Картинки из детства. 3 июля 1944 года

 

   

      Все гремело. Короткие летние ночи не накрывали наш город темным ночным пологом.  Зарево пожаров освещало всё вокруг неестественным мерцающим светом. А небо   было в ярко-желтых цветах разрывов, грохот которых сливался в   единый гул, то усиливавшийся, то чуть ослабевавший. Мы знали, что наши наступают  Что скоро  немцы будут уничтожены. И мы снова станем свободными!
     Родители запрещали нам выходить из землянки, что было непонятно: ведь не могли нас ранить  наступавшие советские  войска! Между собой в разговоре мы их называли «наши».
     Наконец, в одну из ночей наступила тишина. Наступил рассвет, пришло непонятно откуда самое настоящее раннее, солнечное, летнее утро. Раздавались голоса, на улице появились люди, бежавшие в сторону Юбилейной площади.   
     Мы вылезли из землянки, спросили, что случилось? И в ответ услышали: «Наши пришли!». Увидев группу соседских мальчишек, я присоединился к ним. И мы побежали вместе со всеми.
     На улице Танковой долгожданное чудо: наши пришли! Настоящие, зеленые, с длинными стволами танковых пушек, пришедшие со стороны Жданович, стоявшие друг за другом четыре «тридцатьчетверки»!       
Танки уже окружили ребятня и женщины.   От радости они плакали и что-то кричали…
   Среди них стоял танкист в черном комбинезоне, со шлемофоном в руках. Запомнилась его белозубая улыбка в пол-лица и какая-то удивительная сила, исходившая от его фигуры. Судя по тому, как он себя вел, как к нему обращались другие танкисты, он был офицер, командир танкового подразделения. Небывалая радость   царила в этот момент на Танковой.  Провалился куда-то страх и ужас войны.
    Вдруг раздались женские крики: «Поджигатели! Поджигателей поймали!»
     Я увидел, как со стороны  Юбилейной площади  приближалась группа женщин, которые тащили к танкистам трёх немцев.
   Немцы были одеты в серые с зеленовато-голубым отливом комбинезоны, в такого же цвета пилотки со светло-серой окантовкой. Оружия у них не было. Перебивая друг друга, женщины рассказывали командиру, что немецкие войска отступили, а этих поджигателей оставили    поджигать деревянные дома, которыми был застроен район, где мы находились.
   Двое немецких солдат были коренастые, невысокие, какие-то безликие, что называется, без особых примет.
   

      А третьего я хорошо запомнил. Высокого роста, худощавый, сероглазый, со светлыми  волосами, выбивающимися из-под пилотки. Аккуратно подстрижен.
      Я не видел страха на  их лицах. Может, они думали, что   взяты в плен и война для них закончилась? И  были этому рады? Кто знает…
     Выслушав женщин, командир обронил только одно слово: «В расход».
     Я не знал, что значит это слово, но его хорошо поняли наши….
     От танка отделился танкист с автоматом. Он направился к немцам. И стволом показал в сторону забора, что тянулся вдоль улицы.
     Находившиеся там женщины сразу утратили интерес к происходившему и вновь обступили танкистов. А я пошел смотреть, что значит «в расход».
      Отведя немцев в сторону метров на двадцать, танкист остановил их лицом к забору. Двое выполнили его команду, а высокий светловолосый немец  повернулся   к нему.
      Танкист, ничего не сказав, вскинул автомат.
      Прозвучала длинная очередь.
      Немцы упали.
      Танкист вернулся к танкам.
      Я посмотрел, как он подал автомат сидевшему на башне….
Как тот передал его кому-то в танке…
      Никто не смотрел в сторону лежавших  на земле…
      Ликование по поводу освобождения родного города продолжалось.
      Я пошел домой.
      Об увиденном я никому не рассказывал.
      Всё было естественно: кто пришёл к нам с мечом…
      Позже я понял, что эти поджигатели были солдаты  подразделений, выполнявших задания фашистских спецслужб после отступления своих войск. Видимо, это хорошо знал отдавший приказ на их уничтожение командир.
      Но всё же….