Паром

Река, разбуженная половодьем, неслась, бурля и переворачивая огромные торока льдин. Натянутый от берега к берегу трос, висел над самой бушующей стреминой, и, казалось, что он вот-вот лопнет, и вместе со льдинами по реке утащит небольшой паром, причаленный к деревянному заезду на том берегу. Было видно, как паромщики баграми отпихивают от него льдины, не давая им биться о железные, заржавевшие за зиму понтоны.

На этом берегу стояла всего лишь одна машина, - зелёная "буханка".
 Шофёр, облокотясь на руль, дремал. В салоне на боковом сиденье меж собой вполголоса переговаривались две женщины. В коричневом прорезиненом плаще, прижимая к груди портфель, застёгнутый на большую медную пряжку, на деревянной лавочке, специально сделанной для пассажиров, которым не хватало мест, сидел директор школы Максим Сергеевич, ездивший на совещание в РОНО. Он устало смотрел в окно на голый ивняк, утонувший до половины стволов в вешней воде. Вынужденная остановка на берегу его волновала мало. Мысли были заняты школой: нововведениями, хозрасчётом, предстоящими экзаменами и ремонтом.

Бродивший по берегу с "беломориной" в зубах, высокий кряжистый, с торчащей из-под полосатой шапки жёлтой копной грязных волос, Лёшка Соломка, сложа руки рупором закричал на тот берег:
 - Эй, возчики! Перевозить-то будете али ночевать тут нам?
Но крик его утонул в шуме шуршащих о берег грязных ноздреватых льдин.
- Как паром-то пустишь по эдакой падере? - выскочил из-за наваленного берёзового штабеля ещё один пассажир уазика, Витька, - маленький юркий мужичок в очках.- Сорвёт. Обождать маленько придётся.
 - Обождать! Мне ещё через озеро до своей деревни на лодке пихаться надо. А времени-то, уж скоро темнеть начнёт.
Поправив очки, Витька поёжился:
 - Продувает ветерок-от. Согреться не мешало бы. 
И он хитро поглядел на Соломку.
Соломка, поправив жёлтый ус, крякнул:
 - Ну, надо дак надо.
Под тяжестью Алёши "буханка" закачалась. Витька, запрыгнув на ступеньку, перегнулся через наставленные в проходе коробки с медикаментами и достал свою плащёвую сумку. Звякнули бутылки. Услышав звон, женщины, как по команде перестали разговаривать и недовольно покосились в сторону Витьки.
 - Вы не пить ли собрались? В дороге-то. Нюхай потом ваш перегар.
- Вы, бабы, не бухтите, - пробасил Соломка. - Нам для храбрости надо по пятьдесят капель.
-Будешь стопочку, Сергеич?
Максим Сергеевич молча отмахнулся.

С каждой выпитой стопкой разговоров становилось больше. Витька хитро улыбался, то и дело стаскивал с носа очки, поправлял, сломанную оплеухой жены дужку, кивал, соглашаясь со всем о чём, колотя себя в грудь, орал забуревший краской Соломка.
Зная горячий норов Алёши, женщины не встревали, а только прицокивали языками, если он заходился перебором всевозможных матюгов.

Алёша жил в деревне на острове. Совхоз, в котором он работал, еле существовал, и так же еле существовал без копейки сам Алёша. Женой у него была придурковатая Танька. Добрая по простоте душевной, она была совсем  негожей хозяйкой и Алёше приходилось делать по дому всё самому. Корову доить, варить, стирать. Танька же сидела на лавочке у окна и напевала для веселья песенки.
Алёшка долго терпел, но в конце концов срывался и запивал горькую не на одну неделю.
Тогда ему было всё безразлично: и не доенная коровёнка, и холодная печь и Танька, попавшая под его горячую тяжёлую руку, с чёрным фингалом под глазом. Он просто пил, не о чём не думая и не говоря. Говорить в деревне было не с кем. Из всех дворов, жилым остался только его.
- Ты коммунист? - приступал Алёша к Максиму Сергеевичу. И сам же за него отвечал:- Коммунист!
Что же, вы, коммунисты, власть удержать не смогли? Видал, как попёрли вас с кремля? Видал? Довели страну!
Максим Сергеевич пытался по-хорошему успокоить перепившего Алёшу, но тот стучал в грудь кулаком и брызгал слюной:
 - Семьдесят лет вы сидели на нашем хребту. Семьдесят! А чего вы для народа сделали? Коммунисты. Пустые магазины, колбасу по спискам?
  Максим Сергеевич не выдержал:
 - БАМ построили, Алексей, ДнепроГЭС, в космосе были первые...
Сутулые плечи его тряслись от негодования. Всю жизнь он жил для Родины, для партии, для школы, в которой учился и сам Алёшка. Отдавал себя чужим детям больше чем своим. Вот на этом самом пароме погиб его сын...
 - БАМ они построили! А мост  через реку соорудить не смогли. Сидим теперь тут, кукуем.
 - Что сделает новая власть? - Максим Сергеевич поморщился и  устало отвернулся к окну.
 - Мы всё перевернём!  - не успокаиваясь, Алёша тряс Максима Сергеевича за плечо. - Дороги построим, мосты. Домов назаворачиваем! Даже из моей деревни город выстроим. Всё поправим. Только живите, люди, радуйтесь...

Река, будто стала просторнее. Льдины пошли реже и стало немного тише.

Витька мирно спал между сиденьями. Женщины, привалившись на сумки, дремали.
Соломка, опустив взлохмаченную голову на колени, покачивался, всё ещё бубня себе под нос про новую жизнь.
 Максим Сергеевич сосал валидолину. Таблетка была старая, "выдохшая", лежавшая в кармане ещё с прошлого совещания. Он смотрел на огни скопившихся на той стороне реки машин и понемногу успокаивался.

Неожиданно скрипнул и затрещал трос. Паром, стукаясь о мелкие льдины, медленно заскользил по воде, приближаясь к притихшему, затемневшему берегу.