Смерть Козерога

Внутри моего злобного эго
Уживаются евреи и патриоты.
Почивать изволят в сладкой неге.
Без тревоги, без заботы.

Прошлую жизнь, увы, я не помню.
Десять последних лет были поганы.
Не купишь в супермаркете небесную манну.
И пьешь диетический спирт в углу укромном.

Многообразие локальных цивилизаций
Ставит крест на правилах самоопределения наций.
Какая, к черту, в этой стране революция?
Какая, к дьяволу, еще электрификация?

Я отправляюсь смело
Во внутреннюю
Мою эмиграцию.
Какое вам до этого дело?

Ты Вселенную и Землю любишь,
Деревенщина и темнота.
Я люблю сильно Васю, то бишь,
Моего дорогого сибирского кота.

Нам сообщали, что мир говно.
Бог единый умер давно.
Вождь, фюрер, кормчий
Также издохли в корчах.

На Маньчжурских сопках,
На островах Таити
Карамельные попки
Ждут соития.

Чему учили нас Лао да Мао?
Все пребудет в реке Дао.
Все равно
Для полицейской дубины,
Для проверенной током нежной резины.
А также и козни всех наших врагов,
Изобилия рог, панихида богов.
Вся жизнь есть мистический сена стог.

Примет новый эон,
Расстанется навсегда с этим миром и он,
Тогда когда придет его срок,
Козерог.

Не прослывешь мессией,
Не прокормишь жену и детей,
Концертируя по России.

Выбрось смычки и гитары.
Плюнь на Христовы отары.
Отправляйся, мой брат, на сбор стеклотары.
Оскалишься веселей, станешь пса лютого злей.

Совершаешь дурные дела,
А слывешь добряком.
И сажа бела,
И фонарь дружит с молотком.

Мир по Платону
Подобен притону.
Голова седа -
Пришла беда.

Яркая смерть Козерогу
Так необходима.
Но перед Богом
Все едино. Все равно.
Все срамно.

Я отличаю грех, вину
От бреда друга наркомана.
А в трудную минуту
Я готов и сам
За помощью податься в собес.

Ведь ясно, бегство в лес
И даже на столичный бульвар,
Противоречит плану
Заповеданному нам.

Ведь главный божий дар
В любви, в терпеньи состоит
И по Христу, и по Екклесиасту.
Так кто же спорит?
Я, Козерог?

Да я готов валяться
В ногах чиновников
И под ногами нищих,
Лишь бы меня любили самого они.

А что мне этот Иегова,
Который сотворил Адама
И научил его
Себе подобных трахать,
Что трах, то рана.

И если раньше я не звал
На помощь друга терапевта,
Теперь когда Псалом почти допет,
Лесная птица
Властно закричала,
Я соглашусь не торопиться
И принять
Моей любви земную тень
И все другие лица.

 И страх последний остановит, может быть,
Мой мрачный и холодный смех
Над вашей хитроумной
Самообороной.

И я уже сейчас боюсь, что бес не спит,
И именно в последний миг
Откроется мой тайный ключ
Слуге постылого ловца.

Хотя мне неизвестны планы князя
По поводу моей души,
Едва ли мне от неизвестности такой
Живется лучше.
И мой инстинкт сильнее меланхолии заразы,
Подстегиваемый хлыстом надежды.

И неужели я напрасно редко посещал
Врачей глухие кабинеты
И актовые залы
Ваших партсобраний?

И неужели все мои стихи
Есть только длительный предсмертный бред
И результат пустых переживаний
И не поймет никто их, даже ты?

Мое расколотое эго
Стало злее
От ядовитого лекарства
Смеха и страданий.

Мне пляшется веселее
На канате земного царства.