Разд. 8. Толстой и Лерма... 2

    Посмотрим, как переживал то же самое Лермонтов. Очевидно, что во многом ему «повезло»: осознание своего отсутствия на  планете произошло у него  очень рано. Во всяком случае, уже в шестнадцать лет им написано о смерти немало. Даже в обычном, четырехтомном издании сочинений поэта есть два стихотворения  под датой 1830—1831 годы, и оба названы «Смерть». В первом:
        Пора туда, где будущего нет,
        Ни прошлого, ни вечности, ни лет…
    Емкое (сравнительно) описание! Это просто хандра, но во втором уже ужас, который даже не хочется рифмовать — скорей выплеснуть его из себя, выписаться, чтобы прошел припадок, приступ отчаяния:
                … я вдвое
Обманут был воображеньем, если
Одно воображение творит
Тот новый мир, который заставляет
Нас презирать бесчувственную землю.
   Казалось мне, что смерть дыханьем жадным
Уж начинала кровь мою студить;
Не часто сердце билося, но крепко,
С болезненным каким-то содроганьем …
Между двух жизней в страшном промежутке …
                Я не мог
Понять, как можно чувствовать блаженство
Иль горькие страданья далеко
От той земли, где в первый раз я понял,
Что я живу, что жизнь моя безбрежна,
Где жадно я искал самопознанья…

И далее даются столь натуралистические подробности, что живо вновь приходят на память «Цветы зла»:
… Здесь кость уже видна, здесь мясо
Кусками синее висело, жилы там
Я примечал с засохшею в них кровью.
С отчаяньем сидел я и взирал,
Как быстро насекомые роились
И жадно поедали пищу смерти.
Червяк то выползал из впадин глаз,
То вновь скрывался в безобразный череп…
   Тогда изрек я дикие проклятья
На моего отца, на мать, на всех людей …

   Поэт (в стихах) проснулся — так, может быть, эти подробности он и вправду видел во сне. Но, боже, сколько надо передумать наяву, чтобы видеть такие сны! И потом, будь это сон, так не написаны же и стихи во сне!
   Наше подчеркивание отдельных строк тоже может показаться тенденциозным, но, думается, только  на первый взгляд.
   По нашему мнению, ужас смерти для Лермонтова был пороком, который необходимо скрывать. Отсюда вуаль сна и бессмертного духа, слетевшего на землю. Да и стихи ведь в печать не предназначались …
   Нет, это подлинное, клиническое описание мозговых процессов, поэтический отчет перед самим собой.
   И еще одно нужно сказать: что умные деятельные натуры не могут часто и много писать об этом. И жизнь людей, кстати, вихрит, отвлекает «мышьей беготней» от мук и раздумий, тем более если стремиться сознательно отрешиться от них.
   Но если читать внимательно стихи поэта — сколько горькой отравы в них скрыто, конкретной муки, сознания бренности всего!
   Прямые перепевы стихотворений «Смерть» — две «Ночи», датированные 1830-м годом. Мы не будем подробно цитировать эти стихи, не станем и выискивать тайный смысл между строк поэта — sapienti sat! Нас будет интересовать — что противополагает поэт смерти. И здесь мы совершим тяжкий грех, обратившись к заклейменному «педанту», беспартийному и буржуазному ... исследователю жизни и творчества Лермонтова — Нестору Котляревскому.
   ((Было бы еще большим грехом сказать, что мы влюблены в этого человека, но просто нельзя выдавать только за свои мысли, что — хотя и позднее, чем в себе, — открыто в другом. Да, Котляревский «украл» наши соображения и догадки. Можно даже сказать: дернула же нелегкая прочесть его в марте 69-го года, когда некоторые идеи были у нас самих в 65—66 годах. Но понесем с достоинством свой крест)).
   Нестор — так же — обращает внимание, что поэт стремился рано к чему-то, что он жадно торопился что-то совершить. Отсюда столь верная мысль: «Лермонтов не сказал, что именно желал он совершить достойного бессмертия и величия. Каждый раз, когда он касался этого вопроса, он обходил его в общих выражениях; он только боялся, что не успеет совершить «чего-то». Это «что-то» остается неуловимым призраком, который преследует Лермонтова  и всех его героев. Всегда им кажется, что они делают не то, к чему призваны» (Котляревский Н. Лермонтов. — Пг., 1915, с. …).
 И в самом деле, если вообще герой любого писателя и поэта есть часть души самого создателя, то все герои Лермонтова стремятся к большему, чем имеют. Вот разве только Печорин пережил пору и стремления, и успокоения а ля Арбенин с его любовью к Нине. Но о Печорине еще речь впереди.