Отстрелялся

Стрелять я любил с детства. Помню, будучи ещё школьником, частенько просил у мамы «двадцать копеек в тир». Потом бежал в подвал здания магазина «Книги», где находился тир маленького шахтёрского городка Коркино, и покупал у «тирщика» Павла Григорьевича пять малокалиберных патрончиков. Мне нравился полумрак подвала в одном конце тира и ярко освещённые мишени в другом его конце. Я обожал запах сгоревшего пороха, который витал в тире. Но больше всего, конечно, мне нравилось держать в руках оружие. Тогда я чувствовал себя настоящим мужчиной, а не маленьким хрупким пацаном. Павел Григорьевич, заметив, что я увлекаюсь стрельбой, начал учить меня правильно лежать, целиться. У него я научился плавно нажимать на курок, затаивая при этом дыхание. Сначала винтовка лежала ствольной накладкой на мешочке, набитом песком, я же только держался левой рукой за ложе. Позже, когда руки стали покрепче, мешочек уже оставался внизу, а винтовка поднималась на ладонь моей согнутой в локте и упёртой в ватин лежака руки. Я стрелял, а Павел Григорьевич, как настоящий тренер, смотрел в подзорную трубу и говорил мне, куда попала пуля: «Семёрка на три часа»... Или: «Девятка на двенадцать». В соответствии с его словами я старался скорректировать свою стрельбу. С годами мой интерес к стрельбе несколько угас, но я по-прежнему то и дело наведывался в тир. В одно из моих уже редких к тому времени посещений, когда я учился в классе восьмом или девятом, Павел Григорьевич, видимо, для того, чтобы подогреть мой интерес, открыл сейф и вытащил из него спортивный малокалиберный пистолет. Рукоятка и ложе у пистолета были деревянные, а ствол – длинный, не такой, как у пистолетов, которые я видел в кино. «Будешь учиться стрелять из пистолета?» - спросил Павел Григорьевич. Это был риторический вопрос, у меня уже горели глаза. Павел Григорьевич поставил меня вполоборота, ноги на ширине плеч, и показал, как правильно поднимать снизу пистолет в вытянутой прямой руке. С тех пор я приходил стрелять в тир только из пистолета. И стрелял, надо сказать, хорошо с самого начала. Сказывались уже приобретённые во время стрельбы из винтовки опыт и интуиция.
Спортсменом-разрядником я не стал, но наука Павла Григорьевича не прошла даром – ещё и сейчас у меня дома лежит несколько почётных грамот, которые я получил за победу в стрелковых соревнованиях не только в школьные и студенчекие годы, но и в первые годы моей работы в Челябинском политехническом институте. И на военных сборах во время стрельбы из пистолета и автомата я был в числе лучших.
Однажды, когда я уже работал в институте, и ещё жив был мой отец, родственники пригласили нас на охоту. Охотились мы на уток недалеко от деревушки со смешным названием Бутырка в Курганской области. Сказать точно, как была организована охота, я сейчас уже не могу. Помню, что было две лодки, которые рано утром стояли на мелководье озера в камышах. В одной из лодок находились мой отец, я и один охотник с собакой. Ещё подумалось тогда: «Трое в лодке, не считая собаки». Перед нами на глади озера плавали несколько резиновых утиных чучел, охотник иногда крякал манком. Ружьё было одно, и первым стрелять доверили почему-то мне. Мне в это раннее хмурое утро очень хотелось спать, и я, держа наперевес ружьё, то и дело как бы погружался в тот туман, который висел вокруг. Утка появилась неожиданно – то ли из камышей выпорхнула, то ли приводнилась и снова взлетела, но только я услышал: «Стреляй!», вскинул ружьё, прицелился, автоматически затаил дыхание и плавно нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел, приклад ударил в плечо, и я увидел, как утка как бы зависла в воздухе, а потом трепыхаясь стала падать вниз. Собака тотчас бросилась в воду – либо натренирована была, либо охотник ей знак подал – и вскоре вернулась обратно с уткой в зубах. Я, как загипнотизированный, смотрел на утку... Никогда ещё мне не приходилось стрелять в живое существо. Тело утки слегка подёргивалось, голова свисала набок. Моё сердце стучало так сильно, что стук этот отдавался в голове, лицо окаменело, взгляд был прикован к этой свисающей голове. Вдруг глаз утки, который был мне виден, широко открылся и полным ужаса взглядом встретился с моим взглядом. А потом закрылся, и утка перестала подёргиваться - умерла... Мне стало не по себе. На душе было гадко. Я протянул ружьё охотнику. «Всё. Отстрелялся», - сказал я, переступил через борт лодки и проторённой в камышах межой зашлёпал сапогами по мелкой воде к берегу. С тех пор я никогда больше не брал в руки оружие.

Анатолий Дмитриевич Чесноков
Оберкохен, Германия
12 апреля 2013 года.