Победа одна на всех

Моим родителям Долгополову Николаю Сергеевичу и Долгополовой Марии Александровне посвящаются эти строки.

Наша семья в 1954 году переехала в Севастополь в военный горок в бухте Голландия, хотя название «городок» весьма условное. Мне тогда было 4 года, а брату всего два месяца. Конечно, переехали не мы одни, нас было достаточно много для двух жилых домов, которые к тому времени были построены. В основном, это были семьи офицеров, прошедших ВОВ, опытных и обстрелянных подводников, преподававших в ВВМИОЛУ им. Дзержинского в Ленинграде, и направленных в Севастополь для подготовки учебной базы для будущих подводников.
Первые впечатления от переезда – потрясение, невероятный восторг от простора вокруг.
        В военно-морском посёлке Голландия (так и по сей день называется одна из многочисленных севастопольских бухт)  отстроено только два новых послевоенных дома.
А на самом высоком месте прямо царский дворец с колонами. И развалины, развалины, развалены. Мы переехали летом. Жара и свежий морской ветер. Воронки от бомб. Заваленные входы в подземные ходы. Запах разнотравья…. Колышется  трава на горке перед домом.
Свежий запах разнотравья,
Ветром клонится ковыль.
И земля бывает раем,
И ковром бывает пыль.
         А под домом в низинке болото, трава зеленая….
Вся жизнь впереди, сколько будет радости, этой огромной радости победителей той страшной войны, и уверенность в прекрасной будущей жизни, которая написана на всех лицах, попадающихся на улице, переполняет маленькое ребячье сердце. Как я любила прибежать куда – ни будь на обрыв над морем, сидеть на тёплой земле и улыбаться, глядя в синюю даль…
        В ту пору мама была занята недавно родившимся братом Серёжкой, и я имела достаточно большую степень свободы. Да и нечего было здесь бояться. Городок военный, маленький, все друг друга знают,  и постоянно делает обход военный патруль.  А мама… она просто не знает, сколько вокруг патронов и пистолетов валяется на земле.
        Все в детстве мечтают о чём-то.  Как же были мы глупы, что мечтали о том, что вновь будет война, и, может быть, посчастливится нам  прославиться. Стать героями этой новой войны.  Было до слёз обидно, что поздно мы родились, уже после войны.
Итак, Севастополь далёких пятидесятых… Бухта Голландия. Нет деревьев, нет цветов, есть место для сбора мусора, есть баня для матросов, курсантов, солдат, а для нас по субботам.

1954 год.
Все очень быстро преображалось вокруг.
В скалистой земле выдолбили огромные ямы и клумбы. Все дружно выходили по воскресеньям на засыпку воронок, посадку деревьев и цветов. Вокруг в красивых матросских робах работали военные курсанты и в домашней одежде офицеры - все знакомые, а мы дети, естественно помогали, знакомились друг с другом, мирились и ссорились. Родители не вмешивались в наши дела.
     Выдали мебель. Комната стала уютной. А самое главное, что у мамы была серьезная причина почувствовать себя счастливой. Война и голод 1947 года позади, есть своя комната и через полгода вся двухкомнатная квартира будет отдана нашей семье, когда отстроят третий дом. Папа тоже был весел и энергичен. Война закончилась и впереди любимая преподавательская и исследовательская работа. Почти каждый день, собираясь в училище,  он начищал пуговицы своего кителя. Грудь украшали ордена, и золотой кортик выглядывал из-под кителя. Рядом любимая жена- Маша, дети и мир.
       Мама всегда пела, когда делала домашние дела. Я до сих пор помню все мамины песни. И про землянку, и про синенький платочек и про утомленное солнце, и еще, еще, еще. Тогда не было магнитофонов, телевизоров, был только приемник, который смастерил папа и еще рация.  Вот у этого-то приемника я частенько засиживалась, слушая песни и стихи.
Мы целыми днями гоняли по улице, забегая домой за горбушкой черного теплого хлеба. В те времена улица не означала, как сейчас наркотики и пойло, но тоже таила серьёзные опасности в виде могущих в любую минуту взорваться снарядов.
Во всём городе единицы  деревьев сохранилось после войны.  От посёлка до центра города можно было доехать, а точнее дойти катером за 15 мин. А катер был серого цвета, военный с маленькими круглыми иллюминаторами. И ходил он с пристани военного училища очень редко. Поэтому первый выход в люди ( в центр города) был намечен на 9-ое мая 1955 года.  И это событие я запомнила во всей не бывалой красоте и новизне. Рейд закрывался очень рано, чтобы не препятствовать передвижению выстраивающихся на военный парад кораблей Черноморского флота. Я проснулась сама, случай сам по себе редкостный.

Флот на бульваре.
Закончен парад.
На рейде Москва,
И Ленинград.
Средь роз и фонтанов,
Нет грубых и пьяных.
Есть дух моряков,
У белых домов,
У синего моря,
У пристани графской,
Гуляет любовь
В военном, и в штатском!

Родители умерли очень рано, мама в 52 года, а папа пережил ее всего на четыре года. После их смерти самый любимый праздник голландских жителей превратился для меня в событие, вызывающее бурю грустных воспоминаний. Сейчас я не хожу в Севастополе на военные парады.
 
Я не включаю телевизор в этот день,
И никуда не  выхожу из дома,
Не  потому,  что  мне   сегодня  лень,
А… горло… перехватывает комом…

А Севастополь мой всех городов белей,
Не белизной отстроенных домов,
Сверканием погон и белых кителей,
Украшенных рядами орденов.

Военный завершается парад,
Тогда еще тех  много было,
Кто оказался жив и рад,
Покою завоеванного мира…

Отец из них, и кортик золотой,
Я - по колено, в беленькой панаме…
Идем мы  по Большой Морской
Навстречу улыбающейся маме…

У моря синего оркестр духовой,
Вся пристань Графская танцует,
Но мы торопимся домой,
Ведь надо много приготовить.

Через цветущий двор бегут,
Соседки с разными блюдами,
Застолье - складчиной зовут,
Я тоже помогаю маме…

И майский праздник был всегда…
И главным, и счастливым….
Подумать даже не могла тогда,
Что станет вдруг невыносимым.

Летели дни… Их жизнь прошла,
Нет даже сил придти к могилам,
И каждый май я слезы лью,
А из окна….
Воспоминанья  маршем милым…

И звук военного оркестра,
И цвет сирени во дворе,
И от соседей запах теста,
Бутылки с водкой на столе…

Отец Николай Сергеевич Долгополов во время Великой Отечественной войны вместе с однокурсниками осенью 1941 года был досрочно выпущен лейтенантом из ВВМИОЛУ им. Дзержинского и отправлен под Москву на защиту столицы.

Кружатся пары в мраморном зале,
А над страной нависла война….
И даже проститься не успевали
Наши отцы с матерями тогда.
 
Были так молоды эти мальчишки
В том сорок первом году,
Не дочитав интересные книжки
Шли  защищать  Москву!

Те, кто в подводники собирался,
Стали пехотой морской,
В лютый мороз для них начинался
Долгий смертельный бой.

Черная смерть защищала Отечество!
В рукопашной с врагом!
Никто не считал, заснувших навечно
Под пулемётным дождем!

Фашисты называли морских пехотинцев «черная смерть»,  и боялись их атак.
10-го декабря 1941 года отец был тяжело ранен,  к счастью вынесен с поля боя, и лечили его в госпитале. В то время не  хватало бинтов и лекарств,  живых червей выгребали из ран, а множественные осколки в ногах так и остались. От той первой встречи с войной на всю жизнь остался след большой раны на спине, синие просветы осколков в ногах и кривые зубы, которые стали такими из- за мерзлых сухарей, заменявших еду, когда полевая кухня погибала под огнем противника, также осталась карта, отобранная у немца в рукопашном бою.  В день ранения  10 декабря, его мама, моя бабушка,  в Ростове на Дону видела все это во сне.
Отец мало рассказывал о том времени, предпочитал примерно так комментировать события, когда я его расспрашивала:

Никто не хочет больно делать,
Ни внукам, детям… Никому.
И потому, не часто говорили
Про ту проклятую войну.

А если сильно приставали,
Вопрос лепили на вопрос,
В ответ мы часто получали:
«Нет, не боялся, не пришлось.
Страшней всего бывало мне,
Убить кого-то на войне»

Помню?...
Помню, как спиртяги
Нам дали много на мороз,
Ещё я помню, что в атаке
Штыком
Проткнул я фрицу нос.

Ещё я помню:
После взрыва –
Не слышат уши ничего,
Что трогал руки, ноги…
            -  целы...
И это было хорошо.

Ещё я помню, как из раны
Червей всё время выгребал,
Жалел, что я не на рыбалке,
На них я рыбы бы поймал.

Река? Да нет, я не заметил,
Земля была белым бела,
А холод помню, и на свете,
Не сыщешь капельки тепла.

Как согревались? Спирта много
Осталось после штыковой,
Живым хватало, ради Бога,
Ты над душой моей не стой.

Иди уроки лучше сделай,
Потом я всё тебе скажу,
Но мне хотелось и хотелось
Поговорить про ту войну.

А он всецело устремился,
В неведомый до селе путь,
При нас ведь новый мир
Творился, а про войну?
             - Когда –ни будь.

Так и ушёл, и всё, что знаю,
Всё от товарищей его,
Или из книг, когда читаю,
Там есть немного про него…

А мама? Мама пела много,
Землянку пела и про ночь,
Я подпевала неумело…
- Нет слуха, бедненькая дочь.

«Ну вся в отца, и петь не может…
Ну хорошо, хоть варит голова…
Ну что тебя война всё гложет?
Война, на то она и есть война»…

И лишь на праздник после третьей,
Узнаешь что-то невзначай,
А тут уже звучит «На рейде»
И про «платок», и про «прощай»

Война – она и есть, наверно, чувство,
Что словом невозможно передать,
Война -   скорей всего, искусство
                Ежеминутно умирать
А после смерти возрождаться,
Чтоб страх убийства побеждать…


О войне он рассказывал мало, потому что все они - послевоенные первопроходцы просто не имели на это времени, возрождая на пустом месте город и, создавая новое военно-морское инженерное училище для обучения будущих подводных экипажей.
У всех этих офицеров была примерно одна и та же довоенная , военная и после военная судьба. А я попытаюсь кратенько изложить ее на примере моего отца.
Во время войны он участвовал во взятии Кенигсберга, в боях под Ленинградом, Москвой, на Волге и, наконец, стал командиром боевой части движения на подводной лодке. Один из эпизодов описан в книге Виктора Емельяновича Корж, который курировал на Балтике дивизион механиков.  А недавно в Интернете, я нашла статью девочки, Екатерины Могилиной  из Санкт - Петербурга, записанной ею со слов ее дедушки – акустика, из этой ее статьи я узнала, что ее дед и мой отец плавали на одной и той же подводной  лодке:

«В начале марта подводная лодка получила задание поставить мины в Данцигском заливе и провести разведку на путях отхода немецких судов из Таллина, Лиепаи, Виндавы. Пополнив все запасы топлива, продовольствия и боекомплекта лодка 5 марта вышла в очередной боевой поход. В море пошел командир дивизиона подводных лодок капитан 1 ранга Орел А.Е., будущий адмирал, командующий дважды Краснознаменного Балтийского флота, старший помощник капитан-лейтенант Руссин Ю.С. и командир БЧ-5 инженер-капитан 2 ранга Корж В.Е., который потом напишет книгу об этом походе «Запас прочности». Одним из гидроакустиков в этом походе был старшина 2 статьи Бузулуков, старшина со знаменитой лодки С-13, которой командовал легендарный Александр Иванович Маринеско.» (Екатерина Могилина)
(Мой отец, Долгополов Николай Сергеевич плавал на этой же лодке командиром БЧ-5, а не В.Е. Корж, но в том походе, который описывает она, действительно был и и дядя Витя. Он командовал тогда  всеми  командирами БЧ-5 в дивизионе подводных лодок на Балтике, о чем он сам   написал в своей книге «Запас прочности», да и рассказывал потом мне лично Я очень рада, что девочка знает и помнит об этом. Пошел он в этот поход, потому что лодка была проблемная, пролежавшая на грунте, под водой, имевшая небольшую надводную скорость, да и поход был разведывательный ).
Подводная лодка Л-21 в том, описанном походе в условиях сильнейшего шторма и обнаружения лодки противником после ее удачной атаки, была взята вражескими кораблями, охраняющими фашистский транспорт, в «конверт». 4 корабля стояли по углам, а пятый искал лодку внутри квадрата. Как только один из кораблей обнаруживал лодку, он шел в атаку, а другой занимал его место. Из такого конверта подводным ходом не вырвешься. На лодку было сброшено множество глубинных бомб.  В лодку они не попали, но дел натворили не мало для БЧ-5. И, в конце концов, лодка не могла перемещаться и в надводном положении из – за сильного дифферента на корму. Его надо было устранить. Было принято решение поменять местами рули, для чего необходимо было рубить зубилами металл. Наверху противник и грохот зубил под ударами кувалд… Конечно, было мало вероятно, что противник не уничтожит лодку, но и лежать на грунте дальше было невозможно, уже чувствовалась нехватка воздуха в отсеках. Выхода не было, так хоть какой – то шанс уйти.  Тут важен был очень четкий расчет всех действий. И вот много часов по очереди матросы, сменяя друг друга грохотали на всю Балтику. Корабли противника, видимо, не подумали, что это вражеская лодка возле их базы так нагло грохочет,  и работу удалось завершить.  После этого механики рассчитали возможность быстрого увеличения скорости противника, имевшего паросиловые энергетические установки, в условиях их двухдневной неподвижности  в сравнении с надводной скоростью своего дизеля, и было принято решение срочно всплыть и уходить на надводной скорости. И неожиданно для противника лодка выскочила рядом, сумела оторваться от кораблей противника, пока он разгонял свои турбины. Лодка возвращалась в свою базу. Экипажу дали время на отдых.  И наградили орденами и медалями. Такие походы были важны и тем, что они давали пищу инженерным мозгам для усовершенствования всех узлов корабля.
Мой отец Долгополов Николай Сергеевич с золотой медалью окончил школу, затем  с достоинством и  честью прошел Великую Отечественную Войну на суше, на море и под водой, за что был многократно награжден орденами и медалями,  с золотой медалью во время ВОВ закончил ВВМИОЛУ им. Дзержинского, затем  с золотой медалью Академию. С 1955 года гола руководил кафедрой в СВВМИУ (пос. Голландия в городе Севастополе). В 1975 году ушел в отставку и продолжил  преподавательскую работу, будучи профессором в СПИ до последнего своего дня. Похоронен на Братском кладбище Северной стороны.
С 1955 года он руководил одной из кафедр СВВМИУ.
Имя отца было первым занесено на доску почета училища, с этого момента доску почета стали пополнять имена выпускников, окончивших училище на отлично.

Я сегодня старше родителей,
И многих больших парней,
Мы по разные стороны жизни.
Нет на карте страны моей.

Да и море не будит пО утру
Звуком горна на гюйс и флаг.
Севастополь не слышит побудки
И опущен училищный стяг.

Не уходят отсюда ребята
Вместо тех, кто в отсеках на дне.
Сыновья их на службе атома,
Продолжают служить на земле.

Нет страны, за которую стоя,
Отдавали вы жизни свои.
И земля пошатнулась от горя
За всемирные наши грехи.

Не напрасно ушли вы в небо,
Чтоб живым наконец понять:
Человеку хватило б ковчега,
Человеку не нужно стрелять.

Скоро снова весенний ветер
Всколыхнёт на погосте цветы,
И придут к вам жёны и дети,
Хоронившие вас без войны.

И соседка – девчонка бывшая
Среди братских пройдёт могил,
Что-то тихо шепча Всевышнему
Обо всех, кто когда-то жил.

Ничего не бывает напрасно,
Ничего не случается зря,
И пускай после дней ненастных
Распускается снова весна.