Тётя Женя

        Моя жизнь с отцом  без мамы - тема деликатная. До сих пор. Как только мы касаемся её в наших «семейно-исторических» беседах  с мамой (дай Бог нашей маме здоровья и долгих лет жизни!), она со значением умолкает, и разговор прерывается до следующего случая. Оно и понятно: на  разных полюсах  происходили те далекие события – в её жизни и моей.
        Сколько мне было? Девять? Десять? Никакой семейной жизни. В одной большой комнате – тетя Аня, два её сына - молодые повесы, и за стенкой (двери подпёрты с обеих сторон шифоньерами) – их отец – мастер по шитью  чувяк (такие легкие и мягкие кожаные тапочки) и по-совместительству - содержатель "картёжного притона на дому"…  Нельзя сказать, что регулярно, но частенько между «разделёнными» супругами вспыхивала перебранка – хоть уши затыкай… Сплю я то на раскладушке, то с двоюродным братом Стёпкой под одним одеялом, а то с тетей Аней…  Она любит нас с отцом. Обнимет меня и приговаривает с тоской: «Сволочь такая твой отец, сволочь… и мать твоя – засранка… Такая армяночка на Молотова жила - конфетка, родители - приличные люди… какая он сволочь!» Любила тётка его, точно. Когда после долгого отсутствия отец появлялся с чемоданами модных прибалтийских косынок, шарфиков, платочков, она вся загоралась: «Вот сволочь - какой молодец! Так… это я Марфе подкину – не подведёт - сторгует, это – по своим маникюршам…»
        Мне казалось, что в те времена отец жил в поездах. Я видел его мало. Иногда в редких беседах он пытался разговаривать со мной «по-взрослому»:
        - Хочу снять квартиру... Нам с тобой мама нужна, сынок. А?
        - А где её взять?
        - Квартиру?
        - Маму…
 Он грубовато притягивал меня к себе, обнимал и покручивал жесткими пальцами мое правое ухо, как будто хотел его открутить… И так ласково приговаривал: «Хитрый Митрий – насрал в штаны, говорит – заржавели». Что к чему? Я часто  не понимал его. Но в эти минуты между нами пробегала какая-то искорка: мы с ним - семья, остальные – просто родственники.
        По вечерам, когда тетка была «во вторую», а братья где-нибудь «на танцах», я частенько коротал время один на один с проигрывателем. «Медведь на ухо наступил» - этот приговор природы я переживал тяжело. Слушал пластинки часами, всё пытался запомнить и мелодию и слова… Но преуспевал только во втором. Главные судьи - братья – удивлялись: «Как тебе удается помнить  дословно столько песенных текстов и «забывать» только что прослушанную музыку?». Они, конечно, перегибали - мелодии песен я все же запоминал, правда, «в общих чертах». Вечерами сидел я, уставившись в крутящийся диск, и от всей своей неухоженной детской души «подпевал» Утесову, Бернесу, Шульженко…
        В один из таких вечеров моё одиночество неожиданно прервали "гости". Появился сияющий отец и с ним молодая, тоже вся такая цветущая красавица. От них струился  смешанный аромат свежего морозного воздуха, любимого отцовского «шипра» и нового для меня дуновения - чего-то нежного, женского… Я чуть не задохнулся даже. Отец, по-моему, слегка навеселе – случай небывалый. Он, практически, не пил крепкого (гастрит). «Так в чем же дело?» - я был смущен и озадачен их «душистой праздничностью». Отец кашлянул и, хитровато прищурившись, окончательно меня сконфузил. «Знакомься: это тетя Женя. Как она тебе? Нравится? Хочешь,  будет нашей мамой?».«Тетя Женя» и сама смущена не меньше моего.  «Легкая бестактность» - отцовский конек, а тут ещё и кураж  дон-жуанский… Я смешался, не нашелся, что ответить. Только бестолково закивал и уткнулся носом в отцовский бостоновый пиджак…
         Я верил всему, что говорил или обещал мне отец. Может, это любовь сыновняя, а может, моя врожденная доверчивость. Только летал я на седьмом небе: у меня будет мама! Такая же красивая и молодая как «та, настоящая». Я к тому времени стал забывать образ «настоящей», родной мамы. Она мне уже, почти, не снилась. Я ещё пытался иногда, когда сильно скучал, представить её: закрою глаза, крепко-крепко зажмурюсь, и передо мной, как на монетке золотой, из темноты выплывает её лицо  -  красивое-красивое, косы - венцом в два ряда… Если хорошо постараться, она могла даже улыбнуться мне. Вот такой детский самогипноз…         
         Вспыхнувшие было в моём маленьком сердце надежды на настоящую «полную» семью растаяли очень скоро. И таких огорчений в моём полусиротском  детстве случалось немало. Мы с отцом нанесли пару визитов к «претендентке» домой. Но что-то у них там не сложилось.  Может, ему тёща будущая не показалась (тетя Женя жила в подвальчике со своей старенькой мамой), может – подвальчик...
           А у нас с отцом - ни мамы, ни квартиры. Даже подвальчика нет…

           Кубань, 9 ноября 2011