Галине-3

Когда за рамою кухонного окна
садится солнце, расщепленное каштаном,
и летний воздух, разогретый допьяна,
на ощупь кажется уже непостоянным;
когда собачники выгуливают такс
и содрогает мир пикирующий бакс
кафе-шантаном с алкоголем и кальяном,
в московском Марьино у круглого стола
мы ловим сумерек неясные границы.
И той идиллии звенящей кабала
подобна пыточным объятиям столицы,
где бесконечно кем-то долбится асфальт,
ревут моторы и меняется погода,
и лошадиный – позабытый – звонкий альт
не потревожит никакого коневода
в пределах яростной московской кольцевой,
поскольку – кроме ипподрома – коневоды,
как логос неба, унесли язык живой
на отдаленные свои конезаводы.
А здесь, в почти благословенной тишине, –
лишь я, хозяйка да хранитель дома – кошка,
обосновавшись на распахнутом окне,
напоминает об утерянном немножко:
о детстве, рае и утраченной любви,
такой простой, что именуется «святая»,
когда в черемухе шальные соловьи
с ума сводили, никуда не улетая…
Всё это грустно, будто память о былом,
но до сих пор еще почти небезнадежно.
И, как ни хочется промолвить: «Поделом», –
но город сумрачен и тьма его острожна.
Однако всё еще душа моя жива,
и светят окна, и находятся приметы.
И разум ищет незатертые слова,
что держат тело на поверхности планеты.

2005