Как мучит душу мимолётный рай...

* * *


Сине–пепельный жук в дымно-розовом пьян тамариске.
И светим, и неярок подёрнутый влагою май.
Акварели мазок, с побережья обрывок записки:
«Приезжай на неделю, у моря лачугу снимай».
Ещё жив старикан, отставной пехотинец и плотник.
И за тыщу-другую вконец измельчавших рублей
по стакану нальёт, про наяд напоёт, греховодник,
и сиреневый сумрак сгустится и станет теплей.

Заколышется воздух, повеет ночною волною.
Хлебосольной брехне и не верю – а и не сужу…
Встанет месяц над морем, над спелою крымской весною
и подарит касанье укрывшему нас шалашу.
А в четыре утра заорёт петушище хохлатый,
срамно гребнем тряся и на сонный взлетев кипарис…
Здесь, на склоне горы, так лучисты рассветные хаты,
и тропа к лукоморью так бодро торопится вниз!




*  *  * 



Я следую канве календаря,
в тетради метку ямба оставляя.
Хоть и не знаю, до сих пор не знаю -
орёл ли, решка? Зря или не зря?
Так мая жаль! Но вслед июнь пришёл,
и скоро липы захмелеют снова.
И нам, поверь, для праздника ночного
достанет кроткой дани маттиол.

Как мучит душу мимолётный рай
цветущего средь полночи растенья!
Я для того пишу стихотворенье,
чтоб лето попросить: "Не умирай!"
В глазах цветов печаль заключена.
Отточен серп на небе чёрно-синем...
Давай друг друга в нежной тьме обнимем,
как будто ночь в последний раз дана...