Ветер

For memory of Gabriel Beroev. Rest in peace, bro.

А как ноченька пришла, овес вылез из мешка, тумтария-тум!
Ярослав Гашек, «Похождения бравого солдата Швейка»

***

Он дочитал до конца абзаца, как всегда стоя, такучил Брюс Ли, захлопнул "Книгу сумерек", надел тапочки, на босу ногу, потом кафтан и бейсболку и вышел из подъезда общежития Пекинского университета, рывком толкнув дверь. Бриться не стал. У настоящеговоина-кавказца должна быть щетина. Почему-то подумал, лучше бы он читал не эту книгу, а "Золотую Сутру". Или сутру золотого света?

Конечно, заскрипели старые пружины, и стало ветрено. Ветер дул спереди, справа и
слева прямо в лоб;отрывные полоски на объявлениях, наклеенныхна столбе перед входом прочно, но вкривь и вкось, шелестели, иногда зависая в ледяном потоке, а иногда
опускаясь и умело притворяясь замершими, замерзшими и нежными. Они играли с людьми, и казалось, без всякого сострадания к ним.

Он оглянулся на свое окно и сжал заледеневшие кулаки. Пальцы слушались плохо. За какие-то секунды ветер пронизал его до мозга костей. Это было серьёзно. К счастью, к несчастью, к сожалению, к досаде, к ужасу, на беду, чего доброго ветер крепчал.

Он прищурился одновременно храбро и цинично, он так мог, подошел ближе и вчитался в то, что приходилось на уровень его глаз.

Скукожевшееся от ветра и холода объявление на китайском гласило:

ГОСПОДИН СУН. НАКАЗЫВАЮ ОБИДЕВШИХ ВАС. ЗВОНИТЬ ПОСЛЕ ШЕСТИ!

Ни одна из полосок с телефоном, разумеется, не была оторвана.

Он замер на миг, резко вдохнул холодный воздух, используя нос как инструмент, прямо в живот на четыре пальца вниз и вглубь от пупка, и, замерев, резко оторвал одну полоску, начав движение, как учили в горах Сианя, древнее название этой старинной столицы Китая было Чаньань, от бедер и потом всем телом, вкручивая таз. Каждая клетка его тела вибрировала, чувствуя ветер. Впереди тусклым светом мерцало "Starbucks". Цены на кофе там были дороже, чем в Сан-Франциско.

Твоя душевная болезнь обостряется, казалось, говорил он сам себе, ты по вечерам, лежа на кровати, разговариваешь со святыми, они дают тебе дельные советы по поводу того и этого, так недолго возомнить себя богом. На самом деле ты, не замечая этого, говоришь сам с собой. Просто не можешь остановиться. Он и в самом деле часто говорил с собой вслух в последнее время. Вставал поздно, к полудню, и совершенно разбитый, обессиленный. Ночью ходил по комнате общаги туда-сюда, умирая от пекинской сухости со стаканом горячей воды и хереса, ждал, пока оно остынет. Потом отпивал чуть из стакана, чтобы смочить горло, и ложился, стараясь заснуть. Через час все повторялось. А за завтраком было ощущение, что кто-то все время смотрит ему через плечо. Огромный, таинственный. Я никогда тебя ни о чем не просил, молча, в виде мысли говорил он, но не посылай сегодня в компьютерном баре письмо этому человеку. Я его хорошо знаю, если что, он может убить тебя! Вполне реально. Сумасшествие всегда начинается с того, что мы чувствуем, что это все на самом деле происходит. А вот почему оно происходит, он не знал! То ли учеба, то ли стресс, то ли полное неприятие традиционного китайского способа общения. Китайская литературная энергия, особый вид коммуникации с космосом, "вэн цы" еще не вполне свободно циркулировала по каналам его тела. Женщина-колдунья может спрятаться в посохе, почему-то подумал он. Но только в посохе мудреца.

И еще - голоса, он все время слышал разные голоса в своей голове, они задавали вопросы, отдавали приказания. Слушай-ты должен- на самом деле он(она, они) не...И все в таком роде. "Ты должен заниматься йогой, тебе будет посвящение, тебе необходимо,
совершенно необходимо развестись с женой", и все такое. Так же было и в Москве,
всегда, но здесь, на чужбине, в Азии особенно остро. А что если он и вправду, в самом деле поддастся в один прекрасный день и кого-нибудь убьет, думал он, что тогда? Он пытался не отвечать голосам, но они требовали диалога. Который был радостен мучительно, они брали над ним власть, не желая прерывать общение и изнуряли этим. Хоть бы один раз нормально выспаться, думал он, и всё пойдет на лад, всё станет хорошо. Профессиональный спортсмен, бандит и алкоголик, в молодости он мог быстро восстанавливаться после такого диалога, а вот стукнуло сорок, и  все стало ни к черту. Доходило до того, что он бродил по дорожкам Летнего дворца,построенного последней императрицей Цы Си на деньги, вообще-то выделенные правительством на железную дорогу, и бормотал себе под нос ответы на их вопросы, общаясь сам с собой. Одна китаянка не выдержала, бросилась ему чуть ли не под ноги:

-- Говоришь сам с собой! Несчастный!..

-- Я так делаю, чтобы не забыть родной язык, - парировал он. Хотя дело было вовсе не в этом. Одиночество, вот что руководило им. Внешняя изоляция от привычного московского общества заявляла о себе, побуждая искать убежища, друзей внутри - в голове, в мозгу,
создавая там новый мир, Вселенную, населенную ангелами и демонами. Странно было, что в этой шизофрении трудный китайский язык учился хорошо, запоминалось много и быстро, он отдыхал от этого постоянного невидимого общения в такое время. И сокурсники-студенты, китайцы ничего не замечали. Иногда он начинал заниматься сексом с этими эфемерными людьми, например, в пространстве, ясно и четко материализовывалась какая-то женщина, только в воздухе, контуром, и просила ласк, тогда он раздевался догола, входил в нее и начинал движения туда-обратно, она его качала как ребенка, он даже извергал семя в это время. Она была, говоря по-китайски, "старшей сестрой", суккубом, "лисой", а невидимый мужчина, ее муж, "да гэ", "старший брат", иногда входил в него сзади, образуя так называемый бисексуальный "бутерброд", как тот кучер, что пользовал в анус маркиза Де Сада во время секса, что усиливало тому удовольствие, наслаждение. А от удовольствия, некоторые говорят, рукой подать и до Пустоты. Хотя доброта важнее. Все это он ощущал реально, реально отстирывал потом и простыни, хорошо, что его никто не видел в это время.

Когда-то в какой-то книге он прочитал, что у одного индийского мудреца в пещере собрались сто учеников, он приказал им в качестве упражнения визуализировать на своей голове рога быка, девяносто девять ничего, а вот последний представлял их так, что они у него выросли на самом деле и уперлись в стену пещеры - нельзя было выйти. Тогда учитель велел ему
развизуализировать все обратно, и рога исчезли. Сейчас, на втором году обучения языку в Китае, он все лучше и лучше понимал эту историю; черт возьми, он даже слышал треск - удары рогов о сталактиты в темноте. По-своему он ведь тоже занимался йогой. Он был старше
большинства учеников, превосходили его в годах только слоняющиеся без дела из класса в класс пенсионеры-японцы, они платили за полгода обучения и просто жили в свое удовольствие на территории Университета, это был их способ перед смертью сказать себе:

-- Я честно выполнил свой долг, избавившись от комплекса культурной неполноценности Японии перед древним Серединным государством, Джун Го.

Но в его безумии язык давался ему хорошо, так же, как в тюрьме в Вологодской области стихи. С бывшими сокамерниками и товарищами он после освобождения разошелся во мнениях: те были сторонниками отъема чужого имущества, если не было своего, а он - сведения уровня
потребления до нуля, зеро.

-- Non! Rien de rien...
   Non! Je ne regrette de rien! - надрывался за стеной магнитофон.

"Нон, рьян де рьян, нон, жё не регретте дё рьян," - надрывалось в его мозгу. Эдит Пиаф,безумная, покончившая с собой: нет, ничего, ничего нет, я не жалею, что - Ничего. Жё репар а зеро. Я начну - с нуля!

"Не жалею, не зову, не плачу". Когда-то в Москве он обыгрывал казино! 800 баксов в день для него были не проблема: смешная сумма. Он тратил их все по дороге домой, не успевал довезти до дома.

Обед в ресторане ночного клуба "Night Flight" на Тверской - 150.
Две девочки с собой - 150Х2 (300).
По дороге домой (он жил на Киевской) в гостинице "Рэдиссон-Славянская" в бутике слева от входа - пару одежды (рубашка, пиджак, Италия)- 200-300.
Бутылка конька и закуска с собой + утром девочкам на такси - ВСЕ.

Денег не было.

Однажды он за пять минут выиграл сорок тысяч, и что самое смешное, ему дали уйти с этими деньгами. Грузины, хозяева заведения, абреки. Альберт и Маркел. Их убили в нулевом году. Расстреляли на набережной машину в упор из автомата. In cold blood и белым днем. Но что вспоминать прошлое? Уши из мешка торчат только.

Его безумие в то лето в Сиане дошло до предела: он ходил по квартире - голый. Не надевая ничего, что свисало, даже майки или трусов. Привлекать энергию Солнца, думал он. Энергия сейчас ему нужна. Солнца и луны.

Квартиру себе он снял в районе Ли Дзя Цхунь, первые два иероглифа были название, а последний означал "деревня", пустовала она с незапамятных времен, но сейчас, конечно, стала вся новая, хозяин сделал евроремонт. Хотя и новодел, но внутри повторяет династию Мин, на кухню выходит танская стена. А как выглянешь из окна, на улице тоже стена, крепостная, и ров - она город на Чен Ней и Чен Вай, то есть то, что внутри и вне стены. Выглядит это очень живописно: сначала эта самая река огромным квадратом вокруг стены, местная река, довольно широкая, потом парк. Опоясывают старый город по периметру,
разделенные названными по четырем частям света большими воротами; в парке беседки, столики, площадки для игр и оперы, в провинции Шэньси она особенная, кричат так, словно кошке хвост отрывают, да еще на местном диалекте, гости сидят вокруг самодельных мини-сцен, слушают. Им подается крепкий чай. Метров на десять левее пожилые, но крепкие китайские мужчины рубят воздух резкими жестами спортивной гимнастики, в прошлом, разумеется, настоящих восточных единоборств, и мягко, но зловеще прорывают пространство предательски обманными движениями тай-дзи-цюань, набора упражнений для оздоровления организма и развития внутренней энергии. В переводе это означает "Кулак Великого предела".

Что такое Великий предел? Сначала не было ничего, никакой Матрицы, потом из Нее родились инь и янь, начали взаимодействовать, создали четыре базовые ситуации, 0-0, 1-0, 1-1 и
т.п., те в свою очередь образовали 64 триграммы, которые суммируют и обобщают весь наш мирской жизненный опыт. Добавьте сюда еще взаимно порождающие и прекращающие друг друга пять стихий, и вы примерно получите оболочку всей китайской культуры. Кажется - просто, на самом деле все гораздо сложнее. Когда он начал изучать триграммы, понял, наконец, смысл математики. А то в школе все технику давали.

В этот ров на его глазах бросился и погиб известный скульптор Чжан Фань, молодой художник. Он начал заниматься буддийской психопрактикой, ээзотерикой, возникли препятствия. Это такие жизненные ситуации, разворачивающиеся во время духовного совершенствования вне, внутри и в тайных глубинах нашего сознания. Жена его, необычайно красивая китаянка, также была членом тайного общества, в котором преподавались на самом деле просветленным учителем особые знания. Со временем она с мужем разошлась в воззрении на путь и способы этой практики, между ними начались конфликты...Тонкая душа, скульптор, крепкий телом и душой с красивой эспаньолкой в стиле а-ля Джонни Деп, начал искать утешения в объятиях на стороне, завел подругу в одном из учебных заведений Сианя, которыми этот город, Бостон КНР, славится. В это время у него родилась двойня, и его выгнали с работы преподавателя изящных искусств за пропаганду настоящего буддийского смысла жизни - он набирал группы молодых учеников и бесплатно их обучал, кто-то донес. Подруга тем временем начала требовать от него развода и обещания на ней женится, характером она превосходила даже его жену. Тот наотрез пошел в отказ, в отрицание.

-- У меня двое детей, я не могу!
-- Ты меня любишь? - спросила любовница.
-- Да, да! - горячо прошептал он.
-- Тогда давай...Оба прыгнем с моста! Каково?!

И они прыгнули. Выбрали особое место, на юге города. Это место называют местом самоубийц, там всегда кто-то тонет. Спасатель, блаженно развалившийся на берегу с закатанной по здешней моде одной штаниной до колена, это "круто", увидев прыжок, не поверил своим глазам. Он моментально вскочил в шлюпку и стал грести на середину крепостного рва напротив стены; вода отсвечивала зеленым, пахло тиной и раками. Девушку за волосы вытащить он успел, скульптор оттолкнул его руку. Жить он больше на свете не хотел. И с широко открытыми глазами ушел на дно, хотя там не глубоко. Габриэль забирал его одежду из районного отделения полиции, мертвенно-бледное лицо жены не давало ему покоя несколько месяцев. Жена потом приняла постриг, стала монахиней в одном из монастырей провинции Сычуань, хотя географически это был уже Тибет. Кому отдали детей, Габриэль уточнять не стал. Вот такая история.

...Войдя в ворота, вы попадаете собственно в старый город, все дороги из которого ведут в Рим – здесь это Джун Лоу, Колокольня. В старину на ее вершине горел сигнальный костер, чтобы жители других городов могли его видеть. Да-да, именно других городов, вы не ошиблись. Вот такая хорошая видимость была в древнем Китае. А что? Мир-то идет к упадку.

Габриэль часто гулял по кривым, узким переулочкам старого города в Сиане и хотел женщину. Но женщина - не шла! Да и опасно это, он лаовай, иностранец. Вдруг изнасилует? Нигде не работает, живет на сдаваемые в Москве несколько помещений на  Старом Арбате, возле магазина "Диета", разным коммерческим организациям, на эти деньги можно жить и в Амстердаме, и в Париже, постоянно пьет. Вернее, бухает. Горько, надрывно, со слезами и тяжело. Живёт в новом микрорайоне,на верхнем этаже стоящей напротив старинной крепостной стены  башни-свечки, почти под облаками,  так высоко, что когда по особым дням в целях
экономии энергии после шести отключают свет, вниз спуститься нельзя. То есть спуститься можно, а вот обратно на 36-й пешком не поднимешься. Да что там спуститься - газ боится с похмелья включать, только иногда «Криминальную хронику» включит по спутниковому телевизору, посмотреть знакомых. Которых в живых уже все меньше и меньше; значит, ему повезло. Которым повезло меньше, тем, что в хронике, - они погибли или сели, а он - нет.

Зовут его Габриэль Бероев. Кличка Архангел Джабриил. Хорошо прокачан, садится на шпагат и в быту аскет. В общем, идеал мужчины 30-40 лет. Универсальный киллер. Но виду не подает, об этом никто не знает. Ну разве что в дождь, в пургу зимой, ночью, часа в четыре утра - в четыре весь Сиань спит, пробежит в шортах и майке вокруг башни пару кругов? Вокруг крепостной стены? Его корпус - А, корпуса Б вообще нет – нет! Так в Китае строят. И не было, и не будет никогда. И вот так он, уехав из Пекина, сидит целыми днями один, в
однушке, сидит, бритый и голый, свет тоже старается не включать после шести, только торшер, город экономит энергию, все развлечения - ковёр да душ. На ковре делает упражнения, потом моется. И телефон. Зелёный, пластмассовый, доисторический. Похож на наш русский, только с другими кнопками. Но телефон глухо молчит, в городе он не знает
никого, это на крайняк, если там вызывать скорую. А просто так звонить ему нельзя. Из Пекина он сбежал в погоне за просветлением, бега есть бега. Что тут!

Ковёр тоненький, старый, протёртый - может, от прошлого жильца?- с дешёвым восточным рисунком, у них в Китае  всё Восток, доведённый до предела - звери, рыбы, птицы, пионы,
на нём и тянется. Поперечный шпагат, продольный. Потом переход с одного на другой, вкручивать таз. Для маваши, высокого бокового удара ногой, самое главное - таз вкрутить, от бедра. Чтобы удар был молниеносным. Потом головой к коленям, тянешь спину, потом «плуг», это когда лёжа на спине касаешься прямыми ногами пола за головой, при этом
мыслишь йогически, потом борцовский «мост», отжимания на кулаках. Был он в России офицер спецназа, десантник, потом мелкий бандит, все знали, такая сверхопасная, злая, ядовитая "серая мышь", "трахала жаба гадюку" было его кредо, а по пейджеру в ночном клубе "Утопия" на "Пушкинской" девочки писали:

Я ХОЧУ ЧТОБ ТЫ МЕНЯ ОТОДРАЛ

Интересно, что там на стрелках о нём сейчас говорит братва, может, что его уже нет? А что?

"а когда достиг просветления опять вернулся в пекин ло е гуй ген все возвращается на свои места брось хлеб свой в воду и он приплывет к тебе через (срок, три?) дня и..."

Он быстро положил оторванный клочок объявления в нагрудный карман потрепанного кафтана, когда-то бывшего чисто-белым, целомудренным и супермодным, и энергично зашагал в сторону метро - ноги-циркули -деформированные, правда, от постоянного передвижения по льду на холодных ветрах. Было освежающе и страшно. Ветер крепчал.

***

До станции метро "Восточные ворота университета Бэй Да", улица И Хэ Юань, 5, район Хайдянь, он добежал быстро. На подушечках пальцев, лавируя гусиным шагом по обледенелой серой тропинке между еще не снесенными торговыми палатками с озабоченными, суетящимися в них китайцами, и ржавыми синими и красными мусорными баками в неположенных местах. Даже зимой столица Китая просыпается рано. Иногда для разнообразия он переходил на боксёрский приставной шаг, пятка-носок, плечи поближе к ушам, спина круглая, язык к небу, член втянут, кулаки закрывают грудь на уровне носа. Он уже совсем не молодой, этот его
член, подумал он. Но пока работает. Можно было, конечно, вместо метро сесть на 320-й автобус, идущий в центр, но он не стал. В метро лучше. Можно умереть быстро. Мы все любим подземное. Хтоническое. Темное. Что там автобус, остановка и остановка. А в метро один взрыв, и - раз! Ты уже на небесах.

В голове крутилось: "Для развития мудрости наибольшую проблему представляют собой различные и постоянные в нашем обществе загрязнения сознания, которые лишают нас возможности видеть явления такими, какие они есть на самом деле, а именно - ненависть, жадность, невежество, влечение разного рода, гордость, надменность, жажда власти и сна, а
также стремление к удовлетворению во что бы то ни стало всех наших пяти желаний. Все это в значительной мере искажает получаемую нами информацию и мешает оценить степень этого искажения, что делает проблему практически нерешаемой. Кроме того, информация может
содержать в себе и искажения, вызванные загрязнениями передающих ее других людей. И во всех случаях, когда мы начинаем ощущать какое-то расхождение между нашими действиями и духовными учениями, мы немедленно истолковываем ситуацию таким образом, что толкователем
мгновенно оказывается само наше эго, в роли духовного советчика, боясь саморазоблачения и стремясь к комфорту. Метафорически это соответствует положению в стране, где церковь и государство отделены друг от друга, как у нас в Раше."

Точно, закрывая глаза и начиная вращать головой, подумал он. Я и сейчас в СССР живу.А не в Пекине или даже Москве. Я умер после Олимпиады. На которой победил всех. Чемпион, мать его! Настоящий чемпион! Русский, заброшенный в КНР, монстр такой. Как, для чего и кто его забросил, не знаю. Такой азиатский "Пикник на обочине", сталкер - он.

Мы все думаем, что мы не такие, как все, а мы на самом деле точно такие же! Знать это и есть прогресс. У всех нас - неправедная концентрация. А мудрость состоит в том, чтобы интуитивно знать, как поступать в следующий момент, добродетель же, конечно, состоит в самом поступке. Нам только кажется, что мы знаем все, и еще кажется, что мы - добродетельны. Вот и не дается нам алмазная истина, а жизнь всегда показывает - вот ты какой. Вместе со всеми делами своими. Фантомные боли. Знаем, что нет у нас никакой ноги, а пальцы болят. И можно даже пошевелить ими, если есть баян(1).Уколоться и растирать свои иллюзорные ноги. Или просто втянуть дорожку(2). Теперь уж чего. Чего уж теперь. Нам вот азиатская культура показывает пальцем на луну и говорит - вот. А мы принимаем палец за луну, луну за палец. Вот это луна, вот! А это просто указательный перст и не всегда с чистым ногтем. А иногда по-цыгански в кольцах. Эх, писать бы и писать ему в жанре китайского эссэ, "суэй би", как куртизанка Сэй Сенагон, да нет времени. Карма сжигает.

Мне осталась одна забава -
Пальцы в рот да веселый свист
...
И бродяжничал я, и скандалил
Для того, чтобы ярче гореть!

А читать о себе мы, русские, не любим, лучше читать очерки, что там и как в других странах, дальних, чужая жизнь, описание красивых обычаев и горизонтов, или стихи. Приятно ведь, и кошельку автора тоже. Хотя какая там литература - в грубую модальность бежим и прячемся, принимаем все за реальность, а потом жалуемся, что устали, мол,- ветер.

Новый порыв ветра дунул так, что весь узор его бега распался, как стоящий на льду замок из картона, и чуть не уронил его на колени. Словно rookie, новичка.

Его тут же снесло, прямо от входа в подземку, к грязной красной стене, на которой большими черно-красными буквами граффити было написано:

БОДДХИСАТТВА РОЖДАЕТ НИ К ЧЕМУ НЕ ПРИВЯЗАННОЕ СОЗНАНИЕ

Сказали бы ещё "в чём смысл прихода Бодхисаттвы с юга".

Бодхисаттва это такое не-существо, спасает всех. А бодхичитта это просветленная "читта", Его сознание. Там всего 12 ступеней до Будды, таких совершенств. И тот, кто стоит на самой низкой, первой, не знает уровня разворота сознания следующего.

Прорывая, как на ринге, грудью этот упругий ледяной заслон немного вбок и назад, он вкинул себя в ведущий вниз тесный проем, и рука привычно заскользила по перилам. Он покатился по ступенькам как маленький хрустальный шар, которого нет. Прямо в узкий
и кривой переход. Мать его. "Мать-мать-мать", отразило сознание, "мать-мать-мать..."

Ветер в переходе был - другой. Наверху был такой нордический wind, словно из Валгаллы, разваливавший тело на две половины сразу, быстро, молча, без рефлексии и по прямой,
как фрисландский двуручный меч. Провисевший на дереве сколько надо, как Один, бог скандинавской мифологии. "Дерево И - ГГ - драссиль", как подпись известного российского писателя, живущего в КНР Гранта Грантова, с двумя "Г".

А этот - наоборот, из Средней Азии, Синьцзяна или Персии, с зехаром(3), медленный, коварный, кроящий тебя кривым бронзовым - или в самом деле медным? - ножом. Он расслаблял и медленно резал, забираясь вместе с десятью тысячами хворей прямо внутрь, куда мог достать, а если ему фартило - в центр, в сердце, почки и печень, такими маленькими смертельными квадратиками и кругляшками.

Пока времени проходило немного, его еще можно было хоть и трудно, но как-то выдавить, а как вживался - съедал, точно и неумолимо, сжевывал, почти безболезненно и навсегда. При этом ещё лицемерно обещал надежду, как правитель и глава церкви  в одном лице. Хотя: бога
нет, мир не был создан за шесть дней, и все мы живем не по правилам, не святые. И - не согрешишь, не покаешься. И потому грех - богоугоден.

Сжав губы и стараясь не дышать, он нырнул, проскользил в этом бассейне спёртого гниющего воздуха до ближайшего разбитого телефона-автомата, вынырнул наверх, вставил дешевую китайскую карту "Telecom" и набрал заученный с детства только одному ему известный секретный номер.

***

Коротким от усталости, разочарования и ненависти к городу Пекину, этому "Тихоокеанскому Риму Азии", приюту уныния и разврата, выдохом через рот вернул себе самообладание и ритм. В животе приятно закололо. Энергия. Такое он редко чувствовал, даже отбывая срок в лагерях.

После трех гудков ему ответили. Мужчина. Разумеется, по-русски.

-- Ветеров слушает, ни хао. Габриэль, как вы там?
-- Как обычно, - сказал бандит. - Обидели меня, сильно.
А потом помолчал и добавил:
-- Хрук.

В этот момент идущая мимо него к противоположному выходу китайская пенсионерка в тусклом дутом пальто, с традиционным нестареющим лицом и беретом на глазах, вдруг остановилась, обернулась, улыбнулась как-то нехорошо и посмотрела ему прямо в переносицу: Габриэля словно ожгло. Чуть выше, между бровей, туда, где, говорят, есть третий глаз. Ветер прекратился, на миг.

В ничтожно короткий отрезок времени - щелчок пальцами актера на сцене - ее глаза изменили цвет с черного на голубой и сверкнули, пытаясь проникнуть прямо в сердечную чакру, в середину его груди, китайцы называют ее "синь лунь". "Враги сожгли грудную чакру", -- вспомнил он слова из песни, услышанной в Москве. Под нее кончали с собой члены общества "Аум Синрикё". И он сразу вспомнил, как там было дальше:

"Благодаря этой пустотной мудрости человек превращает с помощью переданных ему путём нашёптывания заклинаний то, что кажется плохой кармой, в хорошую, и даже не приближается к тому, что, являясь плохой, на первый взгляд выглядит как хорошая карма."

Нехорошо сверкнувшие глаза азиатской пенсионерки погасли. Теперь они были пустые и словно набитые плотной стекловатой. Налились голубой блевотой, как писал особенно часто читаемый, любимый им в эмиграции Сергей Есенин. Её взгляд не выражал ничего. Абсолютно неживой, как у погибшей птицы. Да и людей здесь больше не было. Только он, телефон-автомат, пенсионерка и ветер. Это на него, наверное, Хрук смотрел. Притворялся пенсионеркой, бабушкой. Хрук, он вообще может принимать любую форму.

Как незваный гость, "незваный гость хуже татарина", ветер задул опять, мгновенно раскидав по переходу мусор из бачков, бумажные стаканы, обрывки газет. Погас свет.

-- Хрука я наказать не могу, - помолчав, сказал на другом конце трубки видимо пожизненно проживающий в Китае русский разведчик с ненастоящей фамилией Ветеров. - У меня нет таких прав.

Потом еще помолчал и добавил:

-- Боюсь попутать(4). Что еще?
-- Ничего, -сказал он. -- Дует. Сильно.
-- Дует сейчас везде, -- сказал Ветеров. -- Время такое. Конец света, Кали-Юга. -- И снова помолчал и добавил. -- Всем сейчас дует, и всегда. - Как-будто не присущая шпионам доброта мешала ему сказать должное. Ну вот, наконец: -- Вы, если выживете, звоните.

Габриэлю захотелось закричать, изо всех сил, но крик все равно был бы молчаливым, крик рыбы. Он сдержался, напряг живот. Бешено захотелось в туалет. Сидя, стоя, лежа. Как угодно. В сортир.

-- Спасибо, брат, -- ответил он голосом, срывающимся на шепот от бессилия перед сильными мира сего - никто за тебя не станет спасать мир.  -- Извини! Всех благ. Созвонимся, базара нет. -- И повесил трубку. Не будет больше никакого разговора.

(Полузасохшая мандариновая шкурка, подброшенная в воздух порывом ветра, ударила его
в лицо, стало сухо во рту, голос пропал совсем. Бабушки давно не было. Призрака. Он исчез.)

"Поскольку развитию пустотной мудрости препятствуют загрязнения, необходимо очистить душу и тело, что очень трудно и для чего хорошо подходит "Практика исполнения задуманного" и ряд упражнений, обычных и особых, тайных. За публичное разглашение которых даже циничным людям кара одна - смерть."

И все-таки Хрука обязательно надо остановить, обязательно надо! Всё равно, как! А ветер
крепчал: он поменял цвет.

В метро ветер был желто-рыжий, цвета "измены женщин", женщины изменяют любовникам со своими мужьями, часто представляя желтое, наверху черный, криминальный, бандитский, воровской, как пират-капитан Черная Борода. А сейчас он был никакой, не притворялся
даже серым, что было самое плохое. Это точно был Хрук.

***

Звонивший устало опустился на пол, сел прямо в грязь. Потом достал из кармана дешевую китайскую зажигалку, один юань, фляжку и старую немецкую губную гармошку, три вещи, которые он любил кроме спортзала, книг и войны. Он открутил у фляжки колпачок, поднес ее к потрескавшимся от ветра губам, хлебнул, глотнул. Перевел дыхание, продул инструмент, потом посмотрел вверх, глубоко вдохнул, зажал гармошку в левой руке, правой чиркнул зажигалкой и задержал выдох. Почему-то вспомнился родной Пятигорск: «Не мёртво то, что в
вечности пребудет. Со смертью времени и смерть умрет.» Все, конец истории. Настоящая рубка. Ну и пусть, он устал быть днищем у этого корабля под названием выживание.

Звезды видели взрыв даже в Москве. А в Пекине наступил полный штиль. Капитаном сборных России по боксу и каратэ он так и не стал. Он был обычным "пацаном", завязавшим с преступным прошлым. Но остановить ветер в Китае на благо всех живущих он смог. Наверное,
затем и приезжал?


Примечания: баян(1)- шприц
дорожка(2)- способ приёма кокаина, знают все, зеркальный стол,
банкнота и вперед
- с зехаром -(3)- с сильным опасным подвохом, кавказское слово
- попутать -(4)- поступить неправильно, плохо, не по воровскому кодексу, «понятиям»

Здесь и выше сленг преступников и принимающих наркотики людей. Или
принимающих наркотики преступников. Что часто одно и то же, поверьте...