Скоро ль, скоро? Может, завтра...

Батько


"Отыскался след Тарасов" -
сто двадцать тыщ войско
поднял старый, поднял разом
на сечу-геройство.
Злые души, паны-ляхи,
битва упокоит -
хрипло волки-сыромахи
над шляхтою взвоют.
Скалясь, конь несёт Тараса
судьбине навстречу.
Запеклась в груди, увязла
боль нечеловечья...-
То не белый стан Софии
с птицами-крестами,
не казнимый лик Андрия
с детскими устами.
То Остапа зов предсмертный:
"Батьку, чи почуешь?"
Ой, поминки, огнь несметный,
пламень, рвущий упряжь...

В пене, Чёрт несёт Тараса
по степи кровавой,
да никто не знает часа -
ни грешный, ни правый.
Ой, не знает кручи старый,
где Днестр колобродит,
где палач гвоздями яро
к дубу приколотит...
Батьку, батьку, брат казацкий,
грозный сын Украйны!
Смерть и муки - ката цацки -
душу не украли.
Этот дух и лоб упрямый -
тезаурус, таврос -
над столетий панорамой
чайки-нени парус.
Этот дух, носитель мудрой
Кобзарёвой сути,
завещает - червень-утро
в свежей мяте-руте.
Скоро ль, скоро? Может, завтра,
может, раньше, ненька, -
в явь сплотятся синь и злато,
по слову Шевченко?




Аллегория срама



Животное с велюром на загривке,
с отравой страха в саморезах глаз,
из шлака терриконов, из фальшивки
косноязычных криворотых фраз
сварганенное – из всего, что гнило,
скользило под резиновой стопой!
Рептилия с угрюмо-злобной силой,
что станет, некий срок спустя, с тобой?

С тобой, кто снова помыкает ненькой,
от срама и стыда уже чумной?
Да грянет Гонта разом с Кукубенкой,
да вспыхнет Стус звенящей купиной! –
Над преисподней, где под скрипку Кафки
Каддафи пляшет чёртом и Саддам…
Где лишь одной – но кровью сердца! – крапки,
Тарасовой – во гневе, оземь! – шапки,
не достаёт архангельским судам…




*  *  *


Пам"яті Степана Сапеляка


Степане, ясноокий пане,
чому ж так невблаганно рано
твоя сопілка, Сапеляк,
повітрям захлинулась, змовкла?
Немов би відчаєм Дамокла
дихнув із січня березняк.

Носив гуцульські файні вуса,
Тараса привітав і Стуса,
немов старших своїх братів.
Заради України-нені
перетерпів роки скажені,
нічні. І бачити хотів

нарешті ранок... Та не дуже
світанок поспішає, друже,
до териконів, до ланів,
до бань дніпровської Софії.
Вже вкотре шахраї лихії
гнуть нас, женуть до лихварів.

І з сумом дивлячись на неню,
рукописи затисну в жменю,
щоб стерти бруд з очей, з лиця.
Молюсь за тебе, сива Мати.
Дай собі сили не приспати
архангела, сопілки брата,
митця - від Господа бійця!