К. Х

Горбатая дорога. Гравий.
Дым. Грабли. Провода. Апрель.
Село расчесывает траву,
Ища листву, как вшей – кобель.

Узбеки жгут бугры. К разливу
Ручьев остатки дребезжат.
И так бессовестно красиво,
Что бог, помилуй горожан.

Им не дано смотреть украдкой
На то, что видим мы, дрова
Рубя, глуша колхозный трактор
Иль взгляд от грядки оторвав.

Не знает голая столица,
Как там, где сорок верст вокруг –
Поля, смотреть, как входит птица
В пике окурком на ветру.

Не ходит до панельных дамб их
Весны размашистый разлив.
А я бы долго наблюдал бы…
Понаблюдал бы –  и свалил.

Природа страдная – не храм мне,
И дым отечества – гротеск,
Малая родина – не мама,
Район родимый – не отец.

Покинув местное отребье,
Уйдя, поймешь – не прогадал:
Нет ничего страшней деревни
Тому, кто в и д е л города,

Страшнее местных слухов узких,
И в брюхо метящих ножей,
Страшней спивающихся русских,
Страшнее спившихся уже.

Подруги здешние протухли,
Друзья загонят в монастырь…
А я на север, запад, юг ли –
Но чтоб меня и след простыл!

Пусть мелким мнениям подсудны
Мои мечты о рубеже,
Но, боже, вынь меня отсюда.
Я не желаю здесь замшеть.