Об одном стихотворении Михаила Дынкина

Безусловно все то, что условно.
Это утро твое, немота,
Слава Богу, что жизнь многословна,
Так живи, не жалей живота.

(Геннадий Шпаликов)

Я давно хотел написать о поэзии Михаила Дынкина, но как-то не складывалось, скорее всего, потому что для этого нужно поймать особую волну или чтобы появился своеобразный раздражитель.
Сегодня всё совпало – и раздражитель возник, и волна прибыла точно в назначенное время и место: Михаил написал новое стихотворение, а поэт-дальневосточник Иван Шепета  неодобрительно на него откликнулся:

" Не только с эстрады, но и с листа "так себе" смотрится. Какое-то необязательное, неубедительное, частное до крайности, хотя и умело написанное."

"Стихотворение актуальное, то есть написанное в известной неприятной и в чем-то неприемлемой для меня манере. В стихотворении на первый план выходит именно версификация (приемы, найденные поколением, вполне новые), а не живое переживание, пафос (то есть страсть), составляющие суть данного искусства. Как-то умозрительно получается."

" Мне, кажется, что я ответил на вопрос, почему я считаю, что стихотворение Дынкина "так себе", очень частное. Именно из-за особого модернизма, который некоторые называют актуальным. Я придерживаюсь традиционной весификации, так как считаю, что не в ней дело."

Мне трудно согласиться с подобной оценкой, так как не считаю, что стихи пишут для чтения с эстрады или для того, чтобы они "смотрелись с листа", не верю в то, что стихи бывают обязательными или необязательными, частными или нечастными, не понимаю, что такое актуальная поэзия – на мой взгляд, термин абсолютно вздорный, придуманный нарочно современным "теоретиком", исключительно с целью прослыть современным теоретиком. Настоящая поэзия созвучна любой эпохе, к примеру, мне сложно назвать поэта более актуального ныне, чем Шекспир.
Наконец, смехотворна попытка противопоставить модернизм некой традиции, поскольку модернизм существует уже 100 лет и давным-давно сам стал этой традицией.

Поэт-дальневосточник, конечно же, не настолько тёмен, чтобы не понимать этого, но, тем не менее, понятия подменивает. То, что Иван Шепета пишет в стиле реализма, наверное, за долгую жизнь в искусстве убедило его, что он и есть традиция,  тем более, и русский народ, известный своей исключительной начитанностью и духовностью, предпочитает именно реализм по причине, якобы, его доступности и художественной привлекательности, что, кстати, является спорным аргументом – раз народ настолько начитан и духовен, то ему раз плюнуть разобраться в любом другом литературном методе.

Впрочем, взгляды на традицию поэта-дальневосточника не должны волновать Михаила Дынкина, являющегося последовательным продолжателем русского символизма, а значит и...

Но вернёмся к стихотворению:

http://stihi.ru/2013/04/18/3351

***

учитель биологии, допустим
в далёком N-ске, 40 лет тому
ещё находит аистов в капусте
и яблони в мичуринском дыму
ему на плечи белый цвет роняют
качаются в глубокий унисон
и клонит в сон вечерние трамваи
когда летит над N-ском, невесом
даосский клин транзитом из Тайваня
и Волга-Волга льётся из ушей
полощет в лужах радуга кривая
смешные ножки из карандашей
воздушные взволнованные массы
несут заката красный транспарант
ещё не ясно есть ли жизнь на Марсе
и годовые кольца у дриад...
учитель биологии вникает
в инструкцию по ловле тонких тел
на зеркало, что кормит двойниками
ушедшую в подполье светотень
глядит в окно, загадочен и грустен
и медленно выходит из себя
к училке геомантии, допустим
там у него гражданская семья

Оценка нравится – не нравится, разумеется, имеет право на жизнь, где-нибудь в заводской курилке или на туристических посиделках у костра, но если начинать серьёзный разговор, то любое поэтическое произведение, и это уже далеко не только моё мнение, необходимо рассматривать как систему, состоящую из ряда отдельных компонентов (устройство  которых действительно зависит от технического мастерства автора). Нарушишь что-либо в одном из них -  нарушишь и стройность системы, отсутствие цельности – дисбаланс между художественным замыслом и художественным исполнением. Вот и давайте рассмотрим как систему стихотворение, реализма в котором, кстати - примерно два грамма на один стакан, а всё потому, что в тексте есть несколько реальностей, а чтобы в них разобраться, следует немного потрудиться.

Условности начинаются уже с первых слов, причём достигаются они самым простым приёмом – отсутствием запятых в конце строк:

учитель биологии, допустим
в далёком N-ске, 40 лет тому

Ключевое слово "допустим" уже определяет условность, но к чему она здесь относится? Одинаково её можно приписать как учителю, так и  городу. Скорее же всего, автор одним махом отправляет в условность обоих. Таким образом, реальности, в которой существуют учитель биологии и город N-ск, по всей видимости, нет ни на одной карте. Каким-то невероятным чудом туда попали из обычного мира лишь трамваи и сады. Это впечатление усиливает и фактор времени. "40 лет тому" совсем не обязательно должно автоматически означать 1973 год, лишь потому, что стихотворение написано в 2013-ом. Это может означать  как "давно", так и "очень давно". То есть, с тем же успехом дело могло происходить в 1963, а то и в 1937...  Да, подтвердит смышлёный читатель, в тексте есть совершенно точные намёки на советскую действительность довоенной поры:

Мичурин, Волга-Волга, красный транспарант и актуальный вопрос "за жизнь" на Марсе в аспекте экспорта мировой революции непосредственно графом Толстым.

Но Дынкин не был бы Дынкиным, если бы и над этими намёками не совершил насильственные действия в особо циничной форме:
Мичурин у него выплывает в виде дыма, Волга-Волга льётся из ушей то ли песней, то ли фильмом, то ли собственно рекой, красный транспарант превращается в закат, и несущие его взволнованные массы – в воздух, марсианские проблемы оказываются не более насущными, чем обнаружение годовых колец у дриад, и даже ранее осязаемые трамваи клонит ко сну, а в непосредственно прилегающих к садам капустных грядках можно найти аистов.
 
Стихотворение Дынкина не только загружено несколькими придуманными реальностями, оно театрально. Только на первый взгляд эта театральность имеет декадентскую форму (давайте на миг додумаем, что наш учитель успел поучиться в гимназии и с удовольствием участвовал в традиционных любительских спектаклях той поры по пьесам Метерлинка или Андреева). На самом деле, текст Дынкина – мениппея, где внутри провинциального города с реальными садами, трамваями,  транспарантами, Волгой-Волгой и "уйди-уйди" уютно расположился мир фантазий учителя биологии. Этот мир куда просторней затхлой атмосферы советского бытия. Он настолько обширен, что в нём находится место Тайваню, даосу и фэншую. И там учитель биологии может безмятежно вникать

"в инструкцию по ловле тонких тел
на зеркало, что кормит двойниками
ушедшую в подполье светотень
глядит в окно, загадочен и грустен
и медленно выходит из себя
к училке геомантии, допустим
там у него гражданская семья"

Это его подпольная жизнь, единственная радость, смысл существования, кроме этого у него никого и ничего нет. Он сумасшедший? Возможно. Особенно иронично этот диагноз выглядит на фоне того, что мы уже в курсе, чем закончилось построение здорового общества благоденствия, равенства и справедливости.

Михаилу в коротком стихотворении удалось построить мир, который зажил собственной жизнью. Читатель волен теперь в него входить и видеть то, что автор никогда не предполагал сотворить, но ведь и Создатель мог не предвидеть кое-чего.
 
Хотите сказать, что рецензент, с которого началась история моего эссе, из своего далека этого не узрел?