Фуад
делись с нуждою отчей хатой.
Есть у меня сосед Фуад:
большой, вальяжный и усатый.
Он не художник, не поэт,
не жрец, что мазан божьей миррой,
но почему-то не воспет
моей восторженною лирой.
Он говорун и доброхот,
к таким дедулям льнут внучатки.
Меня всегда его проход
поймает краешком сетчатки;
притянет и, сместив к зрачку,
уже всего одарит взором
(иду ль к сливному я бачку
иль продвигаюсь коридором).
Закрыв весь мир своим плечом,
он глянет как-то утомлённо.
И в той беседе ни о чём
напомнит чем-то Соломона.
За нашу жизнь потолковав,
мы разбредаемся нередко:
он — необъятный словно шкаф
и я — простой как табуретка.
Свои у каждого дела,
своя у каждого дорога.
Но жизнь мрачнее бы была,
когда б совсем без диалога.
Допустим, сядешь в свой «Фиат»,
обдашь народ угарным газом,
тоскуя: где же он, Фуад —
восточный муж с атласным глазом?
Ах, нет соседа... Что за дни,
коль без участливого взгляда?
Как часто нам важней родни
одно присутствие Фуада.
1998
Свидетельство о публикации №113050200492