Моя жена - недремлющее око

Главы из поэмы, глава 6-я

Моя жена –
          недремлющее око,
В измене
          заподозрив муженька,
Нагрянула
          в домишко ненароком,
Чтобы намять
          разлучнице бока.
Но встретила её
          седая квохча,
В затертом
          полушалке набекрень.
Беззубо ухмыльнувшись в ноги,
          молча,
Сторонницу
          спровадила за дверь.
Она видала
          всякое на свете,
Сама гоняла
          шалых и стервоз.
Но знала,
          коль мила жена, в дуэте
Мужчина
          не ударится вразнос.
Выходит,
          червоточина затмила
Ему родной,
          семейственный уют.
Невесть откуда
          роковые силы
Причуды
          и забористее льют.
За ней незлобно
          лязгнула щеколда,
В квартире дверь
          была закрыта мне.
И в скважине
          с язвительным аккордом,
Стал ключ искрой
          в объявленной войне.
Лавиной
          ущемленная гордыня
Не яростью,
          а бешенством лилась.
Я, брачной,
          поступившийся святыней,
Терял в семье,
          как место, так и власть.
Она мне
          посвятила эти годы,
Чтоб горя
          я не ведал и нужду.
Но ради мнимой,
          ветреной свободы
Затеял
          я вселенскую вражду.
По митингам шатался,
          а за сходки,
Где кукарекал
          больше всех с трибун,
Открыжен  в милицейских
          черных сводках,
Как неформал толпы
          и ловкий лгун.
Скатился из газеты
          под овраги,
Где камень долбят
          ломом и киркой,
Голодные,
          отпетые бродяги,
На задницу
          мотая геморрой.
Нездешняя, смазливая,
          но стерва 
Нашла
          душеспасительный притон,
В котором муж по рангу,
          чуть не первый,
Обласканный
          за шалости кругом…
Сижу в подъезде,
          ерзаю ступенькой,
Не чуя за собой
          большой вины.
Не держит
          православная семейка
В тартарары
          изломанной страны.
Коль с крутизны
          обрушится лавина,
Спасемся мы 
          лишь промыслом Христа.
Но  некогда
          цветущая долина
Заснет с холодным
          пеплом на устах.
Случилось,
          что завещано нам свыше,
Жену, не бог весть,
          а от сердца жаль.
Возьмем и после
          канители спишем
На ныне
          обветшалую мораль.
Себя
          как измочаленную клячу,
Загнали мы под ветер,
          дождь и зной.
Но всё же
          росстань я переиначил,
Ориентир
          прочувствовав спиной.
По горло были сыты 
          липким потом,
Не сотни мы считали,
          а рубли.
И захотел я
          распечатать соты,
В которых
          прохлаждались короли.
Но вывески сменив
          на старых ульях,
Они остались
          снова на меду.
А я под улюлюканье
          и пули
Стал повторяться
          словно какаду.
Сменил костюм
          на ветхую фуфайку,
Завел на всякий случай
          кирзачи.
Карьера
          твердокаменную спайку
Литровкой
          с черствой корочкой  почтил.
Сломался не стальной,
          но всё же стержень.
Как обухом
          огрели по башке.
И выплыла она
          на самый стрежень,
Иль выставилась
          кошкою в мешке.
Но пусть рассудит нас
          на небе ангел,
В себе я разобрался
          только с ней.
Упорствуя
          с тысячелетнем камнем,
Без вящих
          приснопамятных корней…
Отважившись,
          впустила дочь в квартиру,
И провела к постели,
          чуть дыша.
Как далеко
          до тройственного мира,
Зато есть
          сердобольная душа.
Ручонки положила
          мне на плечи.
О. Господи,
          какой же я дурак!
Мой век
          в земном чистилище не вечен,
И стою я
          в базарный день пятак.
Исчезну я –
          её сломают бури,
Перенесут
          неведомо куда.
А я свечу
          в незнаемой лазури
За здравие
          поставлю наугад.