под весеннее небо

об такое синее-синее небо может разбиться сердце.
разве только уходящее "я тебя не отдам никому" сохранит в ладонях.
мне так страшно, что может случится дождь наконец-то:
на конец той недели, месяца, года...
с небоскребной высоты лакированных "Manolo Blahnik"
кажешься себе небожителем, заглянувшим на землю:
не зная дороги, пропустив поворот, где таки сдох фонарик
в едва освещенном дворе, похожем на келью.
от чего мои бабочки, наплевав на крылья, замуровались в кокон?
от чего и так ледяные ладони сгребают остатки снега?
от чего нет желания встать с постели, - не то,  что сворачивать горы -
и выпустить взгляд на волю заоконного бега?
есть вещи, говорить о  которых вслух не имеешь права
(мы обязаны их глотать без воды, обдирая тем самым горло):
как за булатной кожей нет ни грамма металла,
и сердце внутри осталось абсолютно голым.
раздроби свою душу на крошки, чтобы всем хватило,
чтобы у каждой новой Ошибки пылиться на полке.
будь всегда одиноким, вечной осенью, всеми дождями мира,
окрести себя волком.
нас никто не обязан любить, раздетых кукол в стеклянном доме.
и батарейка сядет на самом интересном месте.
а если убрать стекляшку от глаз - не останется цвета, кроме
серого - цвета осеннего утра и лести.
сегодня так много луны и так много не спетых песен.
пол апреля , половина весны, пол надежды еще в запасе.
Бог, наверное, там высоко сегодня и пьян, и весел,
раз небо в синих цветах разукрасил.
когда облетали листья, никто не жалел деревья  -
шарф укрывает не только от ветра, но и от скорбных мыслей.
а сегодня голые ветки, будто кости забитого зверя,
и каждая трещина - след от выстрела.
всё, нажимаю на паузу, умываю руки, беру тайм-аут,
вдарив по тормозам, чтобы на солнце греться,
чтобы себе доказать, как за минутный раунд
об такое синее-синее небо может разбиться сердце.