Пустота

1)
Бежать – и ударяться о песок:
горят не раны, но чужое: «Полно!»
Нет больше сил – источенный висок
зарубцевался впадиной, и горло
так пересохло, что невмоготу
услышать тихий хрип:
лишь на бумаге
сливаются болота и овраги,
и кажется, что всё ещё иду.

Идти вперёд?
Да полно же: к кому?!
Нет лавы в жерле,
сточены предгорья:
Что может быть страшнее: и кому
судить нас?
И кому – бросаться в море;
быть может – в горя
рассеченный вал,
что Айвазовским выписан – ревущий –
тянуть ладонь,
пока темнеют тучи
и коркой жажды запотел стакан.

2)
Мне ли не знать, что для Вас –
и для Вашей руки –
я бы могла замереть, и туманом – закрыться?

Оземь ложится покров многоликой строки,
к чьим-то ногам опадают седые листки:
в небо уходят последние – на зиму – птицы.

Можно – печалиться,
можно поставить печать,
снег выжигая негромкими солнца лучами:
город – оставлен,
и впору – гореть, но молчать:
кроме тебя, никого не найду, чтоб встречать
на распластавшемся,
в рельсах, как в шрамах –
вокзале.

Всё забывается,
слов не найти – и не скрыть:
тянутся звуки, струной обрываясь на грифе…
Вы говорите мне: высшее счастье – любить,
что же – плывём;
но скажите – доколе нам плыть,
если поблизости – только лишь скалы да рифы?

Я не найду подходящей и пламенной рифмы,
слово, что сказано,
сердцу уже не забыть.

3)
Слову, вышедшему из уст –
так -  погибшим поётся слава! –
слово сказано – наизусть,
как ладонь опаляет лава:

каменеющим, злым стежком –
огрызающимся, осклизлым -
слово – смерти подобно, но
никогда не отринет жизни,

ибо -  впадиной чёрных губ,
пересохших – во тьме мороза –
остаётся: что ржав и груб
каждый выдох – и речь, и слёзы,

и оплавленной – враз – свечой
замирает, дрожа, молитва…
И - срывается – горячо:

«Слово сказано.
горы – срыты».

4)
Теперь я говорю тебе –
и ты,
я знаю,
разгадаешь смысл, где совесть
плетет, как паутину, злую повесть,
и падают останки пустоты.

Ты можешь не прощать меня, но путь
извилист и широк,
и – боги знают! –
кто встретит нас у входа –
и оставит
нам право замолчать и повернуть?

Я понимаю больше, чем твержу,
горя до исступления и краха:
должно быть – боль?
Но в боли нету страха,
так я себя – отчаявшись – сужу.

До исповеди – кромка и черта:
ещё секунда: выскажу пустое,
но боги, мне уже не нужно зноя
и чьих-то слов,
когда ладонь – чиста.

Теперь я говорю тебе, и ты
запомнишь и прочтёшь: и я не спорю…

Но даже бесконечный шёпот моря
не заглушит напевы пустоты.