Сказка 13-го года

Растворился

Из тёплой и родной тени
на яркий свет и нежный ветер:
спасибо, что на этом свете
мы можем вместе быть одни.
Мне - очищающий гипноз
гальванизированного счастья,
объятья, вера и участье -
без экономии и доз.
Тебе отдам, что ты возьмёшь:
я растворил и растворился,
душой и сердцем оголился,
без лат, без маски и без кож.
И в тёплой и родной тени,
вдали, но не забыв о свете,
я жду опять попутный ветер,
опять перебираю дни.

О вещах обыденных

Сосредоточься на вещах обыденных,
пускай тебя ничто не отвлечёт:
ни двое, превращённые в невидимых,
ни память их, где дней наперечёт.

Запри в себе, как будто смерть Кощееву,
но глубже, чтоб сохранней и живей:
как в семени дано таиться дереву,
так утаи до благодатных дней.

Они придут, а с ними пробуждение.
Из двух теней и недобытия
навстречу счастью, ласке и цветению
воскреснут эти двое - ты и я.

Оттепель

А причина таяния снега -
странное сибирское тепло.
До того участникам побега
с сильными морозами везло.
Растворился в сумраке безбрежном
невесомый, как снежинка, мост.
Неохотно, равно - неизбежно
каждый возвратился на свой пост.

String

I waken up to know that you live,
that you make up, that you embrace your morning;
you take me whole, even more you give:
worldful of love, arousing and soaring.
It seems I feel the song of trembling string
which sewed us tight in spite of time and distance...
It holds me straight when life gives us a swing
and puts between new obstacles and hindrance.

Без пропадающих сигналов

Вести беззвучный диалог
без пропадающих сигналов
так здорово, но, видит бог,
так одиноко и так мало.

Где утешенье? В суете?
Вместо утраченных немногих
кружат различные не те -
балласт и ноша одиноких.

Вновь память стала колесить
по краткой хронике мгновений:
слова не могут заменить
непрожитых прикосновений.

00-00

Жаль, что не со мной.

Среди коробок

Средь гекатомбы из коробок
не удалось впасть в забытье:
тебя не затмевает морок
в постновогодней суете.

Привет, друг мой! Скажи, чем дышишь?
Какое утро, сон каков?
Не про меня ль, без дураков?
Спрошу и, может быть, услышишь.

Бери

Бери меня с собой, куда бы ни идти.
Я буду не обузой, но подмогой:
тебе я стану утешением в пути,
проводником - да хоть самой дорогой!

Своя судьба

Своя судьба самими решена
и невозможно предпринять иное:
моей души незримая жена
дарует в жизни самое живое.
Царит во мне, но не владеет мной.
Прошу - владей! - негласно, неумолчно.
Дано ходить дорогою одной,
на две не встать, не разорвавшись в клочья.
Не отпустить! И я не отпущу.
Проверю прочность сердца и рассудка,
но сотни перекрёстков замощу,
соединяя бережно и чутко
два берега от пары разных рек -
две жизни, непохожие некстати, -
в один перемежающийся век,
пусть без венцов и подвенечных платьев.
Переживая паузу без встреч,
все встречи вновь и вновь переживая,
ценой души согласен уберечь
кусочек неожиданного рая.

Инфинитив

Ни рассказать, ни слова проронить,
и вовсе вдоволь не наговориться,
как если бы вовсю хотелось пить,
но можно лишь тобой одной напиться.

В безвременьи и тени ожидать,
чтоб ветер догадался повернуться
и голос твой издалека примчать,
успев тебя нечаянно коснуться.

О многом попытаться б сообщить,
душой побитно для тебя раскрыться,
согреть, утешить, ношу разделить
и в волосы твои лицом зарыться.

Долгий выходной

Какой же долгий выходной!
Хоть соглашайся по субботам
опять читать кому-то что-то,
лишь бы увидеться с тобой.

Нежданный выверен маршрут:
путём восточным и народным
на мост, к стареющим, немодным,
на поворот - и тут как тут!

Седеет иней на двери,
во всём оправдывая имя,
вверху над окнами чужими
твоё оконце. Отвори!

Одним лишь взглядом посетив
мне недоступную обитель,
уйду, незваный посетитель,
уйду - таков императив.

Летоисчисление

Забыться с мыслью об одной,
проснуться ровно с той же мыслью:
иначе дней и не исчислю
в их круговерти заводной.
Как хорошо - спасибо, свет! -
что многолики средства связи
и не с гонцом в осклизлой грязи
застрянут новость и ответ.
Пускай наш выбор невелик,
он будет вычерпан до донца,
а там живительное солнце
к нам снова повернёт свой лик.

Тоскливое

Трудно оставаться без ответа,
ждать, писать и снова долго ждать
маловероятные просветы,
чтоб в прорехи солнце увидать.

Не ропщу, а попросту тоскую:
Лист зелёный жалок в январе.
Но, живой, прими судьбу такую,
раз родился не в своей поре.

Не тянуться солнечно-упругим,
а лежать тихонечко в углу:
звонкой речи искренние звуки
не развеют этих мыслей мглу.

Переждать неверный сон разлуки
словно тяжело переболеть:
через силу сжать на сердце руки,
чтоб себя в руках держать суметь.

Мария

Я тебя люблю.

Любимая

Безумие подкреплено бессонницей,
а сердце  дырку пробивает вон:
спешит к Шалтаю королевской конницей,
торопится спастись, но кто спасён?

Безумие - такое расставание,
нет - знаешь! - в этом правды до конца,
чтоб между нами множить расстояние,
давить живое тяжестью свинца.

Сомкну глаза - и вот оно, живущее,
цветёт всё наше, как ни назови,
такое новорожденно-орущее,
оправданное голосом любви.

Иного и не надо оправдания,
и, что бы мы ни вынесли вдвоём,
оно того бы стоило заранее,
так лучше, чем остаться "при своём".

Но что ж теперь? Увы, я знаю правила,
мой личный долг - помочь тебе во всём:
в твоих шагах, куда б их ни направила,
звучит благословение моё.

Любимая! жизнь может течь по-разному,
и если вдруг понадобится так,
иди ко мне, загруженному, праздному,
не посягну, но поддержу хоть как.

Любимая! пускай ты будешь счастлива,
родимая, пусть ясным будет взор
и в будущее смотрит неопасливо,
беда минует тело, дух и двор.

Любимая... Как жизни там ни сложатся,
каким ни оказался б каждый путь,
пусть свет и благо для тебя умножатся,
и, если сможешь, просто не забудь.

Будь живой

Сосредоточься, милая, на том,
что ты приобретёшь, а не теряешь,
пускай горит и в горле снова ком,
но я люблю, и любишь ты, и, знаешь,
всё не напрасно, всё не просто так,
быть может, это просто испытанье:
собрать себя и, сердце сжав в кулак,
хранить вдвоём взаимное молчанье.
Надеюсь, ты сумеешь отыскать
в себе резерв, источник сна и силы,
чтобы цвести, но, нет! не отцветать,
и быть задорной, нежной, доброй, милой.
Крепись, держись, любимая моя,
и помни: я с тобой, я закрываю
тебя душой от бед и воронья,
пускай теперь я даже и не с краю,
пускай теперь я очень далеко,
и эту пропасть не связать мостами,
но, лада, если будет нелегко,
утешь себя такими вот словами:
блажен, кто любит, кто умеет Так,
блажен и тот, кто знает силу долга,
отступят боль, отчаянье и мрак,
поверь, душа, плохое ненадолго.

Всё

Вот и конец. Когда я был живой?
Когда живыми мы могли быть оба.
Пусть, если есть какой-то свет иной,
жизнь заново начнётся после гроба.
Бессчётно, бесконечно длился миг -
плиты могильной тяжесть неподъёмна -
безрадостный, как раковый старик,
безумный, разрывающий, огромный.
Такой огромный, что и не принять,
такой безумный, что и не поверить:
раздроблено, что было не разнять,
раскроено, что было не измерить.
Прости. Прощай. Какие-то слова.
Куда идти? Зачем идти куда-то?
Таксидермия: выше рукава,
сейчас посмотрим, чем душа богата.
Носи, душа, свой новый макияж:
покрепче маску, пусть она удержит,
как вовремя наложенный бандаж,
кровотеченье из ранений свежих.

В полёт

Я как маньяк смотрю на телефон
и жму на обновление страницы:
я не могу поверить в страшный сон,
что нам никак нельзя  соединиться,
ни позвонить, ни написать нельзя,
и не дождаться вести или взгляда:
оборвалась неторная стезя
бетонно-металлическим "так надо".

Я напишу и отпущу в полёт,
как в ручеёк кораблик отпускают,
надеясь, что когда-нибудь найдёт
тебя мой стих и, может быть, оттают
на краткий миг замёрзшие глаза,
на тихий вздох душа твоя решится,
и наше, сбережённое там, за
стеной, взлетит ко мне навстречу птицей.

Там нет вины, там только жуткий рок,
неволя, опоясавшие узы,
там робкий, но счастливый ручеёк,
наткнувшийся на каменные шлюзы.
Родной души ни в чём не упрекну,
родной душе отдал бы, что имею,
своей душой рискнул бы - и рискну -
чтоб осчасливить ту, кем не владею.

Радио

Это и правда похоже на радио, милая.
Передающая сигналит со страшной силою,
волны летят по эфиру и ночью, и днём,
и, я замечу, с надеждой на нужный приём.

Сотни приёмников волны поймают, казалось бы.
Строки прочитаны, может, так станет - и стало бы:
в эти приёмники вдруг затесался б и твой...
Сделай, пожалуйста, боже радетельный мой.

Станция слушает, станция ждёт и надеется:
вдруг этим ветром и ей хоть чего-то навеется,
станция мучится - мучает, крутит верньер,
радиостанция - мысле- и любвекурьер.

Сутки

Вот сутки миновали, что теперь?
Размениваю я вторые сутки.
Безостановочному счётчику потерь
записывать все мысли - как попутки
они идут, бегут к тебе одной,
вопят от ужаса и умоляют: "Хватит!
Побудь, поговори, вздохни со мной..."
Я болен, я влюблён, я твой фанатик.

Но больше ужасает - как тебе,
тебе - родной, любимой, ненаглядной -
остаться с этим всем в самой себе,
и быть вот так, и вид хранить парадный.
Ох, как ты там? Как мне тебе помочь?
Как мне твою сейчас облегчить ношу?
Как отвести грозу и тучи прочь?
Я всё равно одну тебя не брошу.

Точка

Всё так, всё так: решение и выбор
уж состоялись. Точка. Навсегда.
"Тебе бы мужем был, а ты бы, ты бы!.." -
мечты о нашем - талая вода.
Как правильно, и, всё же, как зловеще,
как неуклонно, невозможно как!
Пытаться жить в семье, по-человечьи,
чтоб было счастье, а не просто брак.
Вот чувство долга: ледяное сито.
Отсев любви уже произведён.
Дорога к дому общему закрыта,
сам дом заброшен - хуже, он снесён.
А как же берега и перекрёстки,
а как мосты, пронзающие ночь?
Они живут, хотя удары хлёстки,
они живут как раньше все, точь-в-точь.

Иное чем

Смирение - святая добродетель.
Терпение - большая благодать.
Особенно, когда вдруг всё на свете
вам надо благодарно отпускать.
А знаете, совсем не фигурально
болит, бывает, сердце иногда...
Ах, доктор, помогите кардиально,
надрежьте здесь, кольните вот туда.
Вы, доктор, не боитесь вида крови,
Вам и анастезия ни к чему.
Самолеченье? Вот так сила воли!
Самовнушенье? Может быть, приму.
Спасибо Вам, диагноз мне понятен.
Ещё бы этот случай не понять.
Режим постельный пуст и суррогатен,
позволите его не применять?
Спросили, доктор, отчего молчу я?
Поверьте, друг мой, сердце укрепя:
уста мои принять не могут, чую,
иного, чем "Я так люблю тебя!".

Полуночное

В моей душе вновь поселилась музыка.
Порой мне кажется,что ты и есть она:
душа моя. Ты далеко - я лужица,
ты рядышком - не вычерпать до дна.

Между Чеширом и ФМ

Да, я действительно убит, хоть смерть постигнет и не сразу,
но долго нудный чтец твердит одну-единственную фразу.
Он сообщал - не заглушить! - что мне с единственной на свете
ни жизни общей не прожить, ни быть мне за нее в ответе,
не ждать вечерний поцелуй по окончании работы,
и кипяток сердечных струй не превратить в тепло заботы.
Из тёплой и родной тени не вырваться, не разорваться:
бесчисленные наши дни теперь уже не состоятся.
Dum spiro, spero, говорят. Есть в нитке пульса всплеск надежды:
а вдруг событий хрупкий ряд закончится союзом между
Чеширом и его ФМ.

Как ты там

Ох, я не представляю, как ты там,
когда тебе так сильно, как и мне,
дышать тобою надо по утрам,
прожить весь день с тобой наедине,
нужны слова, пространный диалог,
или о чём угодно помолчать
и написать огромный каталог -
чего достичь, о чём ещё мечтать,
пройти весь путь, шаг в шаг, за следом след,
держать тебя и на руках нести,
делить с тобой погоды долгих лет -
остаток жизни вместе провести.
Как долог день, лишённый бытия,
как грань тонка, которую блюсти,
воображая: вместе ты и я,
но обрекая порознь брести.

Новое утро

Зима на спине, я не стар и не молод.
Ночь похожа на лифт, в котором умер поэт.
(С) Ю. Шевчук, ДДТ

Утро доброе, душа,  утро ясное!
Разомкнулись ли  ресницы твои частые?
Как спалось, какие сны тебе виделись?
И  какими часы твои выдались?

Мысли чистые твои - прочитать бы их!
Может, встречу среди них и про нас двоих.
А я ночью говорил с ней, сокровище:
это было, родничок,  счастье то ещё.

Но всё валится из рук - тут не скроешься
и от мыслей о тебе не схоронишься.
Хорошо, что поутру дела разные:
мыслей меньше в голове, коль не праздный я.

Родинки

Твои божественные родинки
пока остались нецелованы.
Я бы считал их точно (вроде бы),
чтоб были все пронумерованы,
но, милая, возможно, сбился б вдруг
со счёта - так случается. С нуля
без устали начну я новый круг...
Как думаешь, надолго хватит для
меня тебя? На вместе поседеть.
И открывать всё время новый счёт.
Я бы хотел, родная, умереть,
их зная наизусть наперечёт.

Всё той же тропкой

Какое хрупкое плечо!
Как лунный свет в кромешной ночи.
Душа Чешира сразу хочет,
чтоб телу стало горячо.
Здесь волшебство? Поддаться чарам!
Как будто, право, выбор есть:
Чешир влюблён, а там - бог весть! -
Любить, узнав все грани дара.
Люби, волшебница, меня -
кто превратил меня в Чешира? -
люби до растворенья мира,
люби, создание огня.
Я обречён утратить сны:
мой сон идёт всё той же тропкой,
где пальцы обнажают робко
плечо жемчужной белизны.

Но

Да дело, даже, в общем, не в страдании,
не в том, что ты молчишь, я говорю -
в пугающе бессильном заклинании
взаимного "как я тебя люблю".
Люблю тебя, но вместе мы не будем.
Люблю тебя, но хорошо с другим.
Друг друга мы взаимно не осудим,
друг другом мы безумно дорожим...
И вечно "но" невидимым довеском,
оно само - как тот Дамоклов меч,
оно в глазах за их влюблённым блеском:
ни скрыться, ни забыть, ни пренебречь.
Любимая, поверь, я всё устрою -
узнать бы мне, как выжечь это но!
Любимая, мне кажется порою, -
и сердце опускается на дно, -
что что бы я ни делал нам с тобою,
что как бы нам ни было хорошо,
ты свяжешь жизнь свою другой судьбою,
пускай ко мне привязана душой.

Разделение

Я научился разделять, не распадаясь на осколки:
когда пора нас разлучать, я закрываю на защёлку
за двери в самой глубине взрывоопасного сознанья
всё горе, что заменит мне при каждом нашем расставаньи
отраду; весь восторг тебя оно теснит своей лавиной,
едва расцветшее губя и вымогая доли львиной
во всём, что вижу, что люблю, чего хочу, о чём мечтаю,
нам угрожая: погублю, сотру, развею, разметаю...
Я не хочу, чтоб этот яд тебе всё время доставался:
любимая, пойми меня, я не закрылся, я старался
впитать тебя, оставить нам на каплю больше наслажденья,
когда вновь нашему пора развоплотиться в наважденье.

Давай

Давай ходить с тобой в музеи, давай смотреть с тобой кино,
делиться, как понять сумели, что было изображено.
Давай читать одни романы и персонажей оживлять,
движеньем нашей общей праны взрывая текстовую гладь.
Давай сравним с тобою вкусы в еде, одежде и быту,
при совпаденьях ставя плюсы, чтоб слились в долгую черту.
Давай попробуем совместно создать достойный интерьер
и в нём оставить много места - вот для собаки, например.
Давай делить с тобой заботы, веселье, горе, слёзы, смех,
дела учёбы и работы, сомненья, грозы и успех.
Давай быть проще и добрее, давай растить наш общий свет -
и становиться чуть  мудрее на протяженьи долгих лет...

Маленькая радость

О, если всё пойдёт по расписанию,
то завтра мы увидимся с тобой.
На уровне "привет" и "до свидания",
но как же это круто, боже мой!

Всё хорошо

Всё хорошо. Последняя проверка,
короткий срок для взгляда изнутри:
секунда перед делом, делом века,
ведь жизнь прожить - не поле перейти.
Не попрошу ни слова, ни обета -
живым гарантий вовсе не видать,
я просто поступлю, как вижу это,
нельзя в любви никак не поступать.

Покой

Покой. Приветствуйте покойника:
салют для рыцаря любви.
За самым краем подоконника
Сверкают взлётные огни.

Покой. И я при нём привратником.
Покой. И я его храню.
Раз надо, значит, буду латником
с девизом «Я тебя люблю».

Покой. На крепость мышц сердечных ты
надежды возложи свои.
Кто знает, может, мы из вечности
пришли на отдых от любви.

Покой. К чему мои решения
для воплощения мечты.
Я рыцарь. И моё служение,
мой путь бесхитростно просты.

Покой, похожий на успение:
вонзить в живое свой же меч,
хранить сплошное отчуждение,
любить и искренне беречь.

Вот так

И всё-таки встречается везде -
в случайно посещённой мною группе -
твоё лицо, подобное звезде,
что привела волхвов к одной халупе.

Дурак

Я все переговоры на бумаге
всё выводил простым карандашом
пьянящее, подобно горькой браге,
твердящее о важном и большом -
"Мария" я чертил, Мария всюду,
фантомный след отрубленной души,
пусть я дурак и дураком пребуду,
но мне сейчас все средства хороши.

Руки

Твои руки нежнее маминых,
твои руки нужнее собственных,
жаль, живём по дурацким правилам,
нам с тобою совсем не родственным.
Я люблю тебя, моя светлая,
я люблю тебя, моя звёздная,
береги себя, моя бедная,
полюби себя, моя слёзная.
Если руки твои опустятся,
если многое вдруг навалится,
обопрись на мои - отступится,
что хотело, чтоб ты печалилась.

kinda merry Mary song

i stand before the audience of one and only Her.
i’m trying all my temperance, i stand and standing hurts.
i wonder how, i wonder why, i can’t collect my thoughts:
what was it then, why She’s not mine and what could be my odds.

Mary, why don’t you marry me, Mary?
We could be happy and merry!
Merry Mary marry me!

She never talks, She never nods, Her hands don't ever wave,
She looks so smart like one of gods, a statue in a nave.
i cannot touch, i must not reach, o, please, cut off my hands:
i gave my word, i may not breach,  my heart's a burning brand.

Mary, why don’t you marry me, Mary?
We would be loving and merry!
Merry Mary marry me!

i feel my blood turns into sand, i cannot take a breath.
it seems for me there’s no land and nothing lies beneath.
there’s nothing but – i can’t recall if anything had been
before She did decide it all for us, for Her, for me.

Mary, why don’t you marry me, Mary?
We’d been so living and merry!
Merry Mary marry me…

Fairy

Порой себя ни с кем не разделить,
не вывернуть, не рассказать словами,
чтоб было легче, проще пережить,
размыв разлуку между головами.

Орбита мыслей очень коротка.
Вот-вот зайдёт за радиус Шварцшильда:
и не сорваться даже с поводка,
к которому живое всё пришито.

Да дали б нож, я б не разрезал сам.
Отторгнуть то, чем я дышу и грежу?
За что готов молиться небесам,
разрушить то, что живо так и свеже?

Между Чеширом и его ФМ...
Ты посмотри за крылья тонкой феи:
вдруг да Чешир укрыт за дубом тем
молчит и просто выглянуть не смеет.

Babylon

There is no way to Babylon,
no place for being not alone,
no way to get out of my mind
the windows silent, still and blind.

My mouth cannot take to say
there's no we in any way,
the fortune leaps, the fairies dance
I'm sticking to the slightest chance.

The way it went draws out my nerves
and brushes brain against the curves,
it pins me up, a leaf to dry,
I only know the fate is sly.

There is no way to Babylon,
I have to fight to carry on,
I fight to life to hold my stance,
the fortune leaps, the fairies dance.

Саламандра

Саламандра не огненна, огнеупорна.
Лишь таскает - зачем-то - каштаны проворно,
всё ныряет, ныряет, ныряет в огонь,
повторяя: "Оставь", повторяя: "Не тронь".

Саламандра, бывает, укроется в тень и
всё глядит на огня языки и сплетенья.
Терпелив, терпелив, терпелив этот зверь:
сам не зная зачем, повторяет: "Не верь".

Как кевларовый лоб и стальные бока,
им не страшен огонь до сих пор и пока,
вот, казалось, в огне промелькнула ладонь -
саламандра, вперёд! саламандра - в огонь.

Саламандра, зачем вновь идёшь в это пламя,
ослепляя глаза, сердце заживо плавя?
Саламандра не огненна. Память о той
заживляет все раны незримой рукой.

Интроспекция

Это и правда похоже на настоящее:
нежное, хрупкое, уткнувшее нос в плечо.
Только увидишь - сердце проснётся молчащее:
вот, ты нашёл, горячо, горячо, горячо.
Просится вон, побыть на минуточку с найденным:
ты погуляй, а у нас тут есть свой разговор.
Кто не хотел бы на миг оказаться украденным,
если бы крал так негаданно найденный вор?
Сердце вернут, но по ком теперь звучит колокол?
Частый ли пульс повторяет, стуча, всё путём?
Если зовёт, если просит, назад тянет волоком:
эй, повернись, может, снова себя украдём?

Сны

В моих ночах живут всё те же сны,
где ты со мной и сутки напролёт
мы любим как два ангела весны,
и говорим, о чём придёт черёд.

Железо

Железо ржавеет? Железо живёт.
Железо всегда родной полюс найдёт.
Железа немало в текущей крови -
железо, железо, а ну, назови,
где полюс, железо, и как его звать,
дорогу к кому можешь ты указать?

Скажи мне, железо, в напеве твоём
чьё имя журчит неумолчным ручьём?
Какой человек, словно сильный магнит,
поток будоража, манит и манит?
Чей образ, увиденный мельком в сети,
на миг остановит железо в пути?

Железо, ты знаешь так много о нас,
и бывших тогда, и живущих сейчас,
железо, оракул бессчётных секунд,
железо, скажи: не напрасен ведь бунт,
тобой учинённый в сосудах моих?..
Железо, железо, ответь для двоих!

Жить между

Наполовину, всё напополам.
Секунд коротких ход небыстрый чуток.
Ступаю по их тонким головам,
всё чаще попадая в промежуток.
Дискретно ощущенье бытия.
Задумайся, что кроется меж ними:
секунды сами словно острия,
разреженные стенами глухими.
Застрять в стене и не идти вперёд.
Застыть недвижно, только сделав выдох:
безвестно длится хрупкое "вот-вот",
наполненное тем, что не прожито.
Иных противоречий не решить,
а тканей не срастить при пересадке,
но, говорят, всё можно пережить,
поверив самому, что всё в порядке.

Silence

The way the silence keeps
and dwells within the silent,
the way it never sleeps
resembles me a pilot
who flies to the North Pole
with cargo valued high
but he forgot the goal,
his mind and senses lie.
Yet the endeavor lasts
and lives its own life
inspite of forecasts
and futile human strife,
the pilot flies the plane
across the void and none,
the pilot strives in vain -
is there really one,
is there really him,
a living man indeed,
among the dormant realm
of neither word nor heed?..

Where is the key

Where is the one who carries the key
matching the lock on my heart?
How fares she, bound and free?
Looking for her - where to start?

She's not away, she's not beyond,
she's like an arm-length far.
It's me away, under the bond
that I won't reach the star.

I do my best, I seek her not,
I always am to care.
I wouldn't do what could have hurt
my lady as she fares.

How does she live - happy and glad?
How do days pass away?
I cannot hear what was not said,
and she won't want to say.

Frei

Ты как неуловимый Хабба Хен, а я сэр Макс, которому ловить его нельзя и не ловить нельзя... Чтоб выйти за пределы этих стен, что застят путь, их надо развалить, не ущербив и не погнув гвоздя. Хорошее начало - парадокс, неразрешимость требует скачка, мюнхаузена подвиг повторить. Настрой понятен: зубы востры, бокс! Сама судьба пинает дурачка, чтоб он сумел хоть что-то сотворить. Вот уж взаправду: что даёт любовь? Развитие хотя бы одного, а лучше двух. Любимая моя, дитя внутри испытывает вновь границы жизни. Это тяжело, но грани жизни должно всем понять. Сквозь созависимость идти и проходить, бежать от половинок к двум мирам, соединённым центром. Пусть кричат стозёвые витии, что любящим до их пустых новинок, чужим умом расставленных акцентов? Пусть будет как у Меламори Блимм, я сам к Гугландским топям побегу, по строчкам рассыпая свой багаж. Запас пути, где каждый со своим, проходит по тропе на берегу, а вот поток, быть может, будет наш.

Squared

It is high time to face my deepest fears:
Dismay, Despair, Deprivation, Death.
I sense them all, I see them coming here,
the last stand starts in one and only breath.

Dismay, you come to show me my losses,
to give my grief another boost and swing,
to tell me that whatever be the causes
I cannot have what makes my soul sing.

Despair moves in garments of grey tatters,
it withers colours, makes my hopes bleak.
It rattles that my dream in no way matters:
love has no home, no place to seek.

I am deprived of straight and simple gladness,
a treasure learnt only a wink before,
a sudden end to what was dreamt as endless,
an emptiness to feel and to deplore.

Death brings towards the point of no returning,
the point of turning 'now' into 'past'.
It is the way of every earnest yearning,
which cannot live and, thus, which cannot last.

It is my turn to burn and melt to ashes.
Let's see if Phoenix's blood runs in my veins.
I am to have my own thirty lashes
and to revive or to become remains.

Secure

Don't you feel like it is now secure
to cross our glances in the world?
It appears I have got a cure
from addiction to my ways of old.
I am not at all jeopardizing
you, your home and your tender life.
Neither dead nor even agonising,
love's asleep, too tired of the strife.

Cradle

To cradle it and dandle it all over,
to let it sleep and rest from outer storms,
to keep it safe, the lucky four-leafed clover,
the unattainted feeling that reforms
the life, the mind, the attitude, the prudence,
the way to see, to think and to behave,
it gives a clue how to achieve a new sense,
a path to dare, a long way to pave.

Хощу ли, не хощу ли

"Господи, спаси мя, хощу ли, не хощу ли".
Можно ль, не зная любви, спасенье почуять?
Господи, в коме моей, разноцвеченной ныне,
ты ли, в планиде своей, повергаешь в унынье?
Я не прошу ни гарантий, ни слова, ни знака.
Господи, верен тебе как бывает простая собака.
Истинно сердце своё я тебе доверяю:
Боже, в ладонях неси, на тебя уповаю.
Сам понесу - поддержи, не позволь им разжаться.
Господи, любящим  не попусти ты расстаться.
Даже в любви ослеплённой хочу быть с тобою:
Боже, ты тем помоги, кто связан любовью.
Я за неё попрошу, чтобы было светло ей:
Боже, гляди на неё, она всех достойней.

Сокровище

Я благодарен за огонь и радость,
я радуюсь, что ты такая есть,
я б оградить хотел, что б ни случалось:
плохая жизнь или дурная весть.
Я горд тобой и тем, как ты умна,
как знающа, талантлива, речиста:
восхищена душа моя сполна,
как меломан небесным органистом.
Я вдохновляюсь образом твоим,
где грация в простом и повседневном;
а нежности, хранимой мной одним,
хватило бы, наверно, всей Вселенной.

Заботу, радость, гордость, нежность, страсть,
желание узнать и восхищенье -
я сберегу, не попущу пропасть,
истаять в серобуденном верченьи.
Я схороню, как будто смерть Кащея,
но не на смерть, а на покой и сон,
сокровище, которое лелею,
сокровище, которого лишён.
Чтоб просто жить, не истощая силы,
не убивать, живого не душить,
чтоб изучить и осознать, что было,
чтоб дальше быть, чтоб просто дальше быть.