Воин Света

«Воин света»

Дневник барда — история Пушкинского конкурса.
Из цикла «Неведомый мир»

1. Декабрь 2001. «Гроссман».

Передо мной, прямо на земле, пропитанной осенними дождями и остатками мокрого снега, на куске полиэтиленовой пленки лежала солидная, выгнув горб и разбросав по черепашьи в стороны лапы, стопа внушительных размеров довольно-таки хорошо выглядевших книг,  выпущенных еще в Советское время, самого различного жанра. Это была художественная литература. Все эти книги продавались по мизерной цене, гораздо ниже той, по которой повсюду торговали новыми книгами.
Я спросил женщину, которая торговала: «Откуда такое богатство?»
Оказалось, что распродается какой-то запасной фонд отдела культуры бывшего исполкома города. Факт сам по себе вопиющий. Вопиющий — это когда вопить хочется. То ли от боли, когда «за державу обидно», то ли от радости и ощущения дешевизны книг и предстоящей выгодной покупки.
Там были уникальные издания, которые сейчас купить вряд ли возможно: Грибоедов, Пастернак, Вяземский, Машковский, Гроссман, Бродский, Чехов, Цветаева и много, много других мне знакомых и не знакомых.
На все деньги, что у меня были в тот момент с собой, я набрал полную сумку книг из этого моря изобилия, жалея, что получка еще не скоро и у меня нет тележки, что бы купить этих книг как можно больше.
Когда я уложил все книги и рассчитался с продавщицей, она, видя, что я купил себе в основном классику исторического и поэтического направления, вдруг вспомнив что-то, выудила из массы книг одну небольшую по объему, под названием «Забытая книга» Леонида Гроссмана.
 — Молодой человек (это я - то молодой в пятьдесят пять лет?), мне кажется, вы тот, которого я ждала. Вернее, эта книга ждала Вас. Вы вовремя оказались здесь и должны купить ее обязательно.
Слова эти мне показались странными, однако анализировать их я не собирался, скорее всего, ей просто надо было поскорее продать книги и уйти с рынка, с мокрой, промозглой улицы к себе домой, где тепло и не капает и наконец-то вздохнуть облегченно, скинув с себя скучную, незавидную миссию.
Во мне же шел процесс будущего духовного обогащения, по принципу — бери, что твоей душе угодно. Моей душе было много кое-чего угодно, но карман был уже пуст. Полистав книгу мельком, я все же уловил суть ее. Там было что-то по Пушкинской тематике.
 Смутные образы Великого Учителя, впитанные в кровь еще с детских лет, промелькнули в сознании, встопорщились былинами и сказками и эхом замолкли нелепой дуэлью и печальной тишиной.
Собрав остатки денег из кошелька, я еле-еле наскреб нужную сумму, одновременно соображая, что остался без копейки на хлеб, за которым шел на рынок, до того момента, пока не увидел книги.
Подходили еще люди, в основном пожилые и средних лет, выросшие в Советское время и воспитанные на классике, на настоящей литературе, выбирали себе что-то.
Подходили молодые парни и девушки, спрашивали книги про секс и боевики, но услышав, что тут только книги из фонда культуры: Шекспир, Гоголь, Пушкин, Джек Лондон, Оскар Уайлд и другие подобные, разочарованно отходили и недоумевали, почему пожилые люди отдают последние деньги за возможность купить эти книги.
Только одна девушка купила при мне томик стихов Анны Ахматовой.

2. Январь 2002 года. «Вызов».

«Вся вселенная будет помогать тебе в осуществлении твоей мечты, если ты сам будешь стремиться к ней неустанно» — это слова из новеллы Паоло До Коэльо «Алхимик», в которой я познакомился с Воином Света. Впрочем, обо всем по порядку .
После концерта в нефтехимическом техникуме, где мы выступили перед студентами с Сашей Макаренко со своей авторской песней, спустя некоторое время, раздается звонок из редакции местной районной газеты от корреспондента Авериной с предложением встретиться и поговорить о моем творчестве, с целью напечатать статью в газете, о том, как живется бардам.
Почему бы и нет.
Мы сидели у нас на кухне, пили чай и я рассказывал ей о своих песнях, как они возникали. Некоторые песни исполнял по ходу беседы. Мы очень мило провели время, потом с женой проводили Валентину Степановну до дома, где она жила и мне оставалось только ждать, когда появится заметка в газете.
А еще день спустя, у меня появилась идея — «Вызов».
Шла середина января, я в это время составлял сборник баллад, с прицелом на какой-то концерт, так как после первого дебюта в техникуме мы с Сашей Макаренко собирались продолжить общение с публикой, поскольку видели интерес зрителей к нашему творчеству.
Так вот, в этот сборник баллад опять вклинилась песня о дуэли Пушкина: «Для чего ты дрался, барин?», написанная неизвестным для меня автором и которая всю жизнь не дает мне покоя.
Эта песня настолько образная и откровенная, что сколько я не пытался сочинить нечто подобное, у меня ничего не получалось. Секрет этой песни я не разгадал до сих пор. Душа автора, сочинившего эту песню была настолько широка, что она не вмещалась даже частью своей в мой ограниченный мир.
Предположительно, из косвенных всполохов, автором был не кто иной, как  Денис Давыдов – герой отечественной войны с французами, поэт-песенник, лихой рубака «эскадрона гусар летучих», любимец женщин, неисправимый романтик, покончивший свои дни нищим в своем поместье.
Пока эта тайна не раскрыта мною, я буду, наверное, продолжать сочинять песни, стихи, баллады, новеллы. Так хочется догнать ускользающий горизонт. Кажется — вот-вот в следующей песне получится, а потом понимаешь, что у него все равно лучше:

«Для чего ты дрался, барин,
Для чего стрелял, курчавый,
Посмотри, как снег распарен
Под твоею кровью ржавой…»

В то время, да собственно и сейчас, чтобы проникнуть в душу другого автора, понять и освоить его стиль, я применял очень простой прием: на его стихи или песню я пишу так называемый «ответ» — продолжение или пародию.
Так всю осень и остаток 2001 года я посвятил проникновению в души Тимура Шаова, Мишы Лавка, Валеры Кихтенко, Александра Потупало, и других стихоплетов из моего окружения сочиняя на них пародии. В то же время продолжал писать свой «Эдем» и комментарии к нему в форме эпиграмм. Эта осень была для меня очень плодотворная.
К чему это я? Ах, да!…
В список баллад вклинилась песня о дуэли Пушкина.
 — Ну, нет, — думаю, — надо написать свою версию, что бы в сборнике были только мои песни.
Это дало толчок к теме: «Дуэль Пушкина».
Как обычно сначала вживаюсь в эпоху, вхожу в образ, читаю всю доступную литературу по этому вопросу и вдруг… наталкиваюсь на своей книжной полке на «Забытую книгу» Леонида Гроссмана, которую мне вежливо предложили купить на рынке и где есть «Записки Д. Аршиака» — секунданта Д. Антеса, который стрелялся с Пушкиным.
Все!!! Это было словно откровение. Весь материал, который я собирал по крохам в разных источниках касательно дуэли Пушкина, был в этой книге. В ней до мельчайших подробностей был описан тот отрезок времени, когда случилась эта трагическая история, словами секунданта со стороны Д. Антеса его товарища — Д. Аршиака.
Эту книгу я прочитал за одну ночь, а на следующую ночь уже практически была готова баллада «Д, Антес», оставалось ее отшлифовать и наложить мелодию.

«…В последний раз, я в том уверен
Я видел взмах ее руки,
А через час мы с ним разделим
Барьер и жребий, и грехи…»

В основу баллады я положил воспоминания противника Пушкина – Д.Антеса, который в дуэли оказался более удачлив. Мысленно поставив себя на его место, мне хотелось как-то объясниться и оправдаться перед историей о том неизбежном, что произошло. Я не был убийцей, я был просто несчастный влюбленный, влюбленный в жену Пушкина – Наталью Гончарову.

«…Мне повезло, я жив остался
Противник мною был убит,
Но вот с богами он сравнялся.
А я был проклят и забыт…»

Все это происходило на фоне встреч с нашими бардами, где мы смеялись над пародиями сочиненными мною на участников этих встреч, смеялись, слушая басни — новинки Саши Макаренко.
И однажды утром, в моей голове рождается мысль: «Почему бы это не заинтересовать Пушкинской тематикой своих друзей, устроить поэтическое соревнование — кто лучше сочинит!».
Давай перебирать: Саша Макаренко, Миша Лавка, Сергей Кондрачук, Валера Кихтенко, Костя Великандо и… все. Больше никого не знал. А где же еще поэты? Кто меня поддержит?
В своих друзей я верил.  Саша Макаренко сочиняет в основном басни, них попадались интересные обороты, красочные яркие образы, так что до баллад ему было не так уж далеко; Сергей Кондрачук – тот вообще вольный стрелок, пишет по принципу: что вижу – то и пишу; Кихтенко – классик, в основном работает по лирике, но если бы он захотел, он справился и с балладами.
Только соревноваться со своими друзьями стало как-то не очень интересно, да мы и так уже надоели друг другу, а если душа просит простора, значит пришло время знакомиться с другими авторами.
Есть у нас в городе такое поэтическое объединение – «Исток», участники которого иногда печатают в городской газете свои стихи. Надежда снова вспыхнула во мне от раскрывшейся перспективы и новых горизонтов. В «Истоке», как мне казалось, были сильные поэты, если уж они выпускают книги, сборники стихов, давно печатаются. Это уже говорит о чем-то. Вот бы их увлечь конкурсом! В компании всегда веселее. Посмотрим, кто лучше раскроет тему. Может, я научусь у них чему ни будь?
Как потом оказалось — это они у меня научились… исполнять свои стихи под гитару. Это странно, ведь поэты не любят менять своих кумиров.
Итак, если синтезировать воедино: Паоло Де Коэльо с его «Алхимиком» и Воином Света, дуэль Пушкина, наши басни, пародии, былины и баллады, которыми мы увлекались в клубе авторской песни, плюс к тому же учитывая наступающую 165 годовщину смерти Пушкина и идею конкурса, то не мог не родиться «Вызов». Что и произошло. Вот его текст:

ВЫЗОВ!

Я, Воин Света и Слова, приглашаю Вас, как Воина Света и Слова, принять участие в поэтическом конкурсе — турнире, в честь памяти нашего Великого Учителя, убитого 27 января, 165 лет назад на дуэли у Черной речки. В зачет турнира идет десять работ: 1. Стих.2. Песня.3. Сонет.4. Баллада. 5. Былина.6. Памфлет.7. Басня. 8. Эпиграмма.9. Пародия.10. Притча,
написанных стихотворным языком, по тематике: "Пушкин, время и мы". Три работы должны перекликаться с биографией или творчеством нашего Великого Учителя. Отказавшийся от ВЫЗОВА, не может себя считать Воином Света и Слова! Победитель получает ВСЕ!

Опыт проведения поэтических конкурсов у меня уже был, когда еще двумя годами раньше в рамках своего завода была попытка реализовать тему вольного поэтического перевода стихотворения Р. Киплинга — «Если», заодно добавив в задание: стих, рубаи и танка. Конкурс тогда удался на славу — активное участие, награждение победителей, банкет на турбазе…
Теперь задача усложнялась — надо было выйти с конкурсом в масштабе города и провести его по десяти номинациям. Сложности меня не пугали, если есть желание, найдется и сто способов его осуществить.
Начал я с того, что напечатал текст «Вызова» в двадцати экземплярах и стал раздавать всем знакомым поэтам.

3. Январь 2002 года. «Начало».

Итак, изготовив копии «Вызова», я первым делом посетил редакцию газеты «Нефтехимик», это наша заводская многотиражка, где Татьяна Сергиенко — редактор, живо заинтересовалась конкурсом, но, как и в прошлый раз спросила: «А какие будут призы?»
Какие могут быть призы для творческих людей? Поскольку это хоть и поэтический, но все-таки турнир, то победителя ждет поцелуй принцессы, то есть нашей несравненной Танечки.
Я знал, что в завкоме сейчас денег на призы нет и вряд ли будет, времена поменялись, не знаю в какую сторону, но если меня за победу в конкурсе поцелует принцесса, я бы не возражал.
Вторыми получили копии «Вызова» наши доблестные кино-радио операторы Валера Кихтенко и Александр Потупало, удостоившиеся моего посещения сразу же после редакции «Нефтехимик», поскольку радиостудия попалась мне по дороге к своему цеху. Оба поэта, на своем рабочем месте только что собрались откушать по чашечке кофе, и тут я нарисовался пред их ясные очи. Как положено я вызвал их на рыцарский поэтический турнир в самых изысканных выражениях с вручением текста.
Зная их характеры, без учета литературных способностей, поскольку был знаком с их творчеством, я особенно не надеялся, что они откликнутся на Вызов. Эти люди были себе на уме, как два метеора летящие по своим маршрутам, или проще, два камня катящиеся с горы, которые напрасно было останавливать или привлекать их внимание, тем более пытаться свернуть куда-то в сторону.
Они вежливо познакомились с текстом «Вызова», удивились, что так много заданий и демонстративно положили мое творение в стол.
Скорее всего, им было не до конкурса. Их заела текучка. Никаких баллад, сонетов, басен, пародий они сочинять не собирались. Слабаки.
Третьим получил копию «Вызова» мой приятель по клубу авторской песни — Александр Макаренко, с которым мы встретились в тот же день после работы в заводской сауне.
Сначала он был ошарашен обилием тем, но когда увидел в списке слово — басня (это его конек), расслабился и пообещал подумать — участвовать ему или нет, при этом заметил (Саня у нас эрудированный малый), что мой вызов по тематике тянет на дипломную работу выпускника филологического факультета университета.
Я его немного взбодрил, сказав, что у него в запасе два месяца, а из заданий у него наверняка одно уже есть готовое — басня, остальные наскребет. После этих слов, он попался на крючок. По его глазам я понял, что он уже «завелся». Так, один готов…
Сергея Кондрачука я выловил в сварочной будке на риформинге уже на следующий день и вручил ему карточку с текстом «Вызова», ничего не объясняя, только сказал, что вызываю его на дуэль. Он любит такие приколы.
Миша Лавка получил мое послание через свою маму, с которой мы в то время ездили на работу в одном автобусе.
Так, своих я озадачил…
Следующий этап — «Исток».

4. Январь 2002 года. «Исток»

После ряда звонков через Валентину Степановну — журналиста, которая брала у меня интервью, я узнаю, что очередное заседание «Истока» состоится уже в ближайшую субботу.
Договариваюсь с Сашей Макаренко и вот уже в два часа дня, в субботу мы с ним вваливаемся в зал заседаний центральной городской библиотеки, где якобы и должно состояться выше указанное мероприятие.
И что же мы видим?
Расставлены столы, как на свадьбу. На столах: самовары, конфеты, печенье, бутылки с вином, лимонадом. За столами сидят пожилые в основном люди, пенсионного возраста. Ну, мужиков, которых всего было человека четыре, я как-то не очень заметил, зато остальные человек пятьдесят — женщины, в основном пенсионерки, оживленно о чем-то беседующие между собой, вероятно в ожидании горячего чая.
Я Сашку спрашиваю:
 — Слушай, а куда это мы попали? Это, что все пятьдесят человек  — поэты? Скорее это похоже на заседание какой-то секты баптистов.
Подхожу к ведущей, которая всех рассаживала, организовывала:
 — Мы из клуба авторской песни Лисичанского НПЗ, пришли на встречу с поэтами города, ищем заседание поэтического объединения «Исток», где его найти?
Она сказала, что это именно здесь, показала нам свободные места.
—  Ладно, — думаю, — пока посидим, потом разберемся, посмотрим, что дальше будет.
Сели мы за стол. Сидим, никого не знаем, к печенью не притрагиваемся, стесняемся.
Наконец все угомонились, и тут началось…
Ведущая стала рассказывать про царя Николая Второго. Что-то вроде лекции, которая длилась минут тридцать.
Потом вышли женщины в одинаковых одеждах и под гитару спели несколько божественных песен. Пели они красиво. Но тематика…
Я все больше укреплялся в своем мнении, что мы присутствуем на сходке верующих людей.
Ну, не бежать же нам теперь нагло у всех на виду вон. Где же тут поэты? Черт бы их побрал. Попали…
Потом объявили перерыв. Все оживились, начали наливать чай, вино, зашуршали обертками дешевых конфет. Нас с Сашкой тоже угостили. Потом к нам пристал какой-то фотограф, сказал, что он из городской газеты по поручению Авериной должен снять меня для статьи в номер. Сфотографировались.
Старушки тоже лезли в объектив, просили снять их для памяти.
Тут ведущая вспомнила про нас с Санькой, объявила, что, мол, вот у нас в гостях представители клуба авторской песни и они вам сейчас споют…
Я встаю и говорю:
 — Вы меня извините, но у меня такое ощущение, что мы залетели не в свою стаю. Есть ли здесь кто ни будь из литературного объединения «Исток»?
Гляжу руку поднял один мужчина. И все…
Далее мне говорить уже не было ни какого смысла. Я рассказал о нашем клубе авторской песни, о поэтическом конкурсе, назвал номинации.
Посыпались вопросы о том, кто же будет в жюри и какие будут призы?
Хотел я им сказать про поцелуй принцессы, но в этот момент одна старушка так смачно отхлебнула чай из блюдца, что я потерял дар речи.
Настроение у нас с Сашкой быстро падало. Если бы не бутылка вина, которая стояла на нашем столике, — пропал бы вечер.
Потом мы с ним по очереди спели под гитару несколько песен из своего репертуара. Когда я пел балладу «Пересвет», одна старушка почему-то пыталась вырвать у меня из рук гитару.  Санькина же песня про путану пришлась им по душе.
Когда расходились, я в раздевалке нашел мужика, поднимавшего руку как представителя «Истока», рассказал ему еще раз о конкурсе, вручил ему несколько экземпляров «Вызова» с просьбой раздать всем знакомым поэтам города, что он и обещал сделать.
Насчет себя сказал, что не берется участвовать в конкурсе, так как никогда не писал никаких баллад, былин, сонетов, но, может быть кто-то и заинтересуется.
—  Да, —  думаю, —  что же это за поэты такие? Что же они пишут? Одни стихи?
Этот мужчина, как оказалось потом, являлся ни кем иным, как Владимиром Литовским, одним из ведущих поэтов города.
Так, этот отказался. Не густо. А как же остальные?

5. Январь 2002 года. «Первая проба».

Итак, сделан первый шаг - объявлено начало конкурса по Пушкинской тематике. В заводской газете появилось объявление с текстом «Вызова».
Теперь начинаю работать сам. Одно только слово — «конкурс» меня вдохновляет, появляется азарт соревнования, мысли и замыслы бродят, силы прибавляются, появляются новые стихи и песни. Так было и на этот раз.
Для начала, думаю, прикину, что у меня есть готового для использования в будущей конкурсной подборке. Нужно десять работ. Из них три должны быть связаны с Пушкиным.
Итак, собираем. Баллада «Д. Антес» уже почти готова — раз. Былина — «Новое время» — в подражание Тимура Шаова его «Былине про попсу» — два. Пародия — этого хоть отбавляй, если я всю осень писал пародии — три. Эпиграмма? Выберем что-то из комментариев к своему «Эдему» — четыре. Далее — песня. С этим нет проблем — пять.
Что еще? — Басня. Есть! У меня есть одна басня про Костю Великандо, под названием «Мартых». Мартых — это мартышка мужского рода. Ого, уже шесть заданий готово.
Теперь — стих. Ладно, возьмем любую свою песню, уберем аккорды, получится стих — семь.
Осталось: памфлет, сонет, притча. Вот этого еще у меня не было. Итак, есть семь работ, осталось сочинить три.
Стоп! А как же Пушкин? По условиям конкурса должно быть не менее трех работ связанных с биографией или с творчеством Пушкина…
Что? Писать памфлет или притчу по Пушкину? Абсурд какой-то…

6. Январь 2002 года. «Миша»

Как я уже говорил, Мише Лавка я передал текст приглашения на участие в конкурсе «почтой», через его маму. На следующий день получаю от него уже настоящую почту. Конверт, а в нем письмо. Вот тут надо остановиться и перевести дыхание. Потому что перечитать такое еще раз, даже по памяти, не легко. К сожалению, обидевшись, я вернул письмо автору, не оставив копии. Вот приблизительно его содержание:
 — Уважаемый Александр Васильевич! Получил вашу записку с текстом «Вызова» и вот, что я хочу сказать по этому поводу. Вы, наверное, не за того меня приняли, прежде чем предложить мне участие в вашем конкурсе. Неужели я похож на таких, как Вы, работающих по штампам и по заказу. Я вольный поэт и пою, как птица, а Вы хотите загнать меня в клетку и сказать: «Пой!». У вас ничего не выйдет. Это раз.
Во-вторых, я не отношу себя к воинам света, а скорее к воинам тьмы, поэтому наши пути и цели не совпадают.
В третьих — Пушкин для меня не авторитет. Да, мы когда-то проходили его в школе, ну и что с того? Сейчас много авторов, которые мне нравятся больше, например — Башлачов.
Так, что извините, но в вашем конкурсе я не участвую…
Было еще что-то, в этом роде, уже не помню, но и того, что я привел — было достаточно, что бы я на него обиделся. На Мишку Лавка, барда, почти друга, родственную душу. И вот такое от него получить!...
Я ответил ему, что он, кажется, возомнил себя гением, а на самом деле — серость и посредственность.
Тем не менее, решил его включить в конкурс, выбирая сам из его стихов кое-что, подходящее по жанрам: стих, песня, баллада…, о чем и уведомил автора. Заодно порекомендовал ему перечитать стихотворение — «Пророк», Пушкина, где говорится о смысле поэта в жизни. Может, это поубавит спесь нашего «гения».
Мишу заинтриговало — что же это такое из его опусов я отобрал для конкурса. Да и «Пророк» его задел за живое. Вот на этот крючок мне удалось из него вытянуть былину — «Настя» и сонет — «Она ловила мокрый дождь…». И все, остальные работы я подгонял кое-как, натягивая до количества — десять штук. Естественно по Пушкинской тематике у него не было представлено ничего и ряд работ потом получили слабые оценки, так как не подходили по содержанию к требуемому жанру.

7. Январь 2002 года. «Сергей».

Сергей Кондрачук, наоборот, проявил ярый энтузиазм к конкурсу. На следующее утро, после того, как накануне я вручил ему «Вызов», уже принес мне свою эпиграмму:

Перчатку, брошенную Вами, поднимаю,
И Вызов, сударь, ваш я принимаю!
Надеюсь, что достойно Вам смогу ответить,
Примите строки мной рифмованные эти…

Далее он выразил восхищение по поводу моей идеи с «Вызовом», и не важно, по какой тематике конкурс, главное борьба и азарт, а это — жизнь, которая должна бить ключом и я молодец, что тормошу всех, иначе кто же этим займется?
Мы перебрали всех знакомых. Действительно, а кто? Никто в тот момент не подходил на роль поэтического толкача.
Вот уж точно — предопределение! Мы, как марионетки играем каждый свою роль. Шекспир был прав.
Я от своей роли не отказывался. Мне было интересно, чем же это все закончится. Ведь идея-то моя!
В итоге этого конкурса мне удалось далеко продвинуться.
Мало того, что за короткое время я прочитал трехтомник Пушкина и все, что связано с его биографией, выискивая темы для конкурса, я просто так для души сочинил около двадцати работ только по Пушкинской тематике, научился сочинять сонеты, притчи, басни, памфлеты, былины, эпиграммы. Освоил Онегинскую строфу, октаву, рондо, былинный размер. Сочинил несколько песен, венок сонетов. За два месяца я набрал на компьютере и отпечатал своих четыре варианта по десять работ. В одном даже все десять были так или иначе связаны с Пушкиным. Отпечатал конкурсные работы всех остальных участников (еще шесть человек). Познакомился с замечательными людьми нашего города — поэтами, бардами, художниками и музыкантами.
Но это все было уже потом, в эти два короткие и такие насыщенные месяца — февраль и март 2002 года.
А как же Сергей? В дальнейшем он не особо напрягался, почти ничего нового не сочинил, а принес свои старые работы — десять штук, едва-едва проходящие по требованиям к каждому заданию. Все работы участников приведены в отдельном сборнике.

8. Февраль 2002 года. «Моя первая работа».

Наступил февраль. Прошла неделя после 27 января, памяти Пушкина. Черная речка, дуэль, гибель.
В последнее время, после объявления конкурса, я отключился от внешнего мира. Нет, я продолжал ходить на свой завод, ел, спал, как обычно. Но мысли мои занимала поэзия. Естественно это была никакая не поэзия, просто образы облекались в строки. Каждое утро, просыпаясь в четыре часа, я до шести работал над стихами.
Начал с сонетов, поскольку в моем первом списке не хватало: сонета, притчи и памфлета. Нашел в учебнике литературных терминов — что же такое сонет. Вспомнил, что сонеты писал Шекспир. Перерыл свои книжные полки, нашел. Читаю. Наслаждаюсь дня два.
Как-то двумя годами раньше, при встрече с Костей Великандо, он нам хвастался своим венком сонетов, где из четырнадцати сонетов, если выбрать по одной строчке, получится магистрал — пятнадцатый сонет.
Мы тогда смотрели на Костю как на корифея, нам недосягаемого. Вот теперь пришло и мое время.
Раннее утро. Горит свет. Шекспир лежит в стороне. Все спят.
Беру ручку, пишу:

 — Какой же ты поэт, она сказала мне,
Ты видишь — я одета в голубое,
Закрой глаза, все станет как во сне,
И ты не знаешь, что я здесь с тобою…

И дальше. Через полчаса сонет был готов, все четырнадцать строчек. Ура! Процесс пошел.
Кстати, а что это такое за голубое? Может платье? Почему не красное? Стоп! Красное и голубое… Есть! Идея! Будет венок сонетов под названием — «Красное и голубое», где по очереди будет то тема красного чего-то, то тема голубого. Голубым могут быть: небо, глаза, озеро. Красным: огонь, закат, восход, роза, свеча. Да это же Клондайк! Тут можно насобирать тем на море сонетов.
Прозвенел будильник. Пора собираться на работу. А как же Пушкин? Кстати, что же у меня в голове осталось из школы от Пушкина?

…В пустыне чахлой и пустой,
На почве зноем раскаленной,
Один, как бедный часовой
Стоял Анчар во всей вселенной…

Ба, да это же Анчар. Боже, как давно это было, уже и слова забыл. Вот пародия. Пародия, пародия… Да, это будет пародия! А зацепиться можно за слово — часовой.
Ну, какой же Анчар — часовой? Это же дерево какое-то ядовитое, которое давно уже спилили, наверное, и торчит там вместо дерева пенек.
К вечеру пародия на Анчар была готова:

…В пустыне той, само собой
Стоит чудак согбенный,
Похоже — это часовой,
А рядом пень отменный… и т.д.

Помня о списке невыполненных заданий для моей первой работы и перечитывая трехтомник Пушкина, я иногда наталкивался на его короткие стихотворения, такие как: «А кто имел мою Аглаю?», «Телега жизни» и другие, то приходил в недоумение — почему такие примитивизмы вошли в трехтомное издание? Ах, да — это же Пушкин. Любая его строчка на вес золота.
Почему бы думаю не поддеть Пушкина за такие стихи эпиграммой. Например:
…Когда таких стихов не станет
То мое ухо не завянет… и т.д.

Надеюсь, Пушкин поймет меня, ведь он сам был мастер на эпиграммы.
Итак, к первой работе оставалось сочинить памфлет и притчу. На эти две вещички ушла еще неделя. Опять же мне помог Пушкин. У него есть стихотворение:
…Кавказ предо мною, один в тишине...

Я, подражая ему пишу:

…Донбасс предо мною, один в тишине
Стою на балконе, курю папиросу… и т.д.

Далее описываю беспорядки у нас в Личичанске в результате развала Союза.
С притчей получилось следующим образом. Как-то просматривая книгу А. Таранова «Формулы смысла», я натолкнулся на притчу Э. Фостера о жадной женщине, которая совершила за всю свою жизнь единственное доброе дело — подала нищенке луковицу, а когда попала в ад, ангел чуть было не спас ее из котла с горящей смолой, опустив с неба эту луковку… и что из этого вышло.
Притча мне так понравилась, что мне оставалось ее только зарифмовать и все задания к первой работе уже были готовы:

…Соседка тетя Клава на улице жила,
Никак у той соседки не клеились дела… и т.д.

Замечательная штука — компьютер. Особенно для редактирования стихов. В то время компьютеры были в дефиците. Но мне достался списанный на работе, который выручал меня как нельзя кстати, который я использовал в качестве печатающей машинки.
Когда у меня из-под матричной головки с принтера сошла моя первая работа для Пушкинского конкурса задолго до окончания срока, отведенного для раскачки, это был мой праздник.
Я как бы шагнул еще на одну ступеньку в своем мастерстве: «Ай, да Сивухин, ай, да сукин сын…».
С таким разнообразием жанров (по моему мнению) мало кто в Лисичанске сумел бы справиться.
Итак, в первую работу вошли: стих — «Жизнь — река», баллада — «Д. Антес», песня — «Песня дождя», басня — «Мартых», былина — «Новое время», памфлет «Донбасс», эпиграмма — «Когда таких стихов не станет», сонет «Какой же ты поэт...», пародия «Пенек», притча «Луковка»…
Я держал это сборничек из десяти работ и не мог налюбоваться на него: «Получилось! Получилось!...».
Практически выходило, что уже второго февраля я закончил участие в конкурсе. А до финала оставалось еще два месяца. Некоторые участники еще не приступали. А чем же мне теперь заняться?

9. Февраль 2002 года. «Встреча с «Истоком» у Жени Шаргородского».

Они сами меня нашли. Кажется, звонила Валя Голубицкая, которую я в глаза не видел, хотя читал ее стихи в газете. Она подробно рассказала мне, как найти дом Евгения Шаргородского, назначила время встречи, просила пригласить моих друзей.
Звоню Сергею Рубежанскому (Кондрачуку) и Саше Макаренко. Берем с собой выпивку и закуску, домашнее вино, мед, гитару и отправляемся по указанному адресу.
Стояла морозная, снежная и солнечная погода начала февраля. Переполненная маршрутка домчала нас до остановки «Кирпичный», откуда далее пешком с шутками и в веселом настроении мы спешим по обледенелым мостовым, разыскивая, судя по описанию, некий домик барачного типа, где нас уже ждали.
Тесная, убогая обстановка. Маленькая прихожая и кухня. В боковой комнатке на диване свалена одежда гостей. Какие-то незнакомые дамы, радушно нас встретившие, готовят бутерброды за столиком на кухне. Хозяин дома на инвалидной коляске с трудом протискиваясь, подкатывает к нам поближе, протягивает руки для приветствия.
Знакомимся. Это Женя Шаргородский. Раньше я читал стихи, написанные им и у меня на основе его творчества сложился такой облик былинного богатыря, умудренного человека, на склоне лет посвятившего себя стихам и прозе. А не самом деле передо мной сидел инвалид с детства, правда, довольно ловко управляющийся с костылями, с живым, чудаковатым выражением на лице, постоянно косящими глазами и с хитроватой улыбкой.
От нашего появления в квартире стало еще теснее. С трудом раздевшись, в этой берлоге, свалив свою одежду в общую кучу, пробираемся в зал, где наконец-то можем вздохнуть свободнее и расслабиться.
Здесь я узнаю Аверину Валентину Степановну — журналиста, Таню из библиотеки и Сашу Нигреева, с которым виделись так же в библиотеке, на сходке любителей божественных песен. Кстати это он тогда любезно предоставил нам свою гитару, когда мы с Макаренко показывали свои таланты.
В комнате было еще несколько человек, среди них и Владимир Литовский, тот, с кем мы виделись в библиотеке и которому я вручил тексты «Вызова». На диване, рядом с ним миловидная девушка, модно одетая. Звали ее Катя. Как потом выяснилось, она оказалась здесь случайно, залетев на огонек, проездом из Москвы, где она обиталась находясь на заработках.
Здороваемся, с незнакомыми знакомимся. У некоторых я вижу листочки с моим «Вызовом», видимо Литовский только-только их вручил присутствующим. Они, видимо, еще не знают, что я автор, судя по отсутствию вопросов в мою сторону.
Пока собирали на стол и все рассаживались, Аверина показала мне пробный экземпляр статьи для городской газеты «Новый Путь» о моем «творческом пути». Интересно читать про себя.
После официальной части, я имею в виду утоление жажды и голода с помощью вина и бутербродов за «круглым» столом, все единодушно изъявили желание начать неофициальную часть — поделиться своим творчеством, так сказать, других посмотреть и себя показать в области поэтического и песенного мастерства.
Как-то получилось, что слово мне дали первому. Начал я опять с «Вызова», объяснил условия конкурса, пригласил поддержать наш клуб авторской песни с надеждой, что именитые поэты города Лисичанска «которым мы в подметки не годимся», блеснут своими талантами и покажут нам дилетантам как надо творить прекрасное. Еще я говорил, что живем мы для борьбы, и что участие в конкурсе оживит наши мозги, вызовет радость бытия и может благодаря конкурсу родится у кого-то что-то гениальное.
Все слушали внимательно, но по настроению моих слушателей, я понял, что участвовать в конкурсе никто не собирался. Никто из них не писал баллад, былин, сонетов, памфлетов, басен… Я услышал в последствии небольшие по объему стишки: о весне, о лете, о любви, о жизни, о смерти и т.д., какие все пишут, когда им делать нечего.
Кто-то спросил опять — какие будут призы? На что пришлось ответить, что у нашего клуба есть свой призовой фонд, и призы будут замечательные, но приз — не главное, главное — участие!
Все сказали, что подумают, а теперь хотели бы послушать мои песни.
Пели мы с Сашей Макаренко много, по очереди передавая гитару друг другу. К нам подключился Саша Нигреев — тот, который в библиотеке акомпонировал ансамблю любителей, поющих божественные песни под гитару.
Сергей удивил всех своими эпиграммами и афоризмами. Девочки с «Истока» и с ними Женя Шаргородский и Владимир Литовский читали свои стихи. Все было замечательно, но узость тематики явно бросалась в глаза.
Мы пили вино, пели и смеялись, все были довольны собой и зрителями. Каждый, как говорится, отводил свою душу. У творческих людей есть такая потребность — показать свое творчество другим людям, а иначе — зачем тогда творить? Для себя, как птица?…
В этот вечер особенным для меня было открытие, что мои песни приносят кому-то радость. Я видел, затаившую дыхание Катю, видел блеск и живой интерес в глазах журналистки Авериной, видел одобрение и других сидящих в комнате.
Ради такого слушателя я готов идти на край света, только бы знать, что ему нужны мои песни. Жаль, что это редко совпадает и редко случается.
Стоп. Это я уже где-то слышал. Ну, конечно же, это слова Кости Великандо. Видимо, мы с ним идем по одной дорожке, с разницей в несколько лет. Кстати, где он сейчас? Говорят, что в психушке.
Боже, только не это…

10. Февраль 2002 года. «Алла Проневич и Николай Жирков».

Снова я ошибся во внешности. Реальный объект не вписался в мой воображаемый образ.
Иногда мне приходилось знакомиться с ее стихами. Источником, как всегда, являлась городская газета «Новый Путь». Мне казалось, я увижу худенькую, такую романтическую из Гриновских сказок, окрыленную и миловидную женщину средних лет, успевшую пожить, накопить поэтический потенциал, находящуюся в расцвете творческих сил.
Алла Проневич оказалась солидной дамой, в меру упитанной, черноволосой, с признаками кавказской родословной в крови, но действительно романтически настроенной и окрыленной.
По ее взгляду я понял, что она представляла меня так же несколько иначе, возможно, более старшим, серьезным, а к ней зашел на огонек щупленький, одетый в повседневный костюм, бард с гитарой.
Секунды три мы оба ошалелые переваривали друг друга в своей душе, стоя в дверях. Наконец, сработал мостик, который не мог нас не объединить – наше творчество. Мы смирились с действительностью, улыбнулись друг другу, познакомились.
Жизнь снова оказалась проще, чем мы ее себе представляем. Рыбак рыбака видит издалека. Поэт примет другого поэта в любое время дня и ночи, в любой обстановке.
Потом мы, конечно, встречались не один раз, и по ходу конкурса и на заседаниях «Истока», но первая встреча была все же более интереснее и теплее всех остальных.
Алла сразу же согласилась участвовать в нашем конкурсе (забегая вперед, скажу, что она заняла первое место, а из двадцати человек «Истока» к нам присоединились для участия в конкурсе только двое: Алла и Нелли Рубежная).
Сюрпризом было появление третьего в нашей компании, который принес водку и сделал вечер более насыщенным, чем предполагалось. 
Николая Жиркова я так же видел впервые, и так же знаком с ним был только по его стихам. Замечательный, Есенинский стиль. Добродушные, полные деревенской, крестьянской мудрости стихи.
Обликом он походил на образы описанные в своих произведениях. Невысокого роста, седоватые волосы, просто одет, застенчивая улыбка.
Вечер проходил своим чередом. Я пел свои песни. Алла читала стихи. Обсуждали предстоящий конкурс. Потом Жирков взял слово. Действительно, взял «слово» в свои руки…
Остаток вечера, пока не кончилась бутылка, свои стихи читал только он. Стихов было много, наверное, все, что он написал за последние двадцать лет. Мы с удовольствием их слушали. Перед нами раскрывался дух Есенина стихами Коли Жиркова. Без всяких премудростей, без философских и мистических подтекстов, без зашифрованных в словах тонкостей и наслоений. Я удивлялся, как можно простыми словами создать такую красоту.
Перед нашим мысленным взором возникали картины природы, картины русской деревни, портреты русских простых и удивительно милых людей с нелегкой судьбой, светлые образы деревенских девушек и молодых парней, во всем светилась безграничная любовь к своему родному краю. Отличием его стихов от Есенинских было то, что в них сквозила бесконечная радость и восторг без грусти и уныния.
Потом выяснилось — Коля оказался земляком Есенина, родом из-под Рязани, что, вероятно, повлияло на стиль его стихов.
Пора было расходиться. Я тогда еще не знал, что Коля Жирков будет председателем нашего конкурсного жюри, и что он «зарубит» часть моих работ, благодаря ему я займу только второе место после Аллы Проневич.

11. Февраль 2002 года. Моя вторая работа.

Жизнь шла своим чередом. Время, как ему и было положено — бежало. Я ездил каждый день на нефтеперерабатывающий завод, где работал прибористом по наладке приборов аналитического контроля. В свободное время сочинял второй вариант работ, десять номинаций, какие требовались по условиям конкурса. Здесь я уже ничего не стал брать из старого, все создавалось заново.
Начал я со стихотворения «Призрак». Здесь я углубился в мистику, ничего не выдумывая особо, взял все сцены у Гроссмана. Например, сцена, где Д. Аршиак впервые встретил Пушкина у княгини К… В тот момент Пушкин перебирал, сидя за столом в богатой гостинной, драгоценные камни: в одной руке — горсть алмазов, как снег, в другой — горсть рубинов, красных, как кровь… Все это потом вспомнилось у Черной речки после выстрела Д. Антеса. Чем не мистика?
Второй момент, который мне хотелось отразить в этом стихотворении — то, что ему, Пушкину, якобы одна цыганка нагадала гибель от руки всадника в белой одежде. Об этом в книге Гроссмана тоже сказано. Пришлось нарядить Д. Антеса в белый фрак. Как он был одет перед дуэлью, я не знаю, надеюсь, что в белое. Моя цель была создать загадочную атмосферу в стихотворении, мистичность, отразить неотвратимость судьбы.
Все это по замыслу мне предстояло воплотить в слова. Проще всего это было сделать, используя персонаж призрака Пушкина. Он как бы является нам и рассказывает жуткую историю…
Стихотворение было написано за два-три утра. По моим меркам — это быстро. Оно до сих пор мне нравится, когда я его читаю — ощущаю, как мурашки бегают по коже.
В который раз перечитывая Пушкина, я все глубже проникал в его творчество. Эта глубина становилась необыкновенной когда я пытался подражать ему, сам сочиняя в его манере и стиле.
Есть у него небольшая вещичка — «Домик в Коломне», написанная октавой. Я загорелся написать этим размером что-то в подражание, что-то шуточное, ну, хотя бы басню.
Сюжетом мне послужила история покупки Сашей Макаренко домика, только не в Коломне, а в Лисичанске. Он там очень много переделал, достроил, отремонтировал, украсил, оборудовал, посадил. Мы, барды, там частенько собирались на наши посиделки. И еще — Саша любит сочинять басни. Все это нашло отражение в моем произведении, которое я назвал: «Домик в Лисичанске». Получилось очень смешно. Санька сам смеялся над собой, когда я дал почитать ему окончательный вариант. Особенно ему понравилась заключительная фраза:

«…С тех пор поэт стал вновь опасен
Взамен стихов он пишет басни…»

Это про него.
Вторым опытом подражания Пушкину, была моя попытка переложить «Капитанскую дочку» на стихи, используя Онегинскую строфу. Терпения хватило осилить только одну главу, где описывается встреча Гринева с Пугачевым в степи во время снежной пурги.
Все это вошло во вторую работу. Остальные номинации, как создавались, рассказывать не буду, приблизительно в такой же последовательности: идея, жанр, воплощение, шлифовка, распечатка, снова шлифовка, пока не набралось десять штук, согласно задания. Стих, песня, сонет, баллада, и т.д…
Мне понравилось сочинять сонеты. Развивая свою идею создания цикла сонетов «Красное и Голубое», периодически я возвращался к этой теме и у меня родились уже несколько сонетов:

«…Над озером повисло небо голубое
Где облака легки свои стремленьем…»
Или:
«…Огонь костра мне душу согревает,
Закатом красным веет ото всюду…»

К середине февраля уже половина венка сонетов была готова. Постепенно я добрался до нужного количества — четырнадцать штук. К восьмому марта жене читал уже весь цикл: «Красное и Голубое».
Остальные участники тоже время не теряли. Миша Лавка, как-то через почту (хотя мы живем с ним рядом на соседних улицах), передал мне сонет:

«…Неутомимой жизни день за днем,
Дурачась, пролетают перед нами…» и т.д.

В первый момент его сонет вызвал у меня легкий шок. Я чуть не свалился с сиденья в автобусе, когда прочитал его. В его сонете было все: любовь, природа, поэзия, мистика. Но самое интересное было то, что в нем прослеживалась явная насмешка и издевательство надо мной и моим конкурсом. Это было уже слишком!
Столкнулись две поэтические линии. Я не знаю, как назвать это правильно. Вот если в банку посадить двух скорпионов, то получится что-то похожее…
Достаю бумагу, карандаш из моей сумки, в которой я вожу обед и свои стихи, и прямо в автобусе, по дороге на работу, пишу этому Мише — садисту, пародию на его сонет:

«…Мы все, порой, дурачась взлягиваем вдаль,
Туда, где осень вздыбилась стихами…» и т.д.

Только когда я закончил этот сонет-пародию, тогда успокоился.
Миша явно не желал участвовать в нашем конкурсе. Так же дурачась, он прислал мне былину «Про Настю». Такую былину — былиночку, на одну страничку.
Больше я не дождался от него ничего.
Он занял в конкурсе седьмое место, обогнав Сергея и Сашу Макаренко, благодаря своему сонету, стихотворению и песне, за которые жюри выставило высокие оценки.

12. Февраль 2002 года. Встреча с филологами.

Наконец-то вышла статья в городской газете «Новый Путь» о нашем авторском клубе, под рубрикой — «Твори, выдумывай, пробуй». Признаться, я ждал звонков от бардов города, желающих познакомиться. Напрасно.
Позвонил Сергей Кондрачук, который сделал мне замечание по поводу того, что я в своих стихах отправил Пересвета в бега из монастыря, сражаться с татарами, тем самым исказил историческую правду. Потом позвонил Жирков Коля и сразу же прочитал несколько эпиграмм в мой адрес, взяв за основу материал статьи.
Потом нас пригласили на совместную встречу поэтов города и преподавателей словесности из колледжей и средних школ.
На встречу мы пошли вчетвером: я, Миша Лавка, Сергей Кондрачук, Саша Макаренко.
Сергей, зайдя за мной, передал отпечатанный экземпляр работ по конкурсу. Получается, что он принес свои произведения первым. Хотя, у меня уже к этому времени были два варианта своих работ, я себя в расчет не брал. Мне было важно участие других. Я знал, что Саша Макаренко уже половину осилил.
Алла Проневич тоже кое-что подготовила. Может кто-то еще надумает? До конца марта больше месяца.
Встреча с филологами прошла на высшем уровне. Они были профессионалами, мы же любители, которые сами сочиняют стихи и поют их под гитару. Это авторская песня. Учителей русского языка и литературы интересовало, как же рождаются стихи и песни.
А кто его знает, как они рождаются? Это надо каждому самому попробовать. Иногда над одним словом бьешься неделю, иногда целые страницы сами выскакивают.
Самое интересное было то, что когда мы спросили — кто из преподавателей, пришедших на встречу, сам пишет стихи? Выяснилось, что никто.
Для нас это было открытие века!
Они знали литературу, русский язык, учили его в институтах, рассказывали все это своим ученикам, вели в школах и колледжах кружки литературы, но своего ничего не создавали. Для них литература и стихи по профессии были средством зарабатывания на жизнь.
А поэтов и бардов города они относили к категории сумасшедших, или вернее будет сказать к категории чудаков, свалившихся с Луны или из другого измерения.
По их понятиям поэтов сравнимых с Пушкиным, Лермонтовым, Ахматовой, Цветаевой в нашем городе нет и быть не может. Для них было загадкой, что какие-то барды пишут стихи.
Мне же представлялось, что филологи, само собой разумеется, должны были быть еще и поэтами и писателями.
Как я ошибался…
После нас выступали поэты из литературного объединения «Исток» со своими стихами. Наконец-то мы воочию получили то, что хотели — знакомство с творчеством этого хваленого объединения. Я так до сих пор и не понял, о чем же они пишут? Обо всем и не о чем…
Нелли Рубежная принесла свои конкурсные работы по Пушкинской тематике. Для нашего конкурса! Это был подарок для нашего клуба и уже — вторая ласточка. Процесс пошел.
В этот вечер мы пели свои песни с особым подъемом.
Хочется отметить момент, когда поэтов города заинтересовали некоторые песни Миши Лавка, в которых он наворочал загадок и домыслов под завязку. Я даже удивился и стал к нему приглядываться с опаской, как бы он не перехватил лавры внимания…

13. Март 2002 года. «Мария Пивень».

Ну, вот и весна. Как время летит. У меня уже готов венок сонетов «Красное и Голубое». Уже готов третий вариант из десяти работ для конкурса.
Я не знаю, что с ними делать. Скорее всего, подкину их для жюри под псевдонимами. Для этого случая у меня заготовлено несколько псевдонимов. Поскольку я родился на берегу Волги в городе Пучеже, то выбрал себе псевдонимы: Пучежский, Береговой, Волжский.
У Сергея Кондрачука псевдоним — Рубежанский, потому, что он из города Рубежный.
Забегая вперед, скажу, что из девяти работ, представленных на конкурс, по оценкам жюри: Сивухин занял второе место, Волжский — четвертое, Береговой — шестое место.
А как вы думаете — кто занял пятое место? Пенсионерка — Мария Федоровна Пивень!
Образования никакого. Профессия — резинщик. Возраст — шестьдесят пять лет, но она как-то сказала про себя: «Если бы я не глядела в зеркало, я бы все еще думала, что мне двадцать лет».
Познакомились мы с ней все там же, в библиотеке у Татьяны Фроловой, на встречах, которые проходили по субботам.
Без Марии Пивень эти встречи многое бы потеряли. Она участвовала во всех мероприятиях, связанных с художественной самодеятельностью, будь то песни, танцы, стихи, басни, и… застолья.
Поскольку она писала стихи, правда простоватые и искренние, мне удалось уговорить ее поучаствовать в нашем конкурсе по Пушкинской тематике. По началу ее смутило, что такое: сонет, баллада, притча. Я успокоил ее тем, что это все условности и можно любой стих рассматривать с разных сторон и с небольшой натяжкой басню можно выдать за сонет, а песню за балладу. Она посмеялась, и сказала, что подумает.
Прошло недели две. Как-то вечером Мария Федоровна звонит мне, с известием, что готовы все десять заданий по конкурсу. Вот это скорость.
Макаренко еще только расправляется с былиной, никак не закончит, а она уже на финише. И это пенсионерка, любительница, которая всерьез затею с конкурсом не принимала.
Я бросаю все, бегу, несмотря на позднее время, по ее зову к ней домой.
Мы сидим у нее на кухне, в двухкомнатной простенькой квартире, где она живет со своим мужем. В коридоре стоят два велосипеда, на которых семейка пенсионеров, поддерживая спортивную форму, добирается периодически до дачи. Мария Федоровна угощает меня своим фирменным блюдом — украинскими варениками своего собственного рецепта (этот рецепт она держит в секрете).  От самогонки я отказался (в отличие от хозяйки), а вот вареники оказались на высоте. Эти шедевры кулинарного искусства были ее коронным номером на встречах литобъединения «Исток». Все уже знали – если придет Мария Пивень, то будут вареники.
Из огромного количества листов со стихами, которые эта увлеченная натура принесла мне на кухню,  с трудом выбрал восемь, подходящих по номинациям конкурса.
Находим: песню, стих, балладу, басню, притчу…, почти все. Не хватает сонета и эпиграммы. Наконец решаем какой-то стих переделать в сонет, а другой укоротить и сделать из него эпиграмму.
Я забрал отобранные листочки с собой, для печати.
Потом ее стих про музей Пушкина и памфлет в частушках наберут хорошие оценки.
Вот так негаданно в нашу жизнь входит интересный человек. Скажете — судьба? Нет, мы сами находим друзей.
Если бы не этот конкурс (кстати, идея его проведения — моя), я бы не познакомился с «Истоком», с поэтами города: Аллой Проневич, Евгением Шаргородским, Нелли Рубежной, Николаем Жирковым, Владимиром Литовским и другими интересными людьми.
Они как-то сразу приняли меня в свою среду. Может действительно, мои стихи и песни чего-то стоили. На встречах мне трудно было отвертеться от демонстрации своих творений, даже если у меня ничего новенького не  приготовлено. Иногда меня это радовало, иногда вызывало недоумение, иногда мне просто хотелось посидеть, поразмышлять слушая других, сравнивая мое творчество и вникая в суть того, что я слышал, но мне это не всегда удавалось.
Принцип такой — не надо бояться дарить себя людям и тогда у тебя будет много друзей.
Кстати, из работников нашего завода, больше никто не откликнулся принять участие в поэтическом конкурсе, кроме нас с Сашей Макаренко, хотя мы несколько раз через заводскую газету напоминали об этом и печатали свои стихи и сонеты.

14. Апрель 2002 года. «Финиш».

Благодаря конкурсу зима пролетела незаметно. Все работы я набрал на компьютере, оформил отдельной папкой и отнес для оценки первому члену жюри — Лене Моргулец, работающей в нашей лаборатории. Она увлекается чтением стихов, любит Есенина, Пушкина и любезно согласилась поучаствовать в общественном жюри.
С нетерпением ждал результатов.
Оценка производилась по системе:
- очень нравится — 10 баллов,
- нравится, хорошо — 9 баллов,
- что-то есть, интересно — 8 баллов,
- так себе, средне — 7 баллов,
- не очень, не совсем понятно — 6 баллов,
- слабо, не тронуло — 5 баллов,
- не понравилось — 4 балла,
- совсем плохо — 3 балла.
Листочки проходили под кодовыми номерами, так что члены жюри не могли знать фамилии участников, таким образом, я надеялся, обеспечивалась объективность оценок.
Наконец, в понедельник получаю от Лены свою папку с работами и оценками!
Смотрю — по первому туру я на первом месте! С небольшим отрывом от меня идут Алла Проневич и Нелли Рубежная. Отрыв очень незначительный, так что все может поменяться.
В тот же день отношу работы Николаю Жиркову. Это еще два- три дня.
После его оценок я оказываюсь уже на втором месте. Ну, спасибо, Николаша, удружил.
Кстати, Жирков всем участникам ставил низкие оценки. Может из-за ревности, что сам не стал участвовать в конкурсе?
Зато филологи из какой-то школы, которых нашла Алла Проневич, начали завышать оценки до максимума и только те работы, которые явно были плохие, получали оценки отличные от десятки.
Так за «Призрак» они дали десять баллов, Жирков только — восемь. За «Д. Антеса» они — десять, Жирков — семь. За пародию на «Анчар» Жирков вообще дал только пять баллов и т.д.
Вот так я оказался на втором месте.
Оценки остальных членов жюри были настолько разные, что дух захватывало.
Если за одну и ту же работу ты получаешь высшую оценку — десятку и тут же кто-то из членов жюри ставит тебе за нее же только пять или даже три, то поневоле начинаешь думать, а кто же тогда дурак?
И вот я уже сижу ночью, подвожу итоги. У меня калькулятор на столе, листочки с оценками, все работы, бланки протоколов, бланки дипломов. Рядом коробка с призами-сувенирами, которые я купил для всех участников за свои деньги. Надо же устроить для людей маленький  праздник. Завтра отчет и объявление итогов на заседании клуба «Исток» в центральной библиотеке.
Конкурс состоялся!…
На этом можно наверное и завершить повествование о наших Пушкинских забавах.
Самое досадное в этих событиях (впрочем, я мало огорчался) было то, что конкурс не затронул наших заводчан. Даже некоторые поэты, которых я знал (Валера Кихтенко и другие) ни разу не позвонили, не откликнулись…
После этого я к заводской многотиражке не обращался и никаких конкурсов не затевал. Азарт прошел.
Приближались майские дни. Мое беспокойное сердце было уже занято предстоящим фестивалем авторской песни в городе Рубежное.
Мы с Макаренко строили новые планы, выдвигали идеи, как получше выступить, как попасть в гала-концерт, куда нам еще ни разу попасть не удавалось. В этот раз собирались исполнить авторскую песню под саксофон и гитару, чем, возможно, удивим зрителей и конкурсное жюри и за счет этого выйдем в финал.
Но об этом будет уже другая история.