На рысях - почти цикл

НЕ  СБЕЖАЛ

Я – Сергей Сорока – древний,
уж не буду молодым*.
Приблудился из деревни,
где из труб молочный дым
небосвод держал под вечер,
и поддерживал с утра.
Обещаний фокус вечен –
завтра лучше, чем вчера.

Не сбежал, учиться надо,
и науку постигать
невесёлой жизни града,
жить в общаге, словно тать.
Туалет бывает хуже.
Некуда пойти зимой
высыхают даже лужи,
разольются вновь весной.

А теперь скучаю часто
в деревню хочется попасть,
на рысях туда примчаться,
городскую чтоб напасть
сбросить по дороге в яму
беспросветную печаль
застеклить в избёнке раму
и приставить самовар.

*– У Есенина позаимствовал


УСПЕТЬ  ДО  ЗАКАТА

Мне надо успеть до заката
пройти по дороге степной,
она не в судьбе виновата,
идёт, что повсюду со мной,
петляя, ведёт по ухабам,
колдобинам чартерных дней.
Всё выглядит в дюжине слабым
и даже на паре коней.
Гоню по неровностям этим
упряжку заветной мечты.
Мы с вами давайте заметим
нелепость в стихах пустоты,
наличие взлётов ошибок.
Какая же трын – тут – трава
в наличии грустных улыбок
скрывается горе-молва.
О странной эпохе подвохов,
обманов жестоких во всём
нас держат два века за лохов.
Мы крест этот тяжкий несём.


ПО  ПЛАНУ

Не надо думать о печальном,
о былом не вспоминать,
всё происходит виртуально.
И даже, если "номинант"
тебя в упор не видит главный
читатель на Стихиреру.
У них, конечно, всё по плану,
как будто в осень на ветру
трепещет красная приманка,
а рядом бежевый сачок
играет в золоте шарманка
по скрипке ёрзает смычок.
И веселятся на Сихире
на внесемейном вираже,
из слова поднимают гири,
скрывая лица в мираже.
Без напряженья на помосте,
как будто бы какой штангист.
И тишина, как на погосте,
и горизонт мечтаний мглист.


ВСТРЕПЕНУЛСЯ

Словно в молодость вернулся –
снова вышел на ковёр –
синий угол встрепенулся –
красовался там позёр.

Обоюдные захваты –
он повержен в пять секунд.
Всё выдерживают маты.
Был же справедливым суд.

На ковре и за коврами –
было чистое туше.
Мы боролись, честно, в Храме –
гнусность чувствую в Душе.


И  УНИЖАЮТ

Стихи мои вам не по нраву –
вы не хотите их читать!
И это, точно, ваше право,
"что я ещё могу сказать".

Они безнравственны, наверно,
коль есть желанье – не читать,
а, может, из-за мыслей скверных,
что мной записаны в тетрадь.

Я не писать уже не буду,
да потому что не могу
молчать, когда страдают люди,
терзают Родину мою.

Сибирь – страдалица от века,
мои слова, давай, проверь.
Здесь унижали человека,
и унижают нас теперь.