Ожерелье Аполлона. Венок сонетов

I

С вершины геликонской, Мельпомена,
Издревле ты спускалась увенчать
Тех, кто несет с рождения печать
Богов и крест божественного плена.

Я знаю: невозможна перемена,
И жизнь нельзя нам сызнова начать.
Избранники не смогут замолчать.
Не станет пеной Анадиомена.

О, Дева! Ныне и ко мне приди,
Зажги огонь мусический в груди,
Златых словес подательница злака! –

Как некогда, услышав божество
В звучании чудесной лиры Флакка,
Пришла на зов любимца своего!

II

Пришла на зов любимца своего
И Эрато с утешницей Эвтерпой –
И в северной ночи серебросерпой
Поэзии свершалось волшебство.

Но утром снова в Городе мертво –
Он стал опять бессмысленною нерпой.
Душа моя пуста – чем хочешь черпай –
Не вычерпать оттуда ничего.

Одна лишь жажда славы золотая,
C богами выдающая родство,
Владычествует над душой без края.

Клио! Вниманья только твоего
Поэт твой ждет. Явись, благословляя
И лавром увенчав главу его.

III

...И лавром увенчав главу его,
Поэта златозарное виденье
Исчезло вновь, – в единое мгновенье
Бессмертия вкусило естество.

Но грустно возрожденной отчего?
В нетленной отчего душе томленье?
Без тела ей – не жизнь, одно мученье.
Как пережить постылое вдовство?

Как без Эрота не живет Психея,
Как призрак Эвридика без Орфея,
Жив не единой славой человек.

О Муза! Это ли тебе измена,
Когда такой ценой меня навек
Избавила от праха и от тлена?!

IV

Избавила от праха и от тлена,
В хрустальный погрузив навеки сон,
Тебя, прекраснейший Эндимион,
В горах далекой Карии Селена.

Ее звучит печально кантилена,
Когда она плывет за небосклон...
Но профиль твой, что над луной склонен, –
Лишь вытканный на глади гобелена:

В нем жизни нет. Ведь тени – не тела.
Поет душа, коварная сирена,
Забыв о том, насколь она мала,

Забыв о том, насколько драгоценна...
И, удрученная, вспять потекла
И вспенилась седая Иппокрена.

V

И вспенилась седая Иппокрена,
И стал Скамандр священный ныне сед.
Так от доселе неизвестных бед
Благая содрогнулась ойкумена.

Похищена троянцами Елена,
Как Зевсом был похищен Ганимед.
Ахеян меднопанцырных в ответ
Сбиралась рать, Аресом вдохновенна.

Но десять лет прошло, как сладкий дым
От гекатомб... Над морем золотым
Плывет звучанье древнего размера,

Что сладостней нектара, – оттого
Сам Аполлон приветствует Гомера,
Спеша на Муз святое торжество.

VI

Спеша на Муз святое торжество
По ярко-голубому небосклону,
Летит аскрейский лебедь к Геликону,
Чтобы слепца оспорить старшинство.

И началось двух магов колдовство...
Но кто из них любезней Аполлону?
И лавра густолиственную крону
Обрежут Девы для венка чьего?

Избранником средь избранного рода
В единый глас признало большинство
Того, кому Сестер Кастальских ода

С младенчества была милей всего.
В свой хор они прияли Гесиода,
Приветствуя поэта рождество.

VII

Приветствуя поэта рождество,
Дитя прекрасногласой Каллиопы,
Хор Пиэрийских Дев на край Европы
Притек, с Орфеем чувствуя сродство.

Их дар – златого метра ведовство:
Лишь плавные его польются стопы, –
Смирятся круглоокие циклопы,
И мертвое задышит вещество.

И только тень из царства Персефоны
Не вывел он... Решили злые жены:
«Да будет мертв тот, чья любовь мертва!»

И где плыла, нетленна, несравненна,
Певца роскошной розой голова,
Священная зазолотилась пена...

VIII

Священная зазолотилась пена
У Лесбоса волшебных берегов.
Сюда пригнало волею богов
Волной главу Орфея убиенна.

И расцвела земля, благословенна,
Соцветьем очарованных певцов.
В святом напеве эолийских строф
Прославлена Алкеем Митилена.

Но ты, десятая средь Аонид,
Чей звук все звуки чуждые затмит,
Сапфо! Поэтов первая царица!

Неувядаем слов твоих посев.
Душа огнем небесным озарится,
Божественный лишь услыхав напев.

IX

Божественный лишь услыхав напев,
Торжественный пифийский эпиникий
О, Пиндар, лебедь, сын крылатой Ники,
Ты смог сложить, Фив семивратных лев!

К тебе, младенцу, мед в устах прозрев,
Летел пчелиный рой. А Пан Великий,
Твои златые повторяя клики,
Бродил в горах, от звуков опьянев.

Ты Пиэрид был мощною трубою.
Перед гремящей лирой оробев,
Молчу... Нет! Ты не умер, – за тобою,

Когда погас твой факел, догорев,
Вослед за Полигимнией толпою
Пришли и остальные восемь Дев.
               
X

Пришли и остальные восемь Дев,
Когда призвал Уранию Вергилий.
И тотчас же лебяжьих нежных крылий
Весь небосвод стал полон, побелев.

Божественным размером овладев,
Воспел он и тщету земных усилий,
И крепость римской армии вигилий,
И Вечный Град, и олимпийцев гнев...

Но паруса попутным ветром полны –
К земле богов корабль уносят волны.
Преодолев ток ненавистных вод,

До берегов, где царствует Геката,
Доплыл лишь, – и Гомер, и Гесиод
Явились, чтоб почтить родного брата.

XI

Явились, чтоб почтить родного брата
На золотом латинском языке,
Авзонии поэты в челноке
Хароновом, не знающем возврата, –

Певца Лауры и лауреата,
Монаха в Аполлоновом венке,
Того, кто услыхал в сухом цветке
Симфонию былого аромата.

Петрарка! Купидонов пилигрим!
Тебя венчает ныне Вечный Рим, –
И это чудотворное виденье

Пою, твоею славой уязвлен:
Вновь родились тобою в Возрожденье
Мужи, что пережили бег времен.

XII

Мужи, что пережили бег времен,
Тобою в райские не внидут двери,
Надежды лишены, о, Алигьери!
Но и в Аду божественен их стон.

Жесток твоей «Комедии» закон,
И камню ты в своей подобен вере.
Но все же посвящал и ты Венере
(Хоть и Небесной) нежный звук канцон.

Где златоблещущий застыл возничий,
Возлюбленную встретив Беатриче,
Ты нам открыл, что смерти больше нет,

И не страшна прискорбная утрата:
Любви светило вечно дарит свет,
Печального не ведая заката!

XIII

Печального не ведая заката,
Четвертый век нам ворожит Шекспир.
Доступен всем его словесный пир,
Но сладостен и для аристократа.

Авонский лебедь, чья душа крылата;
Воистину, ему театр – весь мир.
Он – Гамлет, Цезарь, Брут, Отелло, Лир.
Его рождения – лишь Вечность дата.

А смерть... Что значит этот звук пустой
Для тех, кто видел свет Любви Святой,
Кого с ней нежные связали узы?

Бессмертен тот, кто так любил, как он.
Склоняются пред ним в почтеньи Музы
И бог наш, златолирный Аполлон.

XIV

И бог наш, златолирный Аполлон,
И Музы слали частые укоры,
Что в игры легконогой Терпсихоры
Ты легкомысленно был погружен...

О Пушкин! Нынче мой тебе поклон.
Пусть праздные глупцов умолкнут споры.
В лучах пурпурных Северной Авроры
Иду к тебе на русский Геликон –

Мне с детских лет звезда твоя светила.
Так станет в небе нашем два светила:
Прославлен буду я из рода в род,

Мне воспоют хвалу Янцзы и Сена,
Навстречу солнцу новому сойдет
С вершины геликонской Мельпомена!

XV

С вершины геликонской Мельпомена
Пришла на зов любимца своего
И, лавром увенчав главу его,
Избавила от праха и от тлена.

И вспенилась седая Иппокрена,
Спеша на Муз святое торжество –
Приветствуя поэта рождество,
Священная зазолотилась пена.

Божественный лишь услыхав напев,
Пришли и остальные восемь Дев.
Явились, чтоб почтить родного брата,

Мужи, что пережили бег времен,
Печального не ведая заката,
И бог наш, златолирный Аполлон.