Завет поэта, Орфея сего времени

   Сон или тысяча лет счастья, эпоха царственной гармонии наступает, проявляясь в каждом зримо для меня. Неизбежно, импульс, проходя через сердца всех, объединяет их и вырастает в объединенную и созидающую волю как стержень идущий сквозь тысячу лет. Жизнь моя – чистое зеркало времени и глядите на нее!
Отринувшее пестроту, в простых своих одеждах возвышенное человечество возносится с каждым столетием, идущее в гору, оно побеждает прежде самое себя и тогда уже не страшит ничто и дыханье распирает воздух умопомрачительной высоты – не фиктивной, когда ты как еслиб в консервной банке в машине своей где-нибудь на орбите, а ощутимой земной высоты. В долинах оставлены нами ржаветь махины уничтожения. На гигантских свалках покончили собой фанатические экспериментаторы. Друг друга они распяли на машинах, предназначенных для смерти. Лишь немногие идут со мною, ведь многие отстали и осели в предгорьях. В этих предгорьях, выбранных ими для дома, они плача прощались с нами и желали Счастливого Пути. И мы, со щемящею в сердце с болью и комком подступившим к горлу покидали их, ведь были среди них наши отцы, матер, братья, сестры, но дети, наши дети шли рядом с нами и были впереди нас.
— Уже тысячу лет мы идем. Когда будет страна богов?
— Уже вступаем мы в ее пределы. Узнаю я их. Как легко было мне воспарять одному до жилища богов, и как трудно приблизится к нему, взвалив все человечество на плечи! И не обману я вас пустою грезою. Ведь среди вас я вижу истинных богов и боги те, живущие наверху, торжествуя, воспримут в лоно свое равных им. К тому же, подтверждение нашего равенства им – бессмертие идущих в гору. Смешно и мало проживают люди свое в долине. Что успевают сделать они за столь короткий срок? Они мгновенно стареют и становятся дряхлыми, разврат калечит и губит поколения за поколениями в долине. Их справедливость – это гнусный расчет тюрьмы. Их государства – тоталитарные, демократические ли, едва ли различались меж собой с точки зрения горы.
— Ха. Мы смеялись над их склокою и над их всемирными планами. Их звезды и свастики были всего лишь знаками вертепов на мировых дорогах торговли. Но сейчас последние из них задохнулись в собственных испражнениях. И мы подождем еще сто лет, чтобы можно было взглянуть на первые цветы в мертвых долинах. Так что идем. Еще сто лет…
— Да, это счастье подыматься в гору и блаженство ныне раскрывает врата. Когда были мы с тобою в долине – ты поражал нас своим смехом. И недоумевали: откуда такой искрящийся смех? Теперь мы видим как искрятся твоим смехом залитые солнцем вершины.
О, да! На землю спустился я, доселе воспаряя средь вершин, кристаллизовавшихся достоинств моих и через то обретший знание и силу. В здешней жизни замечаю я отдельно представленные достоинства, отдельные глыбы из которых ныне составляю гору, подобную идеальной вершине.
И еще: как цветок дарует аромат всем, так и ты, человек, духом светлым освети мрачные зеницы уродливых душ и несись лучами дальше – в пределы без времени и смерти.
    Мир Это – зыбь, океан. Мир То – берег, остров. К нему, наконец-то, должны мы пристать… Здесь нас увлекает падающее время в свою воронку. Там же – нет времени, нет его вовсе. До сих тот берег находился за пределами наших чувств…
    В дневных парадах и ночных шествиях, соотносимых с декадами звезд, мы обладаем священными атрибутами, суть посредниками между Это и То. Эйфория облекаясь в формы ритуалов, становится мистерией, ибо энергией масс уже направлена в одно, и это одно в такие миги раскидывает мост соучастия. И тот дирижер масс, путеводитель по мосту соучастия – этим обиталищем горящих вихрей – поет и двигается над умами, направленными только на него, и чарует их, поскольку То отражено в нем как зеркало, как эхо. Итак, я – звучащий танцор, эхо То, я гляжу только на То и вижу себя. Значит, из всего этого следует то, что юла вертится вокруг самой себя. Так танцую я!

Словно Феникс я восстаю из пепла
И мое, всеми цветами мира переливающееся крыло
Шелестит над печальною милой планетой людей.
О чем поведать тебе?
Я знаю страну чудес, которая ближе твоего кончика носа,
Но страшен удел дерзнувшего ее отворить
И любовь – один из ключей.
Но давно ли я был холодным и успокоенным как пепел?..
Я выпью новый огонь без остатка,
Но заставлю выпить его и тебя.
Общим пламенем мы запылаем
И тогда на унылые лбы людей падут отблески прекрасного
Свечения, рождая в окаменевших сердцах тоску по Неизведанному.
Ты постигни смысл изреченного… Слушай:
Истинное единение душ тяготится жизнью людей
И достойно бытия богов.
Позабудь себя и отдай мне свою душу.
И тогда я открою тебе страну чудес:
Снопы настоящего света устремятся
Из этого мгновения – во все стороны: к временам прошедшим
И будущим.
Ты отринешь память как путы…
И боги возликуют и примут за стол пира.
Испив сладость Потустороннего, ты сможешь выбирать
Власть ли на Земле, равенство ль среди богов.
Избрав власть, падешь на Землю
Гнетущийся властью над низким.
Паду за тобою и я, ко своему праху возвращаясь вновь.
Но… вот и воспламенилась твоя кровь!
Беги прочь…
Прочь – страсти богов.
                1984