Насте Цветаевой о фатальности и неизбежности

Всему обязан, этому апрелю,
отъезду твоему, волне морской.
Я не привит, и потому болею,
неизлечимою смертельною тоской.

Ну, вот и всё. Теперь не отвертеться.
Что время лечит, это всё враньё.
Люблю тебя до остановки сердца,
смертельное ранение моё.

Ни суеты, ни горечи, ни страха.
Мерцает меч. Отравлено питьё.
Я добровольно принимаю плаху.
И неизбежно покаяние моё.

Скрипит оно заезженной пластинкой.
Уже не важно, врозь или вдвоём.
И больше не желает поединков,
пустынное сознание моё.

Я обречён. И некуда мне деться.
Как в жертву приносимое зверьё.
Закономерны, остановка сердца,
и статус-кво бессильное твоё.

Газеты пишут,- выглядишь отлично.
И интервью прохладное ручьём.
Кляну твою работу и публичность.
Перед тобой, смирение моё.

Бессилие, фатальная примета.
Хотя бы во спасение соври.
Ты боль моя, лекарство и диета,
Иммунодефицит любви.

Как зябко, не могу согреться.
Но в нарушенье мыслимых границ,
меня уже не вытравить из сердца,
я в шелесте исписанных страниц.

Невольный узник рифмы и традиций.
Тебе решать, мне быть или не быть.
В тебя ведь невозможно не влюбиться.
Тебя ведь невозможно не любить.

И сердце птицей раненой забьётся,
когда прочтёшь всё это про себя.
Душа моя твоей души коснётся.
И ты прошепчешь,- я нашла тебя.