Княжья трапеза Из Сказа о Тверском Отрочь-монастыр

А уж трапеза княжья! А яства! А качество блюд!
Ах, прощай, лаконичность письма! Ибо я не стерплю:
Расскажу всё, как было, и как, это стало быть, есть…
Здесь медок, балычок осетровый, и яблочки здесь,
Здесь морошечки-клюквы мочёной бочажки стоят,
Здесь засолены лёгким засолом шляпчонки опят,
Белорыбичий суп на капустке и белых грибках,
Здесь икорки и красной, и чёрной на блюдцах размах,
Пирожки, расстегайчики с сёмушкой, свинки бочок,
Тушка зайчика в корочке мягенькой, белый лучок
Перепелушки в тесте, козулюшки на молочке,
И петрушечка-душечка в пышном пучочке-пучке,
Земляничечка в сливках, сырочек чуть дышит, живой,
Рыбка царская – ряпушка, тут же лещечек сухой,
Медовушечка, бражечка, хмель-золотое пивко…
Уж сметанку пригубил любимейший княжеский кот,
И мурлычет, подлиза-приятель, и смотрит ещё –
Чтоб слизнуть со стола озорным-то своим язычком.

Но и это лишь справа! Лишь правая брашна стола.
А за левой, признаться, - душа-то моя не была.
Да и к лучшему, скажем, примеру: а то бы душа
Позабыла про меру; вот то-то была б хороша!

Там икорка свекольная, там же, ещё, говорят,
Меж филейчиков был из пампушечек-душечек ряд,
И салатик из килечки, и новгородский борщок,
Чай, у тех, кто там был, не хватало за трапезой щёк!

И маслинки в сметаночке, и сельдерейчик с яйцом,
Кабачок, фаршированный рябчиком и огурцом!

И печеночка с гречечкой, и чернослив на пшене!
Запеканочка манная на молочке и вине!
Ключевая водичка, и в солнечной братине квас!
Благодатную трапезу пращуры знали у нас!

Да куда уж! Куда уж нам! Нынче того не едят.
Уж не курочка – голень её. Не салатик – салат.
И не мяконький хлебушек – хлеб, а порой и хлебец.
И не утушка – утка.
Капусты кочан, наконец.
И уже не лапшичка и супчик, - а суп и лапша.
И не винушко кушает – хлещет водяру душа.
Да, поди, не душа, а уж что-то заместо неё.
Ведь не зря говорят – как едим, таково и житьё.
Как едим, как мы кушаем, - так мы на мир и глядим.
Звать бурёнушек тушами разве мы, братцы, хотим?

А привыкли – и ладно. Не батюшки с нами – отцы.
И не матушки – матери. Сельди. Блины. Огурцы.
И не реченька Волга – а многим – река и река.
Вся Россия едина, - и невесть кому дорога.

И уж разве гусляр какой скажет по-прежнему: Русь.
А о будущих днях я и вовсе рядить не берусь:
Пепси-кола. Лайт-фанта. Фиг-мак и разнафиг-хот-дог.
Был бы враг без таланта, - он нам навредить бы не смог.
А с талантом врагу – все о`кей, всё – икея. Привык…
Как жар-птичье гнездо, мы родной разорили язык.
Стали нравы жестоки, и помыслы стали грубей.

Так вернёмся к истокам, к той речи, к той реченьке, - к ней,
К Волге-матушке, Волге-красавице, бел-берегам…

Что в Твери-то, да в княжьем-то тереме, трапеза? Там
Уж всего-то, всего! Уж кулич, расстегай, пирожок,
Пряженец, колобок…
Но не кушает Гриша-дружок.
Ничего на богатом столе Гриша трогать не стал,
Лишь кусочек овсяного хлебушка с краешку взял,
Отхлебнул родниковой водички… Вот так и поел,
Ничего ни откушать, ни взять не желал, не хотел.
Ни вареничка с вишенкой, - эх, да чего повторять!
Даже солью заморской не стал Гриша хлеб посыпать,
А уж соль-то редка, а уж соль не в пример дорога!
Небольшая щепотка сольцы поважней пирога!

Угощали всем миром – да князь повелел поотстать:
Дескать, как Гриша хочет – так, значит, тому и бывать.
Отпустил восвояси Григория – быть по сему.
И Григорий спокойно вернулся к холму своему.