Дежавю

В туманной дымке дня встают вдали
Отроги скал пустынные Синая.
Ощеренные вверх гигантской пастью,
Иссушены бесчеловечной жаждой,
Как путника измученного рот,
Они в молитве тщетной к небесам
Обращены - о милости, о капле.
У их подножья белые барашки
Солёных волн бегут неутомимо.
Но страшной жажды им не утолить,
И не нарушить древнего заклятья,
Песок бесплодный им не напоить
Ласкающим живительным потоком.

Со странным чувством смуты и тоски
Я вглядываюсь в круч скалистых абрис
И вспоминаю давние приметы
Забытой и утерянной земли...
Я вспоминаю запахи и звуки,
И бряцанье глухое колокольцев
Покорных и измученных овец,
И шарканье натруженных ступней,
И хриплый плач голодного младенца,
И вздох смиренный, жалкий старика...

Я вспоминаю горький запах дыма
Костра из тощих ветвей саксаула,
И пресный вкус надломленной лепёшки,
Запёкшейся на камне раскалённом,
И долгожданный бережный глоток,
И это бесконечное кружение,
И этот, вечность длящийся поход
К какой-то непонятной тайной цели,
Уже который бесконечный год
К текущим млеком с мёдом берегам...

Так вижу я бесчисленные тени
И лица, почерневшие от солнца,
Но больше - от печали и забот.
Бредут, бредут Синайскою пустыней
Они, себя назвавшие - Народ,
За ним - своим безумцем и Пророком...


Плывёт по морю белый катерок,
Встают вдали знакомые вершины,
Давным-давно,
                давным-давно когда-то
Я здесь,
                мне помнится,
                однажды
                проходила...