Ла Гулю. К картине Анастасии Нильской

Дойдя до крайней степени нищеты, она вернулась на Монмартр и там, одетая в лохмотья, торговала у входа в ночные кабаки и у "Мулен Руж" цветами, конфетами, апельсинами. И пила. "Это жизнь моя плохая, - жаловалась она, - а сама я хорошая"...
Затем Ла Гулю некоторое время работала горничной в одном из домов терпимости и наконец стала тряпичницей и нищенствовала в Сент-Уэне, парижском квартале, населенном беднотой. Она жила там в своем фургончике с собакой Риголо, последним и единственным ее утешением.
От прошлой жизни у нее сохранился только кружевной лоскут, обрывок одной и ее пенящихся юбок, которым она "украсила серое от пыли окошечко". В январе 1929 г. она заболела, и ее отправили в больницу Ларибуазьер, где 30 января она умерла в возрасте около шестидесяти лет. Перед смертью она попросила позвать священника: "Отец, боженька простит меня? Я ведь Ла Гулю".





Хорошая жизнь утекла, как вода,
И сносит течением ниже...
Ах, где же веселые те господа?
Где Рыжая Роза Парижа?

Вот старость и бедность пришли на порог,
И люди почти позабыли,
Как бешеным танцем ее крепких ног
Сюда восторгаться ходили...

Смеялись: - Эй, Рыжая! Пол не сломай!"
Взметался каскад пенных кружев...
"Давай! Ла Гулю! Выше, выше! Давай!" -
Вопила толпа в Мулен Руже!

"Обжора!"... Да, раньше любила поесть
И выпить, бывало, любила, -
И публика это считала за честь, -
Что ей Ла Гулю подсобила...

И нет ничего... только преданный пес... -
Уходит душа понемногу
На койке больничной -  нелепо - до слез
Молиться пытается Богу:

 - Господь! Ты же всем говорил: "Я люблю
И всех Я спасу у Предела!"
Меня Ты простишь ли? Ведь я - Ла Гулю!
Прости! Я жила - как умела..."