимаю. Коляску мне до зарезу надо. На руках я её не вынесу. Старый стал, ослаб, руки - не те. Моложе был - носил на руках. На улице весна, скоро всё зацветёт, а Галя не увидит. Мы с ней всегда весну встречаем. Она любит смотреть, как цветут вишни. Я ей веточки даю в руках подержать. Она радуется.
Как вот ей сказать, что коляски нет? Расстроится, заплачет. Я ей уж и новый халат  купил, красивый, с цветами. И коляску новую хочу выхлопотать. Нельзя нам без уличной коляски. Весна. Я и уколы сам ей делаю, «скорую» не вызываю. Всё умею, научился. Сам готовлю, сам её кормлю. Умываю её, причёсываю.
Из кабинета врача вышла худенькая кашляющая женщина. Пациенты проводили её взглядом. Повисла небольшая пауза и вдруг дама со вторым номерком объявляет: «Заходите, Пётр Иваныч, ваша очередь».
- Я ведь только подписать, - извиняясь, произносит старик и робко берётся  за ручку двери.
- Дедушка был за мной, - внезапно громко уточняет пожилая женщина в берете, сидевшая на стуле возле окна и не слышавшая диалога.
- Он не может ждать, - отрезает дальнобойщик.
- Это почему же не может?- возмущённо изумляется женщина в берете.
- У него вахта, - отчётливо сообщает Виктор.
- Какая может быть у старика вахта?- снова удивляется женщина.
- Бессменная!- убедительно заключает парень.
Все замолчали, обдумывали услышанное, соизмеряли. Каждый в душе жалел старика, сочувствовал его нелёгкой судьбе. И, конечно же, уважал за преданность женщине, которую он так полюбил в юности. И за то, что сохранил эту любовь до сих пор, невзирая ни на что.
Я подумала, как правильно сказал парень–дальнобойщик. Он на вахте.
Действительно, этот мужчина несёт вахту своей нежной преданной любви, заботится и не даёт погибнуть женщине, которой клялся в верности, неотступно находится возле неё. Он живёт ею и для неё. Он любит её до сих пор. Это святость или норма?
Легко и понятно, когда мужчина влюблён в молодую здоровую женщину. Ему с ней удобно, весело. Но любить женщину беспомощную, тяжелобольную?… Чего в нём больше - преданности или ответственности? Любви или чувства долга? Что его удерживает возле неё столько лет? Он ведь не жалуется на жизнь. Нет! Он сокрушается, что не может помочь ей так скоро, как хочется.
Вспомнился русский христианский праздник – день святых Петра и Февроньи. Они прожили долгую жизнь и умерли в один день. Не дай Бог, чтобы Галина пережила его. Нет, Бог милостив, он не позволит. Бог за любовь многое прощает. Я стояла рядом с настоящей любовью и понимала: красоты этой любви  не занимать. А ещё я думала: а смог бы Ромео столько лет и так преданно доказывать свою любовь Джульетте, приведи их жизнь к подобному финалу? Великий Шекспир вряд ли решился бы поднять уровень трагизма своей пьесы до таких  высот… Вот такая необычная  история любви.