Идентификация порока

В невидимом четвертом измереньи
Проявлено второе бытиё.
Бесцельно человеческие тени
Растрачивают вдохновение своё.
Растрачивают, позабыв о лицах
Первичных, тонких, истинно живых…
Нанизывают маски как на спицу
Намерений дешевых, лжеблагих.
Но в тонком мире маскою не скроешь
Уродливость греховного лица,
Грязь допотопную родного крова
И смертный ужас жалкого конца.
Гуляет затхлый человечий ветер
Среди строений, рухнувших от зла.
Старуха-скука путешествует в карете,
А молодость оплеванной ушла.
Холодным, мерзким, скользким осьминогом
Униженность распластана в пыли;
Мясисто-красным языком убогая
Облизывает похоть мед любви.
Гниющий облик разжиревшей лени
Застыл недвижно в образе свиньи;
Нарывы лжи и язвы хитрой лести
Судьба по лицам острием кроит;
Здесь повседневность строит прочные заборы,
Замазывая в серость все черты;
Высокомерие прельщается позором;
Сомнение и лживость перешли на «ты»;
Химера-власть зубастой алчной пастью
Сжирает сотни собственных детей;
Здесь раздражение стенает в спазмах;
Жестокость ищет формулы смертей…

Взгляд в этот мир зовет к себе огонь из ада –
Бордово красный пламенный цветок,
Всепроникающий, а не живущий рядом,
И неизбежный, как нависший рок.

Одели ужасом свою планету,
Не отдаем отчета – это быль,
Не различаем солнечного света,-
Глаза сердец затмила тупость-пыль.

Огонь сжигает гниль, глумленье, маски, боли,
Огонь о жизни знание несет…
Быть может зернышко зачатья  голубое
Из пепла тихо, грустно прорастет…
Те щупальца из злобных одеяний,
Готовые терзать, давить, душить,
Как тают от добра и нежности сиянья…
От жажды миром общим жить.
А липкие амебы отчужденья
Горят в огне любви, могучей, неземной…

И боль стыда рождается знаменьем,
Что то лицо, в ожогах – облик мой.