Давняя история

История эта  произошла в  те давние времена, когда наши показатели по выплавке стали превысили аналогичные за 1913 год, слово «голубой» ассоциировалось только с небом, «продажная любовь» с пережитками царизма, Павлик Морозов был примером героизма, все знали Василия Тёркина и никто не знал рядового Райана.

Возможно из-за того, что повседневность небольших провинциальных населённых пунктов, таких, как Нифигасово, бедна интересными событиями, как воображение прапорщика небогато нестроевыми терминами,  возможно из-за неподдельного трагизма случившегося, но то, о чём я намереваюсь вам  поведать, настолько поразило местных жителей, что на гербе города появились таблетка алказельцера и лошадиная подкова.

Подробности, порой нелепые, которыми неизбежно обрастает любое сколько-нибудь значимое происшествие, позволили отдельным ревизионистам спустя всего несколько десятилетий  подвергнуть сомнению не только правдоподобность, но и сам факт этой драмы.  Уже пошли разговоры о том, что всё происходило не в капитальном строении у моста, а в юрте, установленной недалеко от памятника основателям Нифигасово, что речь шла не о коне, а о белом верблюде, что «мельник», если прочитать это слово справа налево,  на языке одной из восточных народностей означает «плохой человек».  Призывы  заменить в гербе Нифигасово  таблетку алказельцера хотя бы виагрой становились всё громче и настойчивей.

Теперь, мои терпеливые читатели (а я искренне надеюсь, что, кроме моей жены, это прочтёт ещё хотя бы несколько человек), когда вы знаете, чем всё закончилось, позвольте вернуться к началу событий. Благодаря помощи и некоторым историческим документам, любезно предоставленным местным краеведом-подвижником господином Э.Х. Птицынятько, удалось с высочайшей достоверностью восстановить историю, леденящую кровь многих поколений нифигасовцев.  Я уверен, что благодарность потомков не ограничится  одной только грамотой за самое сенсационное открытие банки с огурцами, выданной Эрнестэту Хемингуэевичу, этому бескорыстному хранителю исторической правды.

Итак, события, реставрированные с высочайшей возможной точностью, выглядят следующим образом: погожим летним утром по обочине шоссе местного значения в сторону районного центра Нифигасово, с разрешённой скоростью двигался всадник на белом коне. Инспектор местного ГАИ  по фамилии Мельник искоса бросил на него рассеянный взгляд. Спустя пару минут с напускным безразличием  страж порядка прошёл в помещение контрольного пункта, где, набрав по памяти телефонный номер, с кем-то коротко переговорил, упоминая «перерыв», «обед», «пару пива», после чего, не торопясь, вернулся на прежнее место.

Некоторые Нифигасовцы из числа оппозиционеров утверждают, что взгляд, брошенный на всадника инспектором Мельником, не сыграл никакой роли в дальнейшем развитии событий. Я же склонен согласиться с теми, кто настаивает на основополагающем, в чём-то даже сакральном значении этого взгляда. Любознательный читатель в шестом томе энциклопедии «Нифигасово и нифигасовцы» найдёт немало аналитических выкладок, обосновывающих этот единственно правильный вывод.

Из той же энциклопедии можно узнать, что в XV веке несколько странствующих богомольцев  решили переночевать на берегу тихой лесной речки. Один из них, накануне обнаруживший отсутствие кружки с подаянием, обшарив котомки своих товарищей, нащупал похищеное и воскликнул: «Хвала Господу нашему, нашлась пропажа»! По случайному совпадению тот, в чьей котомке обнаружилась кружка, как раз интересовался, знает ли кто из братии название этой чУдной речки. Вознесённая собратом хвала Господу прочно врезалась ему в память и речка с тех пор так и называется Вотанабля.

Там же сказано, что на месте чудесного обретения кружки был установлен поклонный крест, вокруг которого  быстро выросло поселение, вскоре превратившееся в  торговый город. Спустя несколько лет богомолец снова оказался в этих местах. Увидев город, он долго восхищался его красотой. История не сохранила для нас восторженной речи странника, но город с той поры стал называться  Нихерасово. Под влиянием  революционного энтузиазма, после разоблачения культа личности и к юбилею одного из членов президиума ЦК КПСС населённый пункт переименовывали. И только к началу ХХI века районный центр, окончательно закрепил за собой гордое имя Нифигасово.

Ход дальнейших событий скрупулёзно восстановлен мною уже без каких-либо документов, а только по рассказам тех очевидцев и участников событий, которых я, прибыв в Нифигасово, сумел застать в живых. Сегодня ничто, кроме моих дневниковых записей не может подтвердить или опровергнуть тот или иной изложенный факт, поскольку  по странному и трагическому стечению обстоятельств никто из жителей города, воевавших с Боливаром за независимость Боливии, не пережил первого десятилетия XXI века. Опасаясь разделить печальную судьбу тех, с кем так недавно дружески беседовал, я нескоро решился бы на эту публикацию, однако недвусмысленные знаки, которые мне всё чаще и чаще подаёт мой уже немолодой организм и свидетельствующие, что жить мне осталось  не более пятидесяти лет, заставляют поторопиться с рассказом. Читать его можно абсолютно безбоязненно, поскольку, как и в случаях с гробницами египетских фараонов, опасность поджидает только непосредственных исследователей.

Итак, не доезжая нескольких сот метров до дорожного знака, обозначавшего границу города, всадник заметил на обочине фривольно одетую даму бальзаковского возраста.  Ядовито-оранжевая короткая куртка, такого же цвета суперминиюбка, ажурные чёрные чулки, короткие сапожки на высоком каблуке. То, что всадник поначалу принял за яркий платок, оказалось копной  выкрашенных во все цвета радуги волос.
– Расслабиться не желаете? – обратилась дама то ли к коню, то ли ко всаднику.

Вновь  я вынужден просить прощения за сумбур повествования, поскольку с огорчением понял, что до сих пор не познакомил вас, читатель, с главным героем. Обладатель вторичных мужских половых признаков, неопределённого возраста, умеренной упитанности, повышенной потливости, гадливости, самооценки и скандальности,  Фемистокл Павлинович Корридоров был человеком свободной профессии. На его визитных карточках, которые даже в столице встречались в то время нечасто,  значилось: Корридоров Ф.П. лауреат,  член союза. «Моя фамилия происходит от старинного испанского слова коррида, а отнюдь не от слова коридор»,– всегда уточнял Фемистокл Павлинович, вручая визитку.

– В каком смысле расслабиться? – поинтересовался Корридоров.
Возникла неловкая пауза. Дама оценивающе смотрела на Фемистокла; Фемистокл непонимающе смотрел на даму; конь, задумавшись, смотрел себе под ноги; инспектор ГАИ Мельник внимательно смотрел на часы и, шевеля губами, высчитывал минуты, оставшиеся до конца смены.
– Устали вы с дороги,– дама широко улыбнулась, ослепив собеседника ярко блеснувшей рандолевой коронкой, – в нашей гостинице к вашим услугам финская баня, большой выбор алкогольных напитков и дефицитных продуктов питания. И главное: обком снял бронь с одноместного номера, так что не нужно будет искать место в доме колхозника или ночевать на вокзале.
– Если бы вы знали, насколько я согласен с вашим предложением,– осклабился Корридоров,– ведите меня, прекрасная незнакомка!
– Клара Карловна,– представилась незнакомка,– для вас просто Клара, хозяйка, ха-ха-ха, конечно же простая заведующая  простой советской гостиницей.

Двухэтажное здание дореволюционной постройки, имевшее вывеску  «Корчма», располагалось аккурат перед формальной административной границей, отделявшей городское поселение Нифигасово от Нифигасовского района. На рукоятке входной двери «Корчмы» висела обёрнутая в прозрачный целлофан картонка, на которой неровным почерком было выведено:  «Заселение с дикими и домашними животными, принесение и распитие спиртных напитков, появление в виде, нарушающем общественный порядок, ругань нецензурной бранью строго воспрещается. Администрация».

Клара, забрав у Фемистокла Павлиновича паспорт, блеснув коронкой, весело прощебетала: «Никуда-никуда не уходите, я скоро-скоро»,– и скрылась в коридоре. Потоптавшись у стойки с табличкой «Администратор», ужаснувшись злой судьбинушке, которую обещали нарушителям запретов «правила проживания»,  Корридоров вышел на улицу.  На противоположной её стороне, привязанный к  чугунной скамейке, топтался конь. Вокруг животного собралась местная шпана, совавшая ему в морду попеременно бутерброд с сыром, бутылку с портвейном и зажжённую сигарету. Конь пил из бутылки, деликатно брал с протянутой руки бутерброд, и фыркал, вертя мордой, когда к ней подносили сигарету. «Глянь, не врёт пословица»,– радовалась шпана. 

Глаза Корридорова и коня встретились.
– Хозяин, ты скоро? – спросил конь.
– А что, собственно, тебя интересует? Я скажу «скоро», шпана обрадуется. Я скажу «не скоро», она тоже обрадуется, – философски ответил Фемистокл, которого почему-то вовсе не удивила способность его коня к осмысленному диалогу.
– Поехали, а?
– Куда, на ночь-то глядя?
– Какая ночь, ты что? Одиннадцать утра!
– Вот и я говорю, куда на ночь-то глядя? Давай-ка отдохнём, переночуем, а утром с новыми силами…  Да ты не бойся…
– Фемистокл Павлинович! Вы где? – раздался голос Клары.
– Хозяин,– жалобно позвал конь, хотел что-то добавить, но губы его от волнения не смогли  издать ни звука.
– Я тебя не слышу-у-у-у! Говори громче-е-е-е!!! Иду, любезная Клара Карловна, спешу со всех ног!

Дверь в гостиницу гостеприимно впустила Корридорова.  В тамбуре мелькнула Клара Карловна, которая улыбнулась коню, задвинула засов и задернула плотную занавеску на стеклянной секции, предварительно повесив табличку «мест нет».  Через пару минут в зале ресторана зажёгся свет, послышались приглушённые звуки музыки.

Свидетелей тому, что происходило в гостинице дальше, уже не отыскать. Тем не менее, любой нифигасовец расскажет вам легенду, гласящую, что сам Корридоров, будучи в изрядном подпитии, жаловался чучелу медведя, стоявшему у входа: «Да если б я её хотя бы трахнул, не так обидно было бы… Мы же в номер потом перебрались… Точно в водку чего-то добавила стерва…». Напротив, каждая нифигасовка, расскажет, что не срослось полюбовно у Корридорова и Клары Карловны вследствие импотенции, приобретённой на почве особого пристрастия Фемистокла Павлиновича к алкоголю, и этот печальный факт должен послужить наглядным предостережением всем любителям закладывать за воротник.   Какой легенде и насколько можно доверять, каждый пусть решит сам. 

Несомненно одно: следующим утром спешащие по своим делам горожане наблюдали на центральной аллее встрёпанного мужчину в семейных трусах и одном шлёпанце. Мужчина заглядывал под лавки, произнося при этом одну и ту же загадочную фразу: «здесь его тоже нет».  Сердобольная старушка предложила странному субъекту таблетку алказельцера, которую тот с благодарностью принял и тут же попытался скормить воробьям. В суете никто не удосужился выяснить личность старушки, но благодарные земляки увековечили дар неизвестной пенсионерки на гербе города.

Через час на аллею подъехала карета скорой помощи. Фемистокл Корридоров, а это был именно наш герой,  не  оказал санитарам никакого сопротивления. По пути в больницу он, заглядывая в глаза одному из них, спрашивал: «Я тут где-то белого коня потерял. Вот только стоял на е-4. Вы не видели?».  Другого просил ласково: «Голубчик, мёрзну сильно. Явите божескую милость, передайте во-о-о-н тот тулупчик и попросите водителя аккуратнее ехать по снегу на летней резине».

Посетивший Корридорова в больнице оперуполномоченный местного уголовного розыска по итогам беседы составил рапорт, сохранившийся в архивах до наших дней. Как указано в этом документе, Ф.П. Корридоров заявил о пропаже коня белого в количестве одной штуки, денежных средств и личных документов. Беседа осложнялась тем, что постельное бельё на больничной койке казалось заявителю снежным полем, он жаловался на холод, похмелье, бездушие чиновников и с криками «Кларочка, вы неподражаемы!» пытался обнять сотрудника милиции.  Затем, гражданин Корридоров стал без пауз повторять единственную фразу «белый конь е-4, белый конь g-6…», что вынудило оперуполномоченного прервать беседу и вызвать в палату доктора.

При осмотре места, где перед пропажей Корридоров в последний раз видел коня, была обнаружена подкова. Находку приобщили к делу в качестве вещественного доказательства, а по окончании расследования передали в краеведческий музей. Изображение подковы кисти местного художника Рэмбрантова украсило герб города. 

По сообщению местных охотоведов, белое животное, предположительно коня, видели в степи на границе с соседней областью. Введённый план «перехват» результатов не дал.

Минул год. Из ворот нифигасовской психиатрической больницы вышел тщедушный человек. В руках он держал выкрашенную в белый цвет швабру, на конце которой была прикреплена фанерная лошадиная голова, тоже белая. Щетина швабры напоминала конскую гриву. Прищурившись на ласковое летнее солнце, мужчина, в котором даже близкие с трудом узнали бы Фемистокла Корридорова, неожиданно покрутил головой, издавая звуки, похожие на лошадиное фырканье, и, оседлав палку, вприпрыжку направился в сторону Нифигасово. Когда до городской черты «всаднику» оставалось не более трёхсот метров,  с ним поравнялась ярко-красная малолитражка. Машина притормозила, плавно опустилось пассажирское стекло.
– Мужчина, вас подвезти? – призывно улыбалась с водительского места Клара Карловна.

В это же самое время на заседании городской думы взял слово депутат Птицынятько.
– Коллеги,– вещал он с трибуны, – я  предлагаю заканчивать каждое заседание нашего парламента исполнением гимна города.
Предложение было встречено аплодисментами. Все поднялись со своих мест. Лица приняли благоговейное выражение. Зазвучали первые аккорды и, не попадая в ноты и размер, но с огромным  воодушевлением зал запел:

«Я хотел въехать в город на белом коне,
Да хозяйка корчмы улыбнулася мне,
На мосту, видно, мельник взгляд бросил косой,
И остался я на ночь с хозяйкою той.
Конь узду рвал из рук, в путь просился скорей,
Но не слышат влюбленные лучших друзей.
Я всю ночь до утра в той корчме пировал,
А на привязи конь обо мне тосковал.

Припев:
Белый конь, белый конь,
Я тебя потерял,
Белый конь от меня
По степи ускакал.
Белый конь, белый конь,
Потерял я коня,
Только снег, белый снег
Накрывает меня.

Я наутро проснулся с хмельной головой,
Я понять не могу, что же стало со мной?
Где хозяйка моя, что всю ночь обнимал?
В чистом поле один на снегу я лежал...
Где же белый мой конь, где с казною сума -
Было лето вчера, а сегодня зима!
Я хотел въехать в город на белом коне,
Да хозяйка корчмы улыбнулася мне...» © М. Гуськов. «Белый конь» http://stihi.ru/2010/03/27/1746