Емир Кустурица и Забра ено пуше е

И все мне хочется написать, как ехала, сияющая, в бежевом вагончике с купленным за тридцать шесть минут до концерта билетом в руках, и как прекрасно и светло было видеть и слышать этих странных родных людей, от которых так веет Жизнью, "витальной мощью", как сказал кто-то вполне в духе Д.Л., слушанного в тот же день.

Как много непобедимой Радости в этих открытых, испещренных морщинами юных лицах! В глазах самого Эмира, столь чутко и внимательно вглядывавшегося в зал, в глаза каждого из присутствующих, не отгораживаясь, не уходя ни в себя, ни в музыку, весь исполненный этой Музыки и раздающий ее, щедро и вдумчиво, спонтанно, единой волной для всех — и вместе с тем очень лично, прицельно, каждому, кто готов был взять. Даром, как и все лучшее в жизни.

Никогда мне еще не казалось, что инструменты настолько вторичны, третичны, формальны, что они не рождают, а лишь пытаются уловить, передать, донести ту Музыку, которой сияет все изнутри, которая исходит от этих людей, составляет их сущность, есть они сами, а вовсе не их сочинения.

Один митрополит и мыслитель писал, что настоящая инаковость и подлинное своеобразие не в уходе, отделении и обособлении, а именно в общении; инаковость Кустурицы — такого рода. Он делится от преизбытка, с пронзительной и напрочь лишенной навязчивости искренностью.

Непринужденный сумбур, за которым — продуманность, дисциплина и мастерство. Он очень строг к себе. И очень внимателен к миру.

...и на концерте, как в лучших его фильмах, сияла и дышала жизнь. Как вечное воскресение, как вечная победа над смертью. Как чудо.

08.03.13