Поговорим о странностях любви Н. С. Лесков пятый р

Поговорим о странностях любви: Сестрица для Н.С. Лескова.
Николай Семенович Лесков, «очарованный странник»,  любил особенную Женщину.
Не типаж или характер, не черту или запах, нет, он любил такую женщину, что трудно представить въяве.
Он любил цыганку с русскою душою.
Он любил недоступное и безответно любил, но с восторгом, с мучительным восторгом.
Это невероятно сложно сплавить в душе – большую страсть, «страшную» красоту и ощущение родства. Ощущение любимой женщины как сестры.
Кстати, для русской литературы это редкость тоже. Единомышленница ещё ладно, соратница, попутчица, но сестра... Когда радость чистого детства…
Для этого нужна какая-то  словесность, чтобы редкость воссияла и сквозила сквозь щели чувства, которое бы, в свою очередь, страдало и мучилось.
На стыке трёх рассказов: «Леди Макбет Мценского уезда», «Очарованный странник» и «Воительница»  - как в песне «На Муромской дороге стояли три сосны» - лежит такой большой горючий камень, под который вода не течёт, но музыка, сложная музыка – Дмитрий Шостакович, написавший оперу про эту самую несчастную «Леди Макбет», безоглядно, полюбившую пустого и злого человека до полного забытья всех и всего, до убийства и самоубийства, ЗВУЧИТ.
Не в музыке тут дело, страсти Екатерины не такие уж шекспировские, а в образе     п у с т о т ы,  которая сопутствует героине. Любовь – содержание её жизни. А что она оказалась избирательна ТАК, то приходится терпеть или быть убитым или убийцей. Тут третьего не  дано.
Ну, Лесков выбирает терпение. То есть, как автор,  как писатель он «над схваткой». И выбирает терпение.
Только любовная мания всё равно своё берёт. Она прёт, другими словами.
И вот об этом в рассказе «Воительница».
Честно говоря, героиня его не то, чтобы не привлекательна, но обычная бабёшка, лживая и даже опасная. С такой ещё узнаваемой чертой: ежели кто-то падает  (в жизненной передряге), так помочь в грязь угодить и запутаться до жути. Благие же намерения – дорожка в ад. В личный ад.
И мостит эта поганка свою тропку, пока не настигает её чувство. Влюбляется в парнишку молодого.  И! пропала! Тут уж она до смерти пропала. И в чувстве своём удержу не знает. Мания и безумие. Потому смерть и забвение.
А Лесков думал, что же это за мания, от которой ни спастись, ни увернуться. Заглядывал, конечно за краешек.
Вот об этом «краешке» - «Очарованный странник».
Кроме того, что это необыкновенно красивая история, написанная в таком русском языке, что пока читаешь, весь набухаешь влагой от чувства речи, от совершенной корневой её отрады, так это ещё и нечто о странностях любви. Герой – хорош, конечно, до невозможности. Било  его, било, убивало-убивало, даже и любовью, а выжил. Несмертельный.
Но нас-то интересует Женщина.
И в рассказе «зажигает» ТАКОЙ образ цыганки, причём, без всяких объяснений, а просто – магнетизм! Солнечный удар. Ещё и поёт. Могла бы не петь, всё равно удар.
Жил человек и ничего не понимал. Про красоту. И вот случился «магнетизёр» и открыл, что такое «краса – Природы совершенство».
Человек понял,  вся жизнь перевернулась. А ведь тут какой-то вечный закон действует.
Какая-та красота, которая могла бы и спасти мир, но её приходится убить, поскольку образ Грушеньки изначально страдающий: «а меня с красоты продадут, продадут», и вот тут силы терпения кончаются, а включаются силы судьбы.
Потом Достоевский в «Братьях Карамазовых» придумал для своей Грушеньки спасение – терпеть по образу матушки протопопа Аввакума – до смерти – на каторге с Митей Карамазовым.
Нападки критиков того времени на «Очарованного странника» сводились к тому, что рассказ дробен, в нём нет центра, он «расплёскивается…
А у рассказа есть центр. Это любовь – сестрица. Это взрослеющая любовь. Это Грушенька - девочка, потом – подросток, потом – девушка. Пусть и во сне. Но сон-то – ТОНКИЙ. То есть явь особого рода.
Изживание греха через смерть – к любви – сестрице.
Этого в нашей литературе не было.
 «…вот и встретились. Спасибо! – и обняла меня, и поцеловала, и говорит: Ты мне всё равно, что милый брат. Я говорю: И ты мне всё равно что сестра милая, - а у самого от чувства слёзы пошли. А она плачет и говорит: Иван Северьяныч, всё знаю и разумею; один ты и любил меня, мил-сердечный друг мой, ласковый. Докажи же мне теперь твою последнюю любовь, сделай, что я попрошу тебя в этот страшный час. (…) пожалей меня, родной мой, мой МИЛЁНЫЙ БРАТ; ударь меня раз ножом против сердца. (…) ты поживёшь, ты Богу отмолишь и за мою душу и за свою, не погуби же меня, чтобы я на себя руку подняла… - н…н…н…у…»
«Претерпевый же до конца, спасётся».
Но полюбивший…  Вот для чего человеку нужна жизнь. Не стыдно и умереть за любовь.
Поелику она хранит и от смерти.
Как Николай Семёнович написал – так и будет.
Аминь.