Предчувствие зимы

Розовое.
Горячее дыхание рук тратит себя в окружающее пространство.
День отзовется вечером… Ваши ветви голы – остатки
                вскипевшего утра купают их… Царапает пеной глаза.

Запревающим клубнем выкатывается тело в снег.
Живот дряхлого мешка изнемогал грузом картошки. И я первый, кто выронил себе честь, – вопреки всем фразеологизмам, сама она не умеет выпасть.
Братья мои, пинайте сильнее, количество ваше вскроет свое пюре.

А я – качусь…
Морщинистое брюхо больно отскакивает… упругие холмы поглощают себя друг в друга; в единой корке сияния их становится очень ярок несоответствием своего мяса мой прыгучий ком. А когда сила удара позволяет клубню моему спружинить в щипком воздухе седого неба, озираясь на неспешность наготы февральского порно, открывая створки затхлого разума своего, чтобы принять белизну, я переворачиваюсь и падаю на мягкий свой позвоночник.

Мое тело бесконечно раздроблено.
Нет уже надобности вдыхать порами – все кусочки мои вяжет этот снег.

Я не принес тепла материнскому телу… чуть случившейся динамикой, каплями крахмальной крови не будет смягчен хлад ее наготы… смущенная, нездоровым сном усмирена в терзающей усмешке белизны своего покрывала.

Мама… я прилег рядом.
Прими… хоть частичка меня просядет сквозь снег.
Прости… независимо от воли нашей, ты обязана будешь принять.

Еще будучи целостной, утерявшая здоровый, желтый свой цвет, мякоть затвердевает рубцами щипков мороза.
Трансформировалось тело… одним большим глазом взирает в гнетущее небо, что, искажаясь в агонии восприятия умирающего, дарит надежду
                седина ресниц или замерзшие слезы – чем-то хочет почтить мою память.

В последней судороге мышц я рассматриваю крохотную снежинку, что, едва касаясь моего зрачка своим ажурным ребром, тает, червем своего плевка прорывая снег, разделяющий меня и спящую мать.

               
24.10.12г