Robert Service. Билл гренадер

РОБЕРТ СЕРВИС
(1874 – 1958, Канада)

Алели маки точно кровь сквозь перистый туман
И то и дело на часы смотрел наш капитан.
А мы, на корточки присев, курили под огнём;
Нам оставалось только ждать и думать о своём.
И я попробовал вздремнуть (дурные мысли – вон).
Как только я закрыл глаза, то погрузился в сон.
Мне снились сливки, но вкусить их толком я не смог,
Поскольку в этот самый миг меня пихнули в бок.
«Вперёд, ребята!» —  капитан скомандовал, и я
Из дыма выскочил, как чёрт, на линию огня.

Ребята с криками «ура» в открытую пошли,
Как будто мёртвые в крови, восстав из-под земли,
Пока их пули не сразят и молча не падут,
Скрываясь в маках, будто их и не бывало тут.
А я всё думал: как же так, ведь лучших из ребят
Находят пули, а плохих, как будто бы, щадят.
Как неразборчивы они пред грешным и юнцом,
Кому уже вовек не стать ни мужем, ни отцом.
И в это время, на бегу, пока я в мыслях вяз,
Попала пуля мне в плечо — я молвил: «Это — раз».

Я был сражён всего за миг, но духом я не пал.
Я – гренадер, я нужен здесь, при мне мой арсенал.
Я где-то каску потерял и с нею карабин,
Но есть гранаты у меня, и я здесь не один.
«Ура» мы больше не кричим и больше не поём;
Нас продолжает сечь картечь под пулевым дождём.
Строчат «максимы», и почти у вражеского рва
Попала пуля в руку мне — я молвил: «Это — два».

Я рад, что в левую, ведь я — бомбометатель Билл.
Со мной гранаты, но ещё я их не применил.
Что ж, карабин я потерял и каску, как и взвод,
Но, руку сунув под шинель, я всё ж пошёл вперёд.
Был адский шум, к тому ж не всех прикончили людей
Из наших рот, когда прошли мы первый ряд траншей,
Где были кучи мертвецов из вражеских солдат,
А впереди был ряд второй шагов за пятьдесят.
Вдруг, как кувалдой по ноге, что замер дух внутри,
И я плашмя свалился в грязь — и молвил: «Это — три».

Я окровавленный лежал и жизнь не подавал,
Мне было грустно от того, что каску потерял.
И тут я вспомнил о жене, её слова в тиши:
«Когда тебя убьют, то ты скорее напиши».
Я на гранаты посмотрел, что были на боку,
И сожалел, что во врага их бросить не могу.
А впереди увидел я воюющих ребят.
Я мог бы им сейчас помочь со связкою гранат.
И я пополз, пополз, чтоб вновь вступить в смертельный бой,
В окоп, что доверху набит был мёртвой немчурой.

Теперь, когда я здесь лежал, то думал об одном,
Как мне гранаты применить и встретиться с врагом.
Передо мной предстал блиндаж раздолбанный стократ,
И там — немецкий капитан и шестеро солдат.
К тому ж у них прекрасный был станковый пулемёт.
Я наблюдал со стороны за ними точно кот.
Казалось, каждый был из них доволен, что сейчас
Они позицию займут и «поимеют» нас.
Ведь наша рота впереди отчаянно дралась,
А кучка немцев с тыла им ударить собралась.

Внутри меня вскипела кровь; о боли позабыв,
По кучам трупов я пополз, чтоб совершить подрыв.
Я полз и ногу волочил, а левая рука
Была как плеть, но правой я готов был бить врага.
Я не замечен ими был; они так увлеклись,
Вправляя ленту в пулемёт, и вдарить собрались...
Когда подполз, то я сказал проклятой немчуре:
«Тра-та-та-та! И я хочу участвовать в игре».
И тут же связкою гранат отправил прямо в ад
«Машинку пишущую» их в их чёртовой норе.

Внутри воронки видел я ошмётки от врагов.
А после снова я пополз по кучам мертвяков.
Когда я слышал вопли их — блаженство испытал.
Я рассмеялся, прежде чем блиндаж тот адом стал.
Я был отправлен в лазарет, меня смогли поднять.
От нашей тысячи бойцов осталось тридцать пять.
Хоть я остался без ноги, я, право, очень рад,
Что толк какой-то всё же был от брошенных гранат.
--

Bill The Bomber

The poppies gleamed like bloody pools through cotton-woolly mist;
The Captain kept a-lookin' at the watch upon his wrist;
And there we smoked and squatted, as we watched the shrapnel flame;
'Twas wonnerful, I'm tellin' you, how fast them bullets came.
'Twas weary work the waiting, though; I tried to sleep a wink,
For waitin' means a-thinkin', and it doesn't do to think.
So I closed my eyes a little, and I had a niceish dream
Of a-standin' by a dresser with a dish of Devon cream;
But I hadn't time to sample it, for suddenlike I woke:
"Come on, me lads!" the Captain says, 'n I climbed out through the smoke.

We spread out in the open: it was like a bath of lead;
But the boys they cheered and hollered fit to raise the bloody dead,
Till a beastly bullet copped 'em, then they lay without a sound,
And it's odd -- we didn't seem to heed them corpses on the ground.
And I kept on thinkin', thinkin', as the bullets faster flew,
How they picks the werry best men, and they lets the rotters through;
So indiscriminatin' like, they spares a man of sin,
And a rare lad wot's a husband and a father gets done in.
And while havin' these reflections and advancin' on the run,
A bullet biffs me shoulder, and says I: "That's number one."

Well, it downed me for a jiffy, but I didn't lose me calm,
For I knew that I was needed: I'm a bomber, so I am.
I 'ad lost me cap and rifle, but I "carried on" because
I 'ad me bombs and knew that they was needed, so they was.
We didn't 'ave no singin' now, nor many men to cheer;
Maybe the shrapnel drowned 'em, crashin' out so werry near;
And the Maxims got us sideways, and the bullets faster flew,
And I copped one on me flipper, and says I: "That's number two."

I was pleased it was the left one, for I 'ad me bombs, ye see,
And 'twas 'ard if they'd be wasted like, and all along o' me.
And I'd lost me 'at and rifle -- but I told you that before,
So I packed me mit inside me coat and "carried on" once more.
But the rumpus it was wicked, and the men were scarcer yet,
And I felt me ginger goin', but me jaws I kindo set,
And we passed the Boche first trenches, which was 'eapin' 'igh with dead,
And we started for their second, which was fifty feet ahead;
When something like a 'ammer smashed me savage on the knee,
And down I came all muck and blood: Says I: "That's number three."

So there I lay all 'elpless like, and bloody sick at that,
And worryin' like anythink, because I'd lost me 'at;
And thinkin' of me missis, and the partin' words she said:
"If you gets killed, write quick, ol' man, and tell me as you're dead."
And lookin' at me bunch o' bombs -- that was the 'ardest blow,
To think I'd never 'ave the chance to 'url them at the foe.
And there was all our boys in front, a-fightin' there like mad,
And me as could 'ave 'elped 'em wiv the lovely bombs I 'ad.
And so I cussed and cussed, and then I struggled back again,
Into that bit of battered trench, packed solid with its slain.

Now as I lay a-lyin' there and blastin' of me lot,
And wishin' I could just dispose of all them bombs I'd got,
I sees within the doorway of a shy, retirin' dug-out
Six Boches all a-grinnin', and their Captain stuck 'is mug out;
And they 'ad a nice machine gun, and I twigged what they was at;
And they fixed it on a tripod, and I watched 'em like a cat;
And they got it in position, and they seemed so werry glad,
Like they'd got us in a death-trap, which, condemn their souls! they 'ad.
For there our boys was fightin' fifty yards in front, and 'ere
This lousy bunch of Boches they 'ad got us in the rear.

Oh it set me blood a-boilin' and I quite forgot me pain,
So I started crawlin', crawlin' over all them mounds of slain;
And them barstards was so busy-like they 'ad no eyes for me,
And me bleedin' leg was draggin', but me right arm it was free. . . .
And now they 'ave it all in shape, and swingin' sweet and clear;
And now they're all excited like, but -- I am drawin' near;
And now they 'ave it loaded up, and now they're takin' aim. . . .
Rat-tat-tat-tat! Oh here, says I, is where I join the game.
And my right arm it goes swingin', and a bomb it goes a-slingin',
And that "typewriter" goes wingin' in a thunderbolt of flame.

Then these Boches, wot was left of 'em, they tumbled down their 'ole,
And up I climbed a mound of dead, and down on them I stole.
And oh that blessed moment when I heard their frightened yell,
And I laughed down in that dug-out, ere I bombed their souls to hell.
And now I'm in the hospital, surprised that I'm alive;
We started out a thousand men, we came back thirty-five.
And I'm minus of a trotter, but I'm most amazin' gay,
For me bombs they wasn't wasted, though, you might say, "thrown away".