Балкон

  ...Она необычно взволнована. Я вижу, что хочет что-то сказать, но боится. Или стесняется. C ней всегда сложно.
  - Знаешь...это, конечно, чушь...и, наверно, не стоит даже говорить...- мнется, перескакивает со слова на слово, проглатывая окончания и переставляя склады. Запинается и помогает себе жестами. Я понимаю. Ей трудно. Она не из тех, кто легко открывается посторонним. В ее речи всегда много многоточий: недомолвок, тайн, невысказанной глубины.
  - Импульс...у меня был импульс...вчера...такой странный...- она замолкает и оценивающе смотрит на меня рентгеном зашторенных ресницами глаз. Иногда мне кажется, что она способна до полутона разгадать чужое отношение. Удивительная способность для затворницы.
  - Я вдруг...на одно мгновение...не потому что не хочу...я хочу!.. Просто вдруг...- она часто оглядывается на балкон. Я не тороплю ее. Она вспоминает о чайнике и уходит. Я достаю сигареты и выглядываю в широко распахнутое окно.
  ...Мы пьем чай. Я зеленый, она черный. Всегда черный. Крепкий до горького осадка на зубах. Мне нравится смотреть, как она кладет сахар - три ложечки с верхом - и почти беззвучно размешивает против часовой стрелки. Она не любит, когда позванивает, как будто боится что-то вспугнуть. Или показаться невоспитанной. Я еще не определился.
  На десерт - слоеное печенье на клетчатых салфетках. Ей больше по вкусу песочное, но она не станет капризничать. Она редко говорит вслух о своих претензиях. Изящно откусывает кусочек за кусочком, запивая почти кипящим чаем. Чем горячее, тем лучше. Греет руки и смотрит поверх чашки.
  Я хлопаю себя по лбу: я забыл в сумке зефир и с ее молчаливого согласия выхожу в коридор.
   ...Когда я возвращаюсь, она - на балконе. Руки то сжимают, то разжимают теплую жесть карнизного края в белесых потеках краски. Я не могу точно сказать: делает ли она это машинально или осознанно. Перевожу взгляд на ее лицо, бледным пятном выделяющееся в сгущающихся сумерках. Глаза устремлены куда-то за горизонт, вслед за потухающей полосой заката. Напряженная поза выдает смятение и внутреннюю борьбу. Кажется, ее что-то тяготит здесь. Наконец она берет себя в руки и твердо, хотя и несколько поспешно, говорит:
  - Идемте отсюда.
  В комнате я по привычке тянусь к выключателю, но она останавливает меня. Ей нравится полумрак. И свечи.
  - У меня был импульс... Я не знаю, как его трактовать. То есть, кажется, знаю, но...- снова заводит она. Я терпеливо жду, когда она подойдет к главному. Это будет что-то особенное, обычно она более сдержанна и говорит сразу суть. Она открывает рот, но у меня звонит телефон. Я разговариваю. Это невежливо, но мне надо срочно. Она поймет и не обидится.
  Когда я заканчиваю, от ее меланхолии не остается и следа. Она шутит и отмахивается от попыток вернуться к прерванному. Смеется и отводит глаза. Рассказывает какие-то забавные истории, произошедшие с ней на днях. Я не настаиваю. Вечер пробегает быстро.
  ...В прихожей перегорела лампочка, и я одеваюсь в темноте. Из неплотно прикрытой двери на кухню в коридор просачивается рассеянный желтовато-ржавый свет и глохнет в матовой глубине зеркала. Она опирается плечом на стенку и смотрит, как я зашнуровываю ботинки. Молчит. Я несу какой-то шутливый бред - почему-то мне страшно услышать тишину. Она улыбается, но я спиной чувствую потаенную грусть, исходящую от нее.
  Она выходит за мной на площадку, чтобы закрыть дверь, и я мельком ловлю ее глаза. Туманный занавес отдернут, но прозрачнее омут не стал. Я вижу, как в нем растворяется мое отражение.
  Скомкано прощаюсь и стремглав трусовато скатываюсь вниз по лестнице на первый этаж. Долго стою в темном подъезде, стыдясь, что не проигнорировал звонок. Но возвращаться неловко, и я скрепя сердцем еду домой.
  ...Не спится. Почему-то не оставляет в покое желание узнать, что же такого важного она хотела рассказать. Стыдно. Хочется взять и набрать ее номер. Извиниться. Но сейчас ночь, она спит. Надо дождаться утра и позвонить. А лучше заехать лично. Твердо пообещав себе, я удовлетворенно засыпаю. И мне всю ночь сниться, как я растворяюсь в ее глазах.
  Утром я к ней не попадаю. Не получается и на следующий день, и через день, и потом. Потом я вообще забываю, что надо бы ее увидеть. Проходит несколько недель, прежде чем я снова вижу ее лицо.
  ...Я встречаюсь с ней случайно. Ей чудовищно не идет белый. Она лежит, укрытая по подбородок белой простыней, и сквозняк ворошит коротко стриженые волосы. Глаза, обрамленные траурной каймой теней, плотно закрыты. Внезапно я начинаю задыхаться и бессильно прислоняюсь к дверному косяку. Я загораживаю проход - меня отпихивают и укоряют, но я не слышу ни толчков, ни звука голоса.
  "- Во мне слишком много энергии, понимаешь?" - говорит она растерянно-оправдывающимся тоном, будто извиняясь за беспокойство. Ветер теребит страницы раскрытой книги, растрепанной птицей лежащей у нее на коленях. Я не знаю, почему именно сейчас вспомнил эту фразу, произнесенную задолго до той встречи. Потом понимаю: ее лицо с сомкнутыми ресницами и напоминает ту книгу, забытую на лавочке в залитом солнцем летнем парке. Книгу, которую мне никогда не прочитать.
  ...После похорон я приезжаю к ней на квартиру. Я не должен там находиться, мы ведь даже знакомы толком не были, но я чувствую острую потребность быть. Дома у нее не пусто. По комнатам тенями бродят неизвестные мне люди - должно быть это ее родственники. Я никогда не думал, что они у нее есть - она жила одна. Против ожидания меня не гонят и я беспрепятственно присоединяюсь к их крестному ходу. Из кухни сладко тянет корвалолом и еще какими-то медикаментами, и доносятся сдавленные рыдания. Но всхлипы вязнут в тишине, не нарушая, сковавший пространство, покой.
  ...Меня, как магнитом, тянет к ее рабочему столу, тонущем в осиротевших мирах. Ее стихи, рассказы - я знал, что она пишет, но почему-то никогда не интересовался. И вот теперь они передо мной. Чернила оплавились от слез, но все еще хранят ее мечты и недосказанные тайны. Я касаюсь кончиками пальцев лакированной столешницы: она холодна, как могильная плита.
  Ее настигло здесь. Сердечный приступ. Убегающая вниз строка на исчерканном тетрадном листе и проставленная уже чужой рукой дата, сухая и лаконичная. Я чувствую, как меня снова заполняет горечь и бессилие. Какого черта я не проигнорировал тот звонок?!
  Мне душно, и я выхожу на балкон. До боли и побелевших костяшек стискиваю поручень, запрокидываю голову, всматриваясь в безмятежное небо. На мгновение мне хочется выйти туда - в большой и яркий мир, просто шагнув за карниз. Я вздрагиваю и отступаю от края, но все еще слышу вкрадчивое дыхание бездны. Сердце охватывает безотчетный страх.
  ...Отражение растворяется в ее глазах. Отражение растворяется... Отражение...
   
  09.08.2011