то ль человек, то ль пароход

то ль человек, то ль пароход, в конце концов - кому какое? чтоб жить, держа закрытым рот, похоже, нужно ножевое там, глубоко, левовисочно. соблазн отщелкивает такт, и мы, зубами смерив кочки, предпочитаем трансу мат. держась за дуло как за биту, негромко песенки сверча, мы вспоминаем недобитых и... ну, добитых. сгоряча.
а у соблазна ртуть в глазницах, страданья вязь вдоль кадыка. мы спотыкаемся о лица, но бодро прем по головам, мы спотыкаемся о память - свою, святую, - но никак нас не смущает право ранить, а лучше больно бить.
бардак.
бардак - вот лучший показатель опустошенности нутра.
соблазну имя - "сил не хватит". соблазну имя - немота.
и, в бардаке тайник заделав, мы вдруг врубаем задний ход, как будто каждый понедельник с собою новшества несет, как будто не было неволи дурного сердца в тех руках, как будто важно, сколько долек у апельсина - просто так...
и, проживая вновь отмотку, мы в этой стылой пустоте, перегримасничав от водки, вдруг понимаем - все окей.
смысл. ничего не изменилось. слово - оно не воробей? да воробью, поди, не снилось, что можно пожирать людей - так, целиком, не мелочиться!
мне жаль почти что воробья. он, бедный, даже не синица, чтобы быть "лучше, чем". а я...
а что я. я как мы - с соблазном играю в "сваливай-вернись". и он, ленивый, светит глазом, вздыхает тяжко: что за жизнь,
ползет, под пузо загребая порывы, страхи, острия... и, обессилено-немая, я посылаю всех и вся.