Населяешь собою дрянную страну и не чуешь беды...

Населяешь собою дрянную страну и не чуешь беды,
и лежишь у стены, тебя видят они со спины.
Твои волосы чуть завиты, потому что завил,
и седы, потому что подвял. На лице и прыщи, и следы –
потому что хотел и ловил... Тьма и сырость, как будто подвал.
Ничего не терял – ничего не ищи – не найдешь!
Потому что в потоке такой ширины и такой глубины...
И в итоге работы завал. И в полицию пишет зоил.
Ты живёшь – не живёшь, ты живой – не живой. Ты муляж.
Ты глядишь – вон бежит содомит, вон напротив германцы живут.
Вон пикирует с неба подбитый герман,
в черных дырах его фюзеляж.
Он дымит. Его Генрихом, Фрицем, и Карлом зовут.
Он хотел, чтоб подруга к нему залезала рукою в штаны,
а она залезает в карман и десятку берет. Дни его сочтены.
У нее будет новый роман.
За окошком собранье шпаны и бомжей – ты сипишь: «Чур-чура!»
Ты одет и обут, и не жмет.
Ты свежей творога.

Или наоборот.

Дни отвесят тебе, словно жмот
насыпает крупы. Приседай, не толстей, не хрипи –
ничего не поможет. Ага – все усилья глупы. Из окна поглядит немчура
и не вспомнит, кто жил тут вчера.