Вертолет

 Дождь уже прошел и землю обволок ватный слой туманной влаги. Листья постепенно осыпались в этом немом беззвучии улиц. Куда ни глянь - кругом одни нагие деревья да дома. Ни души на улицах. Время от времени машина проедет - и скроется мгновенно, прогурчав еле слышно с красными фарами вдали. Осень... что тут еще скажешь? Чудны своды военной академии под этим сказочным покровом леденящей прохлады. В окнах совсем нет света - все давно разошлись. Пошел второй час ночи. Минуты утекают в вечность - и следа не остается, а мир словно и не замечает этого. Вот и сейчас - проехала машина - исчезла - и все. Невозвратимый это миг. Невозможно невозвратимый. А людям не до того. Не до того, чтобы думать над такими вечными пустяками... ведь такие пустяки действительно вечны! Так толку-то о них еще и рассуждать, как тысячи поколений до нас и после нас?? Нет. Мы выбираем жизнь. Мы будем просто жить себе - и ни к чему все эти бесконечные пустяки... совсем ни к чему. А ведь кто-то сказал, что вся жизнь наша состоит из таких вот пустяковых мгновений... ну и что? Это тоже пустяк. И тот, кто это придумал - тоже пустяковый человек! Вот как у нас все просто получается в жизни... Женя шла молча, ровным легким шагом, еле касаясь земли - и думала. Думала о пустяках, о совершенно неразрешимых пустяках! "Глупое дитя!" - сказали бы люди, проникнув в её мысли. Но, к счастью, мысли - единственная грань нашего сознания, куда другие просто так не могут, не смеют вломиться. Это наш автономный мир внутри других миров Вселенной. Поэтому Женя просто шла и думала, не зная, что, в сущности, мысли её бесполезны и думать о таких пустяках мир считает глупым. Но что одной счастливо одинокой душе до всего мира?! Так она шла по пустым бесконечным улицам. Одна. Жадно впитывая свое одиночество.
   " Вот дом. В нем горят окна - тесные клеточки света в беспробудной туманистой темноте. А ведь там живут люди. Столько людей! Столько чувств и столько разных судеб заключает в себе один такой вот среднестатистический дом!" военная академия... здание готического стиля. Высокие заостренные своды окон, старый желтый кирпич, архитектурные изгибы - как все торжественно красиво в этот ночной час. И тихо как... вот так бы всю жизнь и прослушала бы тишину... опять машина. Мало, мало этой тишины человеку отведено... хотя... может, даже слишком много. Если там хоть что-то слышно или ощутимо. А в нашем мире, чувственном - мало. Вечная карусель жизни - все куда-то летит, стремится, соревнуется в рвении первее всех добежать до конца, а дальше - а дальше как раз вот те самые вечные пустяки и будут. А ведь тишина так важна для человечества! Она дает повод задуматься даже самому ничтожному из людей - над самыми простыми и непустяковыми вопросами. Например: "А почему так тихо?" или "Почему это нет никого? Где все? Почему молчат?" быть может, тишина навеет на него страх... одиночества люди всегда зачем-то боялись. Может, и войны затевали оттого, чтобы не так их гнобила тоска и жгучее одиночество. А стали еще более одинокими. Без земли, без родных, без дома, с искалеченными душами и полными отчаяния и боли сердцами. Женя долго всматривалась в серебристые контуры стоящих во мраке истребителей с загнутыми греческими носами. Они вот сейчас тоже одиноки. Списаны по непригодности и стоят себе - никому не нужные и совершенно забытые... видимо, в их железных душах тоже теплится это магически страшное слово - ВОЙНА. Где-то вдали стали бить салют. В соседнем переулке бахнула с легким пронзительным свистом петарда. Душа встрепенулась и ушла в пятки. И совершенно ниоткуда вдруг всплыли в памяти слова Высоцкого " И еще будем долго огни принимать за пожары мы,
   Будет долго зловещим казаться нам скрип Сапогов.
   Про войну будут детские игры с названьями старыми,
   И людей будем долго делить на своих и врагов..."
   Хорошая песня. Она слышала её уже так давно, что и не вспомнить бы, если бы пришлось, а тут само всплыло. Чудная штука память человеческая... песню эту отец раньше петь любил. Хороший он бы, славный был отец. И гитара у него славная была, семиструнка,... а ничего не осталось. Все ушло туда... в это вечно неумолкающее пламя вражды...
   Женя остановилась напротив вертолета. Стоит возле истребителей себе, создает двору академии презентабельный вид. И лавочки вокруг расставлены - садись, мол, любуйся главным участником боевых действий. Уж он когда-то отвоевал свое! А теперь стоит вот, как посмешище последнее. Только не смешно почему-то, а больно... за решеткой бетонной ограды стоит, отделяющей академию от всего прочего мира. Стоит, так резко не вписывающийся в мирный фон широкой улицы, прекрасных и величественных сводов огромного военного академического комплекса, к которому он приставлен... да ведь насильно его впихнули в этот напыщенный, широкий аккуратно убранный двор! Не его это, не его! Винты онемели от многолетнего простоя. Сил нет вздохнуть. А как бы он хотел еще хоть раз взлететь! Хоть раз еще ударить со всего жару по вражескому расположению! Отвоевал... и вроде хотелось тогда уйти поскорее, бросить всю эту военную кутерьму, где на каждом шагу тебя караулить неминуемая гибель, смерть засела под каждым камешком и в каждом ущелье! Вот. Дождался. Ушел. Не слышен больше гул БМП-шек и БТР-ов. Не взрываются под ногами мины и нечего опасаться случайных растяжек между незнакомыми ветками. Автоматные очереди снятся только по ночам. А что-то не так. И это что-то - память. Обычная неумолкающая и никогда не предающая память. Там, на войне и у стали она есть. Она рассыпана там везде, лежит под каждым камешком - где пылинкой, где тлеющей боевой костью, где влетевшим в склон горы осколком... и вот она-то и болит... и покоя не дает никому, кто хоть однажды побывал в этом вопиющем адском источнике войны. И вертолет, съежившись от осеннего ночного холода, тоже хранит это бремя - кусочек живой памяти.
   Женя долго смотрела на очертания вертолета, на красивые широкие лопасти. Её тоже мучила память. Память о том - кто не вернулся однажды... и не вернется теперь уже никогда. НИ-КОГ-ДА... страшное слово какое... все-таки жаль, что люди не любят, не умеют слушать тишину. Ходят себе мимо старого вертолета - и думать не умеют... не могут самого главного понять - тот, кто побывал на войне, никогда уже не станет прежним. Не станет мирным, не станет таким, как все. Ибо он видел больше и он твердо знает, что оттуда возврата нет, а следовательно, жить надо здесь! А как жить-то, если жизнь вся там осталась, съела её война! Нет её, жизни... а, может, и не было... Женя отпустила холодеющими руками прутья кованного забора... поздно. Пора идти. И она двинулась дальше.
   А вертолет спал. Ему снились горы, покрытые голубой каемкой сна на рассвете. Аулы, сакли, местные жители, ребятишки, которые едва родившись и встав на ноги хватались за автомат, чтобы дать отпор тем, кто пришел в их земли... а кому отпор давать-то? И кому она вообще нужна, война эта? Да никому уже. Она просто есть - и была война, и будет, покуда человечество не научится её понимать, не постигнет её душу и не залечит её тело. До тех пор война будет.
   Пошел снег и Женя шла торжественно обновленная, погруженная в свои глубокие и ненужные миру мысли. Она не видела... первые снежинки коснулись тела вертолета и он вздрогнул. Проснулся. Туман стал сгущаться, пока из него не образовались три едва внятные тени, напоминающие собою человеческие очертания, только парящие, воздушные. Они ухватились за старые лопасти и вертолет приветствовал их радостным скрипом пробудившегося ото сна исполина-богатыря. Радостные винты неслышно завертелись, туман еще сильнее обволок убранный жеманный дворик академии - три облачка беспрестанно вращали лопасти - все быстрее и быстрее... когда туман развеялся, все было как прежде, только пустое место во дворе да следы от колес говорили о том, что совсем недавно на этом месте что-то стояло... рассвет.