Письма перед отъездом

I. Гори, мой фонарик поддельный, гори,
в отсутствие сна – освещай пустыри,
в отсутствие солнца – земли волдыри,
в ошейниках – поводыри.
Ты всё, что осталось, больной и смешной,
не надо ни роли, ни славы земной,
храни от обиды с ножом и сумой
идущего следом за мной.
Он розу мне бросит в мазут гробовой,
свети ему ярко, веди стороной,
а тот, что на масле, твой брат или чёрт,
пусть на пристани тихо поёт –
о финке, блеснувшей в сирени ночной,
о маленьком горе с подзорной трубой,
о взводе, стоящем за страшной стеной,
о жизни, о жизни иной.

II. Позвякивай, мой нищенский карман,
успеть бы выбить хоть немного долга
из всех, нам задолжавших на земле,
исполнить долг – и сгинуть в полумгле
с печальной честью отданного долга.
Мы больно обокрадены с тобой,
но гнева нет – и нечего бояться,
мы много оставляем за собой.
Бросай им жемчуг и песок сполна,
чтобы услышать окрик болтуна
и нервную усмешку постояльца,
ненадолго сменяющего нас.
Бросай, бросай им, как собаке кость.
Пускай из пустоты, а не из сора
рождаются бессмертные дела,
из бедности, из влаги и позора,
вот так вот – ни с того и ни с сего,
без рифмы, без одежды и размера.
Погашен свет, прочитан скорбный стих,
все гости разойдутся по делам,
ни до чего ни Богу, ни пространству.

… нас не забудут – слышишь? – не забудут.

III. Всё смешалось теперь, и не страшно, что нет людей,
а в ночи соловей поёт, и цветёт репей,
и не жалко в ночи ледяной замёрзшего соловья,
ибо жизнь у него – своя, и песнь у него – своя.

Всё сместилось куда-то вбок, и неясно, о чём трезвон,
только небо короткий срок отмотает, как честный вор,
а у нас – Божий пир кругом, райский сад, и в карманах медь,
и пока нам грозят судом, перепрятать бы всё успеть.

А у нас – полон дом гостей, всех одарим едой, тряпьём,
только посвиста в темноте, золотого сигнала ждём,
ждём указа, кому дарить, а кого – убаюкать сном,
с кем бесстыже заговорить на весёлом и неродном;
на убой подманить кого, а другого – свести с пути,
в темноте различить письмо в мелких блёсточках конфетти.
Пестрядь – нотная звукорядь, а над садом – гранёный звон,
это реки уходят вспять, и имя им – вавилон.

Значит, выпьем за скорый суд, за ночной разорённый сад,
скоро зеркало поднесут, и в него обратится взгляд.
И увидим лицо в огне, и согреется соловей,
и Твоя долетит ко мне, и станет равна – моей.